несколько сероватых матрасов, вокруг которых в два ряда стояли керосиновые лампы, китайские бумажные фонари и свечи. В центре на полу стоял побитый жестяной таз с водой. Никаких больше элементов интерьера в комнате не было.
Однорукий приподнял при помощи конца катаны одну из досок возле входа. Стянув с себя окровавленную рубашку, он бросил ее в приоткрытую щель. Мне вспомнился рассказ патологоанатома о теле с множеством пулевых ранений. Ни единого шрама на торсе я увидеть не смог. Зато культя как-будто стала чуть длиннее и сильно растянула отдававшие желтизной бинты.
- Проходи, - он жестом указал в сторону матрасов.
Я испытал неописуемое облегчение, когда спустя длительное время ходьбы с больной ногой и ноющим боков мог наконец-то сесть и вытянуть ноги.
- Тебя как зовут, кстати? – Спросил я.
- Не помню, - ответил собеседник, усаживаясь возле тазика.
- Ты шутишь? – Своими странностями этот мужик удивляет меня все больше и больше.
- Нет, не шучу, - спокойно ответил он.
- А как тебя называют другие люди тогда?
Однорукий задумчиво отмывал катану от крови в тазике.
- Одна женщина называет меня Ханпал, - вспомнил он, выжимая тряпку чуть более крепко, чем нужно, - я не знаю их наречие и не могу сказать, имя это или прозвище.
- Ты не кимгиец? – Решил на всякий случай уточнить я, смутно представляя, о какой женщине он говорит.
- Нет, я не из их народа.
- Значит гойдиец?
- Гайкокудзин, - поправил Ханпал, - но можно и так называть. Если вам удобнее, то воля ваша.
- Извини, конечно, но я боюсь сломать язык об такие туземные слова, - покачал головой я.
Отряхнув самурайский меч от лишней влаги, Ханпал положил клинок себе на колени. Здоровой рукой и зубами он начал снимать плотные бинты.
- Мое имя ты знаешь, да? – Спросил я.
- Как только ты заговорил о духе… - Не этом слове он запнулся, - понял, да.
Это черное существо сильно пугает такого невозмутимого с виду головореза. Неужели есть для этого серьезные основания? Обязательно следует расспросить подробнее об этом, но чуть позже. Пока же стоит обсудить более отвлеченные и простые темы.
- Почему ты дал деру от химеры с медвежьей мордой? – Постарался сменить тему разговора я.
- Сначала пришел ты, а потом – он. Мне в тот миг показалось, что вас обоих прислал Кирсновский.
- Он раньше присылал за тобой своих питомцев?
- Да, случалось.
- Смотрю, у вас взаимная неприязнь друг к другу, - усмехнулся я, расползаясь бесформенным пятном на матрасе, - за что ты его хочешь убить?
- За это, - коротко ответил он, кивая в сторону бинтованной культи.
Хоть часть руки по-прежнему оставалась замотанной, но уже сейчас можно было провести параллели с франкенштейном. Человеческая кожа ровным рубцом отделялась от чешуйчатой части мертвецкого зеленого цвета.
- Из-за руки? – Сказал я, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться.
- Не столько она. Всегда можно сделать это… - Сказал он и коротким взмахом отсек забинтованную культю, - передай мне бинты. Они во втором светильнике первого ряда.
Я с распахнутыми глазами смотрел на Ханпала. Только что отрубил себе часть руки и даже бровью не повел. Да и сама рука не спешила истекать кровью, мгновенно покрываясь пленкой на месте среза.
- А из-за чего еще? – Переспросил я, бросая собеседнику заказанные им бинты.
- Рука отросла так из-за того, что я ее потерял в один день, - пояснил он, обтягивая рану чистыми белыми полосами ткани, - внутри все тоже изменено. Однако меня тот человек лишил значительно большего. Мои связи с миром были обрублены: все друзья, все знакомые, семья. Этого я лишился по вине того человека.
- А что он сделал такого? – Внутри появилось неприятное предчувствие, от которого я поежился.
- Ты спрашивал мое имя, - голос Ханпала окрасился нотками грусти, - но даже это знание утеряно для меня. Воспоминаний о прежней жизни не осталось. А мое тело изменено в глубине, из-за чего не могу в полной мере осознать свою природу.
- Погоди, а помнишь, как в порту я показал тебе катану? – Жест был повторен мной один в один, - ты мне сказал какое-то «Або». Это разве не связано с твоими воспоминаниями, с прошлым?
- Я и сейчас на нее смотрю, а хочется сказать «Або», - пожал плечами Ханпал.
- Что это значит?
- Не знаю. Иной раз мне на ум приходят воспоминания из прошлой жизни, стоит только что-то увидеть или услышать. На моем сознании лежит туман, который закрывает от меня мое прошлое. Лишь редкие светлячки долетают оттуда на белый свет.
Слова однорукого звучать очень знакомо. Что-то схожее можно сказать и про мои воспоминания. Не один я такой несчастный в этом мире, кто не помнит ничего. С каждым днем растет стойкое ощущение, что прошлое Константина Любомирского закрыто для меня по чьему-то стороннему умыслу. Вот только если раньше это можно было списать на фантомы, созданные мозгом старого хозяина тела, то после слов Ханпала эти сомнения можно отбросить. Что-то действительно ограничивает память. Вот только что?
- Что-то такое есть и у меня, - сказал я, и осторожно пощупал рану на затылке, - только отдельные воспоминания. Не знаешь, как это можно исправить?
- Попади мне в руки такое знание – воспользовался бы, - заканчивая с бинтованием сказал Ханпал. – Но я говорил с той, кто убрал эту пелену.
- Кто это? – Подскочил заинтересованно я, - где искать?
- Она тоже из тех, кто был изменен Кирсновским. Я сторонюсь ее, как и более низших творений того человека.
Та самая девушка с маской на лице, о которой обмолвился как-то химеролог. Вспомнить бы еще, что он тогда говорил. Да вот только боюсь, что голова от этого еще сильнее разболится. Вернусь в отель и сразу пойду к патологоанатому Дмитрию, как к единственному знакомому. Все равно не успею до ночи со всеми навалившимися сегодня на меня делами дойти до больницы.
-
