Вот и выбрали царевича единогласно.
Никто даже не воздержался… не решился…
Хотя без курьезов не обошлось. И после церемонии к молодому королю подошло несколько уважаемых раввинов. Вызвав чрезвычайное раздражение магнатов, впрочем, открыто они им мешать не стали. Испугались сразу вступать в конфронтацию. Кроме того, в Речи Посполитой ведь в те годы проживало больше евреев, чем во всем остальном мире. Так что избежать этого взаимодействия не представлялось возможным. Пусть не сейчас, то потом…
— Мне без разницы, кто вы, — перебил их Алексей. — И ваши традиции тоже неинтересны.
Они напряглись под явные улыбки магнатов.
Алексей же продолжил:
— Я исповедую принципы империи. А для нее это все — малозначительные вещи. Куда важнее то — полезны вы для империи или нет. Приносите вы ей пользу или вредите. Все остальное — мелочи.
— Но что скажут люди? — невольно встрял один из магнатов.
— Если они, — кивнул король на делегацию иудеев, — будут приносить пользу обществу, то только дураки станут их ругать за их особенности. — пожал плечами Алексей.
И, взяв под ручку одного из самых старых раввинов, начал ему рассказывать о своих планах по созданию сети ювелирных магазинов с мастерскими. О том, что он уже пытался, но ему остро не хватает компетентных людей, готовых серьезно и профессионально относится к этому делу.
Впрочем, не только об этом.
В сущности, весь их разговор сводился к простой формуле: не раздражайте людей спорными или откровенно дурными делами. Самым прозрачным образом намекая на то, что вопросы ростовщичества и банковского дела он изымет из частного оборота. Отдав в ведение государству. Так же, как и в России. А им всем было бы неплохо заняться нормальным ремеслом. Да, он знал, что большая часть евреев Речи Посполитой жила в селах и питалась с сельского хозяйства. Скудно. Ну так к нему и подошли пообщаться люди, представляющие интересы совсем другой прослойки иудейского общества. Вот им он и доносил правила игры. В какой-то мере не самые приятные. Ведь требовалось меняться. Но, что намного важнее, Алексей показывал: с ним можно договариваться. И, в принципе, у него нет никаких предубеждений перед иудеями. Главное ведь дело. Ибо по делам их узнаешь их. А как именно они поклоняются Всевышнему — это уже детали…
— … так что, — подвел итог король, — вы подумайте и денька через три ко мне подходите. Поговорим более предметно.
— А как же наш вопрос?
— Так это он и есть. Будете противопоставлять себя окружающим — никто вас не защитит. Так ведь? — спросил он у магнатов, и те вполне охотно кивнули, ибо этот заход раввинов им крайне не понравился. — Но если вы найдете способ быть полезными стране и короне, то и страна, и корона будут отстаивать ваши интересы.
— А Россия?
— А что Россия? Там другие люди живут? У нас кого там только нет. Даже буддисты и разного рода первобытные язычники. Спасение души — личное дело каждого. Ибо каждому по делам его. Не так ли?
— И вы терпите язычников?
— А куда деваться? — развел руками Алексей. — Спасение душ дело духовенства. Светским властям надо делать все возможное для того, чтобы тела кушали хорошо, спали мягко и чувствовали себя в безопасности… при условии соблюдения ими законов.
— Но…
— А как иначе? Каждый делает свою работу. Раввины же коровники не чистят. И это правильно. Это не их работа. Посему плох тот светский правитель, который забывает о спасении душ своих подданных. И будь проклят тот, что помнит только об этом, ибо ему вручается Всевышним земная власть и таким доверием пренебрегать страшный грех.
Раввин кивнул, очень странно глядя на Алексея.
Тот же с ним распрощался и пошел дальше. Впереди его ждали торжества. Евреев же магнаты очень быстро оттерли от процессии, оставив в задумчивом состоянии. Они не этого хотели услышать, но в словах короля был свой резон и своя логика. Обычно европейские правители так не рассуждали, да и исламские тоже…
Эпилог
1716, декабрь, 31. Москва
Главный кафедральный собор России — храм Христа Спасителя — блистал. Отделка, даже спустя такой срок, не закончилась. Но даже то, что получилось — выглядело монументально. Впрочем, тусклое освещение скрадывало большую часть недоделок.
Два ряда подсвечников шли от главного входа через весь храм.
Между ними — широкая красная дорожка. Бархатная.
Петр вошел.
Настолько торжественно, насколько был способен.
Прямо у дверей начинались дипломаты, тянущиеся вдоль дорожки с обоих сторон от нее.
Потом шли главы стран Советского союза.
И наконец — иерархи христианства. Все пять патриархов старой Пентархии. Карл Габсбург даже Папу прислал по такому случаю. А куда деваться?
Царь медленно пошел к ним по ковровой дорожке.
Торжественный.
Эффектный.
Костюм для этой церемонии продумывали года два. Поднимая всякие-разные источники и выверяя его облик.
Петр входил в храм полном военном облачении.
Архаичном донельзя.
Таком, что казалось, он — ожившая статуя, сошедшая с какого-то пьедестала.
Ранняя византийская чешуя прикрывала тело. На голове — характерный шлем с антропоморфной личиной, изображающей лицо самого Петра. Даже усы для пущего эффекта приклеили. Руки с ногами тоже прикрыты сообразно реконструированными доспехами. На поясе — характерный чеканный воинский пояс, очень богато украшенный. Все щедро позолочено и подбито красной тканью, идущей с легким выпуском. В левом руке — каплевидный щит с гербовым орлом на красном поле. В правой — короткое копье с широким наконечником.
Пока царь шел — патриарх Руси громогласно вещал, хорошо поставленным голосом, рассказывая о том, что Петр предстал в облике князя Владимира — крестителя. Таком, какой смогли восстановить ученые. Что, де, тот был богато одарен василевсом и вернулся на Русь в подобном облике, принеся с собой свет христианства.
Наконец, Петр достиг назначенной точки — белой овчины на коврике. Встал на нее. И сразу к нему приблизились трое. Сын принял копье. Жена — щит. А невестка — шлем.
Отошли, повинуясь жесту патриарха.
Сам же царь преклонил колено, широко перекрестившись.
Позволил помазать себе лоб елеем.
И с подушечки шелкового бархата патриарх Антиохии взял специально для такого дела изготовленную императорскую корону. Передал ее следующему иерарху. Тот третьему. И так — до главы христиан Руси, который, торжественно провозгласив создание новой империи, водрузил корону на голову Петра…
Тишина.
Несколько секунд оглушающей тишины.
Бывший царь прислушивался к своим ощущениям. А люди ждали, прекрасно осведомленные о ритуале.
Небольшая заминка. И Петр встал, повинуясь жесту патриарха. Иерархи расступились, пропуская его дальше. К чему-то большому, прикрытому белыми простынями. Мгновение. И они полетели на пол, обнажая грандиозный трон. Сборный, разумеется. Так, чтобы его можно было относительно спокойно переносить по частям. Впрочем, эта деталь укрывалась от глаз и для наблюдателей. Им он казался единой монументальной композицией.
В центре на пьедестале с тремя ступеньками располагался большое, массивное кресло мамонтовой кости. Его ей не отделывали, нет. Просто изготовили целиком, специально подбирая бивни покрупнее… По правую руку от кресла находился медведь, олицетворявший европейскую Россию. По левую — амурский тигр, который был недавно провозглашен символов зауральской России. Оба очень крупные, с оскаленными пастями и в напряженных, взъерошенных позах. А сверху, на спинке трона, восседал мощный двуглавый орел, украшенный короной — копией той, что покоилась на голове Петра.
Все эти три фигуры были настолько хорошо и натуралистично выполнены, что в полутьме храма казались удивительно живыми. Словно пугающих размеров хищники, застывшие перед атакой. Отчего даже сам Петр вздрогнул и растерялся на несколько секунд, сразу, как спала ткань, и композиция предстала во всей своей красе. Хотя он видел ее уже много раз… Да, что и говорить — вместе с сыном продумывал все вплоть до мелочей. Но до сих пор не мог привыкнуть…
