Карл и Сигизмунд были не просто главами воюющих государств, они были ВРАГАМИ, именно так, с большой буквы. Ненависть, которая искрилась между ними, сжигала обоих лидеров, но особенно польского короля. Потому Московское царство было важным элементом именно что этого противостояния, но в меньшей степени, как некий субъект в политике. Тот, кто сможет приручить Москву, тот получит сильнейшие преференции в противостоянии. И Сигизмунд, в том числе, поэтому не собирался участвовать в русских делах, но и не стал запрещать это делать иным полякам, или литвинам.
И сегодня Карл наслаждался тем, что ему удалось насолить своему противнику. Московское царство готово войти в сферу влияния Швеции. Именно так, ибо от шведского войска в том хаосе, что начался в Московии будет зависеть, если не все, то очень многое [называю короля не Карлом IX, а без числового обозначения, так как коронация произошла только в 1607 году, а пока он только сам считает себя королем, а, по сути, регент при риксдаге].
— Они мне заплатили за то, что Польша объявит московитам войну! Это же просто великолепно! — восклицал шведский король.
Король Карл был весьма эмоциональным человеком или, скорее, он не любил сдерживать свои эмоции, как это постоянно делают другие. Может, поэтому Карл умел все делать искренне: радоваться, огорчаться, злиться. Король не любил переговоры, где нужно юлить, отыгрывать роли. Ну, а все подданные, если не доказали своими поступками обратное, друзья. И Карла любили за такой подход. Может, именно эта любовь подданных и их искреннее желание служить и стало залогом становления Карла королем.
— Представляете, Делагадри, московиты, те, которые кривили лица от упоминания шведских королей, не считая нас ровней, теперь вот где у меня, — Карл сжал кулак и потряс им перед Якобом Делагарди.
Якоб Понтуссон Делагарди был вызван королем Карлом для участия в очень важном для Швеции мероприятии. Генерал должен возглавить шведский корпус для отправки в Московское царство. И особо подчеркивалось королем, что эта миссия может стать ключевой в многолетней войне Польши и Швеции.
— Вы должны войти в доверие к царю, кто бы там ни сидел на троне. Я очень надеюсь, что это будет Шуйский, но и царь Дмитрий так же уже не станет проводить пропольскую политику, поэтому можно и с ним разговаривать. Главное, это с помощью русских войск нанести поражение Сигизмунду, — давал наставления некоронованный шведский король.
— Что мне предписывается делать, если в Московском царстве сменится царь и он откажется от договоренностей? — деловито спросил Делагарди.
— Мне интересно Ваше мнение на этот счет, Якоб, — король скрестил руки, демонстрируя, что ждет ответа.
— Как малое, забрать все, что прописано по соглашению. Что посол Головин предлагал? Ям, Копорье, Корелу? Так можно же создать и герцогство Новгородское с Новгородом, Ивангородом, Торжком, попытаться взять Псков, — отвечал Якоб Понтуссон.
— Великолепно! — воскликнул король. — Вы прекрасно владеете обстановкой. Да, Новгородское герцогство — это прекрасно! Само собой, когда под протекторатом Швеции. Если туда еще кто-нибудь из русских вельмож сбежит, то появляются и юридические обоснования для подобного государственного образования. Так мы вообще замкнем на себе всю русскую торговлю.
— Боюсь, что не всю, Ваше Величество, — Делагарди разгладил свои рыжие усы. — Архангельск. Оттуда московиты торгуют с Англией.
— Я еще больше убеждаюсь, что выбрал для русской миссии правильного человека, — король улыбнулся. — Пожалуй, Вы получите достаточно полномочий для того, чтобы действовать, в том числе и по обстоятельствам. Но скажите, вновь приход Дмитрия в Москву, не разрушит ли наших планов?
— Мой король, только если придет Могилевский самозванец, тогда, да, поляки полностью завладеют ситуацией. Но, я слышал от Головина, как именно развивалось сражение у Серпухова, Дмитрий победит Шуйского, — Делагарди чуть замялся.
— Ну же, Якоб! Я же вижу, что Вы хотите что-то сказать, — сегодня король был более, чем благосклонен к Делагарди.
— Я бы посоветовал моему королю послать письмо Шуйскому и срочно, что его будут ждать в Новгороде. Мы будем ждать. Василия-царя поддерживают северные территории Московии, поэтому он войдет в Новгород, ну, а мы следом. Пусть Шуйский станет первым Новгородским герцогом. Какая разница в том, кто именно станет следовать шведским интересам. Герцогство сможет выставлять до шести тысяч воинов, мы и защитим Новгород, и с поляками продолжим воевать, — высказался Делагарди.
— Сделайте нечто подобное и Вы станете героем своей страны, богатым и знатным героем, — Карл встал для пущей торжественности. — Граф! Да именно так, граф. Оправдайте доверие!
Делагарди преклонил одно колено и склонил голову.
*………*………*
Москва
26 июля 1606 года
— И что, возьмёшь меня? — не верила своему счастью Милка.
— А как не взять, коли… было уже, — удивился Егор.
— Так то ж… я думала, что уже и… порченная… так енто… — не находила слов Милка, дочь Игната из деревни Демьяхи.
— Казак на то меньше смотрит. Да и снасильничали тебя, не сама же в блуд пошла. Вот и бабки сказали, что не понесла ты от того насилия, так что все добре. Ты станешь моей женой, — торжественно отвечал Егор, предавая своим словам напускную важность.
Да, предложение руки и сердца звучало, как одолжение, как будто и нет никаких чувств у парня к той деве, что он спас от смерти и повтора унижений.
Тогда он, по сути, предал, своих побратимов, и Егор сильно тяготился этим фактом. Но не мог парень заниматься душегубством православных. Вот к иным, католикам, или магометанам, так да, с теми можно, но не со своими же. Но далеко не эти доводы были главными, когда Егор принимал решение сбежать с казачьей ватаги. Он впервые влюбился, да так, что испугался той власти, что походя взяла над ним девушка Милка.
Рядом с ней он робел, терял всю свою лихость, становился слабым. Но уже и не представлял, что может жить без Милки.
Они долго пробирались в Москву, именно тут решил обосноваться Егор. Парень и девушка разговаривали, они смотрели за братом Милки, Демьяхом, жгли костер и смотрели друг на друга сквозь отблески огня. А потом Милка купалась, она сильно хотела смыть с себя позор, чтобы начать новую жизнь, а Егор украдкой подглядывал и, казалось, не моргал. Как у них произошла близость, оба так не поняли, туман застил глаза и вот… они уже тяжело дышат в объятьях друг друга и не могут более пошевелится от стыда и страха, что наваждение их накрыло с головой.
Но Егор учился быть с Милкой мужем и не потакать бабе, а Милка училась слушаться Егора во всем и казаться глупее, чем есть на самом деле, чтобы только во всем соглашаться и угождать своему мужчине. Она уже и не чаяла, что может быть все по чину, совести и наряду, но вот предложил Егор венчаться и Милка не могла скрывать свое счастье.
— Любы мой! Как ты скажешь, так и буде, токмо об одно молю тебя, пусчай Демьях живет с нами, я справлюсь и с ним, и тебя обихожу, — Милка смахнула слезу.
— Я уже сказал, и слово мое крепкое, что сын он мне! — гордо, выпучив грудь, сказал Егор.
— Спаси Христос! — сказала Милка.
— Токмо еще одно сделать повинно — крестить Демьяха. У вас в деревне церквы не было, ты сама говорила, что крестили его, как могли, бабы деревенские. Так что, окрестим. Я уже сговорился, и крестным нам станет Матвей Авсеев сын, да Ульяна-Колотуша, — говорил Егор по аккомпанемент всхлипываний и завываний Милки, она рыдала от своего счастья.
Прибыв в Москву, молодая, почти что семья, два дня скиталась по стольному граду, ночуя на постоялых дворах, благо денег было более чем много, столько, что часть закопали по дороге к Москве. Но нужно же было как-то осваиваться. Вот и повстречали они Ульяну, которую прозывали Колотуша, она и посоветовала обратиться к Матвею, чьего отца убили ранее. Ляхи, что есть дом, который пустует от того, что хозяйка в монастырь ушла.
