не приучены. У них одна задача — нападать и убивать. Зачем, для чего — об этом вряд ли задумываются. По той простой причине, что задумываться особо нечем.
Но волкодлак меня удивил.
— Х-х-хозяин, — услышал я.
— О как. Это что ж за хозяин такой? Уж не лесной ли, часом?
— Лес-с-сной.
— И он велел вам напасть на деревню? Верно я понял?
Это вопрос остался без ответа.
А в грудь ударила молния. Как и думал, три родии. Волкодлак сдох.
Я, ругнувшись, выдернул из поверженной туши меч, вытер о шкуру. Окинув взглядом поле боя, убедился, что два других волкодлака не ушли. Над одним, опираясь на меч, стояла Земляна, над другим — Егор. Почему-то в компании Захара.
Над раненными уже хлопотали. Я направился туда. Меня весьма занимал вопрос, который задала Земляна — едва мы оказались здесь. Какого хрена Никодим начертил Знак не где-нибудь, а в церкви⁈
Однако прежде чем задавать какие-либо вопросы, Никодима надо было вылечить. Я направился к нему, на ходу крикнув:
— Егор, Гравий, Захар — проверьте село! Земляна — давай с ними. Раненым нужно помочь. И осторожнее, твари могли остаться. Фока — жив?
— Ишшо поохотимся! — весело ответил Фока.
Я кивнул в знак своей радости и подошёл к Никодиму. Акакий как раз от него отступился.
— Силов у меня не хватает, — сказал он и указал на бок охотника, основательно продранный не то лапой, не то зубами волкодлака.
Видно было исключительно хреново.
— Свет соорудите какой-нибудь, — велел я.
Смотреть, что именно делает Фока, не стал. Просто убедился, что сделалось светло. Присел, достал кинжал и разрезал рубаху, освобождая рану. Присвистнул.
Н-да, основательно. Если уж у Фоки сил не хватило…
Впрочем, сдаваться без боя было не в моих правилах. Я скастовал Остановить Кровь. Этот Знак у меня был раскачан до второго уровня, третий — уже лишь со следующего ранга. Однако уже на втором уровне справочник обещал заживление глубоких ран.
Тут рана была как раз глубокая, то, что надо. И я буквально ощутил, как из меня вытягиваются силы, аж в глазах потемнело. Но терпел, скрипя зубами, до тех пор, пока не отпустило.
Рухнул набок, едва успев подставить руку. Тяжело задышал. Ощущение было такое, как будто я, по молодецкой дури, крепко перебрал водки, и меня вот-вот вырвет.
Однако зрение быстро прояснилось, и я увидел, что рана выглядит гораздо лучше. Только вот я больше помочь ничем не могу.
— Эй, кто-нибудь! — позвал я. — Дочините парня.
Рядом немедленно случился Севастьян. Упав рядом с раненым собратом на колени, простёр над раной ладони и сосредоточился. В ход, надо полагать, пошло Заживление. Я увидел, как повреждённые ткани начинают нарастать здоровыми. Зрелище было крайне залипательное, особенно если ты лежишь на боку, в крайнем истощении, вот как я.
На лбу у Севастьяна выступили капли пота, руки задрожали. Он тяжело задышал и повалился на задницу.
— Н-не могу больше, — мотнул головой.
Тогда Никодим, явно почувствовавший себя гораздо лучше, сам скастовал на себя нужный Знак, и рана заросла ещё немного. Однако всё равно — не до конца.
Подошли Яков и Прохор. Один за другим, внесли свои пять копеек каждый, и Никодим наконец-таки обзавёлся гладким и ровным боком. После этого он, кряхтя, сел и перекрестился, глядя на церковь.
— Вот, кстати, о религии, — вспомнил я. — Тебя какая беда заставила якорь исполнять в церкви?
Никодим, повернувшись, посмотрел на меня озадаченно.
— Так ведь — чем не место? Знамо дело: Знак надо ставить там, куда просто так никто не залезет, где тихо и безлюдно.
— Это в церкви, что ли, безлюдно⁈
Я, кряхтя, поднялся. Кто-то — кажется, Акакий, — помог мне устоять на ногах, придержав за локоть.
— Христом-богом! — опять перекрестился Никодим. — Она ж заброшенная стояла! Я узнавал, народ спрашивал. Там пару лет назад непотребство произошло, девица повесилась. Вот и закрыли церкву, попа услали. И ходить туда боялись — мол, привидение завелось. Я-то знаю, что никаких привидений нет! Я-то охотник.
В словах Никодима была мощная логика. Если бы я наткнулся на «дом с привидениями», то тоже посчитал бы его идеальным для якоря. Однако теперь возникал ещё один серьёзнейший вопрос…
— Меня отцом Василием зовут, — объявил подошедший священник. — Храни вас Господь за то, что вы делаете, дети мои! — и широко нас перекрестил.
— Отец Василий. А сам-то ты что делал в закрытой церкви? — спросил я, пристально глядя на ноги священника, прикрытые рясой.
Полы её доходили до самой земли. Не разобрать даже, что за обувь. Не говоря уж о том, чтобы разглядеть, какой ботинок, или что там у него, на левой ноге, а какой на правой…
— А меня прислали эту церковь повторно освятить и открыть для посещения, — бодро отрапортовал священник. — Потому как негоже это — селу без церквы стоять! Где ж людям спасения-то искать, как не в храме господнем!
Я медленно вытащил меч и поднёс острие к горлу священника. Отец Василий вытаращил на меня глаза.
— Ты чего, сын мой? Нешто бес тебя попутал?
— Рясу задери, — приказал я.
У священника начал дёргаться глаз.
— Ты чего это?..
— Рясу задрал, быстро!
Священник подёрнул своё одеяние вверх — и я увидел его обувь. Видавшие виды, припорошенные пылью сапоги. Надетые так, как надо. Выдохнул и опустил меч.
— Прости, отец. Дело такое — кругом враги, расслабляться никак.
Отец Василий тоже выдохнул.
— Прощаю, сын мой, — он отпустил рясу. — Дело ваше правое и богоугодное. И ежели в ком-то тварь обернувшуюся заподозрили, то проверить надо всенепременно.
Ишь ты, какой прошаренный. Теперь моя подозрительность сменилась интересом.
— И много ты, отец, знаешь про обернувшихся тварей?
— Всё, что священнослужителю положено, — удивился священник. — Нешто думаешь, попусту нас обучают? Ну и кое-что сверх того. Интересовался, в силу природной моей любознательности.
— Тогда я к тебе попозже заскочу ещё. Меня любознательностью природа тоже не обидела.
— В любое время, сын мой, — закивал отец Василий. — В любое время!
Продолжить интересную беседу мы не смогли, поскольку из деревни вернулась отправленная на разведку часть отряда.
— С десяток человек твари насмерть задрали, — доложил Егор. — Остальные успели попрятаться.
— Такое чувство, — добавила Земляна, — будто волкодлаки почуяли, что мы пришли. Оставили
