Мгновение.
И Петр, справившись с мимолетной робостью, подошел к трону. Развернулся. Замер. Иерархи же один за другим стали подходить и, принимая с бархатных подушек, вручать ему инсигнии.
Первый подошел и надел на шею золотую чеканную цепь ордена Андрея Первозванного. Но не простую, а особую, выражающую право награждать. Всем и всех.
Второй повесил на Петра плечевую перевязь с державным мечом. Специально изготовленным в подражание древним образцам. Как символ высшей воинской власти и права вести войны на свое усмотрение.
Третий надел на Петра плащ из горностая, подчеркивающий особый статус государя и его право крови.
Четвертый вручил скипетр, изготовленный в виде изящной булавы с двуглавым орлом на конце. Отчего он чем-то напоминал довольно популярные позже маршальские жезлы, только, конечно, безгранично более красивый. Он выражал право императора карать и миловать на свое усмотрение.
Пятый дал ему «яблоко» державное, выполненное в виде земного шара, на котором моря выложены пластинками сапфира, а земля — изумруда. Ну и с золотым крестом. Которое символизировало власть земную.
Патриарх же Руси громогласно комментировал каждый шаг, рассказывая, что и зачем вручается…
Наконец, завершилось.
Все шесть иерархов синхронно поклонились Петру. А вслед за ними и остальные почетные гости.
Вспыхнуло дополнительное освещение — электрическое, позволяющее облику императора заиграть во всей красе. Защелкали вспышками фотоаппараты, до того укрытые вдали. И он, выдержав театральную паузу, с максимальной торжественностью сел…
Тяжелые, можно даже сказать, мучительные роды новой империи завершились. Почти что в те же сроки, что и в оригинальной истории. Только вот держава получилась совсем другая. И нужды добиваться признания такого провозглашения не было — все значимые державы да союзники загодя выслали своих людей засвидетельствовать это событие…
Алексей едва заметно усмехнулся, глядя на Петра.
Империя.
Кто бы мог подумать, чтобы он сам, своими руками, занимался бы такими глупостями? Впрочем, а почему нет? Отец ей грезил. Он мечтал встать в Европе наравне с Кесарем. Каким бы Алексей был сыном, если отказал отцу в этой малости?..
Послесловие
Шел 1772 год.
Алексей устало смотреть сквозь смотровую щель бункера на стартовую площадку.
Секунда.
И пошел взлет. Отчего все вокруг ракеты окуталось дымами с местами прорывающимся пламенем.
Несколько мгновений.
И она пошла вверх, медленно разгоняясь.
— Двадцать вторая попытка. — грустно прошептал император, который с упорством, достойным лучшего применения, пытался вывести на орбиту первый спутник. Ради чего и над ракетами десятилетиями работал, прекрасно зная, куда копать в целом, и электронику развивал, пусть и предельно примитивную.
И пробовал.
Пробовал.
Пробовал.
— Первая ступень отошла, — доложил кто-то.
— Эту стадию многие попытки проходили…
Алексей устало отошел от смотровой щели и сел в кресло. От переживаний снова прихватило сердце.
Прикрыл глаза.
Годы брали свое. Вообще чудо, что он смог столько прожить…
Мир изменился. Ускорился. Трансформировался.
России же удалось сохранить темп развития. Да, постоянно маневрируя между направлениями, но… но… но…
Держава оставалась монархией.
Это было нехорошо и неплохо. Просто одна из форм управления. Алексей прекрасно знал, что никакая демократия не является панацеей. И что в самой формально свободной стране всегда можно оформиться закрытая элита, похоронив все. Поэтому и не пытался менять формальную сторону вопроса… обертку. Он работал над содержанием.
Что у него получалось? Да черт его знает. Какая-то гремучая версия, отдаленно напоминающая китайский социализм. Очень отдаленно…
Никакой давящей идеологии, но в ключевых местах — строгое регулирование. Никакого универсализма общества, однако, любой мог довольно широко перемещать по социальной лестнице. Причем в любую сторону. Все зависело от того, насколько он для этого общества был полезен. Хотя, конечно, аристократические кланы в основном сохранились. Да. Пусть и в видоизмененном формате из-за обширного вливания свежей крови. Той самой — талантливой.
Что еще? Элементы меритократии и социальной справедливости. Именно элементы, так как эти идеалистичные концепции совсем «не натягивались на глобус» реальности в полном объеме.
Как такого интернационализма не получилось, но и явных проявлений национализма он не допускал, пресекая на корню. Особенно если мало-мало прослеживался в них иностранный интерес. Да, «советского человека» у него не получилось воспитать. Но на базе русской культуры, критически расширенной за счет обширного заимствования всякого-разного, удавалось создать что-то в духе русского мира, в котором нашлось место всем, кто того пожелал. И европейцам, и азиатам, и африканцам.
Это все сложно было назвать или куда-то отнести. Смешение всего и вся. Алексей просто хотел, чтобы система работала, и людям в массе завтра жилось пусть немного, но лучше, чем вчера.
Сына и внука он воспитал в этой же парадигме, подготовив смену так хорошо, как смог. Первый, к слову, женился на весьма достойной индианке, красивой и весьма умной. А второй — на дочери дома Айсиньгьоро, тоже достаточно интересной. Обе не только улучшали, как говорится, «породу» за счет личных качеств, но и несли много политических выгод. Император вообще крайне щепетильно относился к бракам всех своих детей и внуков. Сурово и безжалостно к чувствам. Не позволяя в это дело вмешиваться столь ветренным факторам. И к такому же приучал сына с внуком… и прочих…
— Алексей Петрович, тебе плохо? — подскочив, спросил кто-то из генералов.
— Как там ракета? — едва слышно спросил он.
— Летит пока. Ждем сигнала.
Император вымученно улыбнулся.
Чувствовал — время его заканчивается…
Минуты тянулись невыносимо долго. Самочувствие его стремительно ухудшалось. Казалось, что он вот-вот умрет и держится только на силе воле…
— Есть сигнал! — наконец, радостно воскликнул оператор.
— Как много еще предстоит сделать… — с трудом произнес свои последние слова Алексей умирая. А вокруг планеты полетел первый искусственный спутник, непрерывно долбящий морзянкой одно, странное, и никому непонятно почему выбранное императором слово: «Поехали!»
