за один день? – спросил я Зубейду, опять усаживая её себе колени и целуя во всё тот же носик.
– Не знаю, – прижимаясь ко мне, отговаривается Зубейда.
– Будем ужинать или сделаем что-нибудь ещё до ужина? – шепнул я ей на ухо.
– Как скажете, Сержи-сахеб.
– Или, может, не до, а после ужина?
– Как скажете, Сержи-сахеб.
Мы не были уверены в правильности выбора из "или – или" и поэтому сделали это «что-нибудь» до ужина. А потом, на всякий случай, чтобы уже точно не допустить ошибки в выборе, сделали «что-нибудь» ещё и после ужина. И только успели привести себя в относительный порядок, как к нам пожаловал Ахмед-ага и тяжело опустился на оттоманку напротив меня. Зубейда мгновенно поставила на столик поднос с фруктами и сластями.
– Чай или кофе, Ахмед-ага?
– Надо поговорить, – хмуро произнёс он. Зубейда поклонилась ему и направилась к двери. – Зубейда, останься. Разговор будет о тебе. Сядь рядом со мной.
– Что случилось? – поинтересовался я.
– В общем-то, ничего. Кроме одной досадной ошибки, которую мы все невольно совершили вчера с покупкой Зубейды. Конечно, кто мог знать, но, тем не менее, проблема возникла, и довольно запутанная. Я один без вас разрешить её не смогу.
– Ахмед, не говори загадками.
– Сейчас, соберусь с мыслями. С Бахтияром-хаджи – отцом Зубейды – я знаком очень давно и многим ему обязан. Правда, встречаемся мы очень редко, а дома у Бахтияра я был всего раз где-то лет десять назад. Ты, Зубейда, была тогда крошкой, как Джамиля, и помнить меня не можешь. Хотя и крутилась около нас. А я тебя узнать на рабском рынке тоже никак не мог. Ты ведь выросла и изменилась. Последний раз мы с твоим отцом, Зубейда, разговаривали в медресе Акбара где-то с год назад. Как и за что он угодил в зиндан, я не слышал. Иначе просто внёс бы выкуп, и тебе, Зубейда, не пришлось бы стоять на рабском рынке.
– Ахмед-ага, так вы тот, кого мой отец называет Ахмед из ниоткуда? – воскликнула Зубейда.
– Вот именно. И получается, что в то время, когда мой хороший товарищ попал в беду, я покупаю его дочь в рабыни для своего молодого приятеля.
– Вот так каша заварилась, – только и смог промолвить я.
– Но вы же ни в чем не виноваты, Ахмед-ага, – попыталась успокоить его Зубейда, взяв за руку. – Это я что-то не так сделала. Мама, наверное, вас знала, но она весной умерла. Когда отца схватили, я осталась одна с младшей сестрой. Мне нужно было как-то разыскать друзей и знакомых отца. Правда, как? Он о них говорит мало. Вы же знаете его, Ахмед-ага. Затворник, молчун и бессребреник. Умрёт, а никого о помощи просить не станет. Всё сам и сам. Что мне оставалось делать, когда его кинули в зиндан? Мы с сестрой оказались как в пустоте, и денег в доме ни куруша. А визиря Джафара все боятся.
– А Джафар-то тут причём?
– Причём его сын Саид. Когда я как-то зашла к отцу в медресе, то Саид меня там увидел и воспылал. Проходу от него не стало. Очень наглый и самовлюблённый. Недавно Саид дождался меня около нашего дома, схватил меня за руку и пытался обнять. В это время вышел отец. Его разговор с Саидом кончился тем, что Саид унёсся с воем и сломанной рукой. Вы же знаете, Ахмед-ага, какой отец здоровяк. Вот и вся история. На следующий день пришли стражники и забрали отца.
– Да, по слухам, Джафар – ещё тот фрукт. Мстительный и злобный, – задумчиво произнёс Ахмед. – Но не в этом проблема. Джафара укротить мы как-нибудь сможем. А вот между нами самими возникла запутанная история. Как её распутать? Отца-то отпустили? Что он тебе сказал, когда узнал, почему?
– Отпустили, Ахмед-ага. Сразу, как только я внесла выкуп. Мне он ничего не сказал. Погладил по голове и молча поцеловал. Ходит мрачный.
– Да, – согласился я, – довольно-таки запутанное положение создалось. Но вопрос-то не в этом.
– А в чём же?
– Создаёт ли эта запутанность кому-то какие-то тяготы? Если создаёт, то имеет смысл что-то попытаться изменить. А если тягот нет, то не надо эту запутанность и трогать. Всё само распутается со временем. Это моё мнение.
– Зубейда, а ты что скажешь? – спросил Ахмед.
– Я в растерянности. Но и отказываться или просить освободить меня от моих обязательств я не буду.
– Понятно. Дочь своего отца. Принципиальная и щепетильная. Что эти слова означают, представление имеешь?
– Первое знаю. Щепетильная – это как?
– Честная, обязательная в мелочах. Что-то в этом роде.
– Спасибо.
– Не за что. Вот твой договор, – и Ахмед передал бумагу Зубейде. – Делай с ним, что пожелаешь и поступай, как помыслишь. Но нам не хотелось бы, чтобы ты от нас ушла.
Зубейда молча и задумчиво, довольно долго рассматривала бумагу. Потом, словно решившись на что-то неминуемое, без слов протянула её мне и вопросительно уставилась на меня своими синими глазищами. Я тоже прочёл бумагу.
– Ну, что же, документ составлен правильно. Со знанием дела. Но поскольку сейчас он передаётся из рук в руки с явным намерением передачи и прав, то это должно быть соответствующим образом оформлено. Ахмед, ты должен сделать на этом договоре передаточную надпись в пользу Зубейды. Потом Зубейда сделает надпись уже в мою пользу. Иначе я не смогу продать Зубейду кому-нибудь, когда она мне наскучит. Где чернила? Нет? Что это за дом, где нет чернил! Возмутительно! Тогда, чтобы никто не имел возможности изменить свои намерения, сделаем вот это, – и я разорвал бумагу на мелкие клочки.
– Я не уйду от вас, – тихо сказала Зубейда, и Ахмед облегчённо вздохнул.
– Я же говорил тебе, Серж, что она хорошо воспитана и будет выполнять свои обязательства даже без всякой бумаги. Мы обречены, Серж.
– Обречены? На что?
– Нам теперь никогда от неё не избавиться. Без договора её не перепродать, – и Ахмед заразительно рассмеялся.
Глядя на него, засмеялись и мы с Зубейдой. Словно гора спала с плеч. Отсмеявшись, Ахмед обратился к Зубейде:
– Сходи, пожалуйста, с утра домой и попроси отца встретиться со мной в моей ковёрной лавке завтра после вечерней молитвы. Как бы он каких-нибудь глупостей не натворил. А ты, Серж, сходи к Синдбаду и попроси его поговорить с Джафаром. Синдбад знает, как всё устроить. Ещё передай, что послезавтра мы с тобой уезжаем. Пусть все приходят завтра вечером ко мне. Посидим.
– Послезавтра? – упавшим голосом переспросила Зубейда. – Так скоро?
Солнечный луч уже давно поднявшегося светила через открытую дверь террасы упал мне на лицо. Отвернуться и поспать ещё или открыть глаза и пробудиться? Выбрал второе. Рядом, уткнувшись своим очаровательным носиком мне в плечо, тихо посапывает Зубейда. Осторожно поворачиваюсь, чтобы не разбудить её. Волна её роскошных черных волос прикрыла лицо и плечо. Бережно сдвигаю пряди,
