славе и добыче. Они преодолевали все трудности, поддерживая друг друга и веря в своего царя. Оставив позади очередной крупный населенный пункт во Флоренции, перед нами открылась дорога на Рим, которая петляла по широкой долине, озаренной ярким солнцем. Здесь пейзаж сменился: вместо суровых скал и хвойных лесов появились пологие холмы, оливковые рощи и виноградники. Погода тоже стала мягче, воздух наполнился ароматами цветущих растений.
По мере приближения к Риму, на дороге становилось всё оживленнее. Нам встречались торговцы, паломники, крестьяне, везущие свои товары на рынок. По их лицам читались любопытство, настороженность, а иногда и страх. Слухи о гардарской армии, идущей на Рим, уже дошли до этих мест.
По мере приближения к Риму, я ожидал увидеть следы осады: опустошенные поля, сожженные деревни, укрепления и лагеря войск Ходота. Ведь вятич должен был высадится с моря и начать осаду две недели назад. Но ничего этого не было. Дорога была оживленной, крестьяне мирно работали в полях, а на лицах встречных не читалось особой тревоги.
Мы ускорили шаг, стремясь как можно скорее добраться до Рима и выяснить, что происходит. По мере приближения к городу, тревога в моей душе нарастала.
— Что-то здесь не так, Ларс, — сказал Метик, который тоже заметил странность.
— Где войска Ходота? — нахмурился Омуртаг.
— Не знаю, — мрачно ответил я, — но скоро узнаем.
И вот, наконец, показались стены Рима. Огромные, массивные, сложенные из тёсаного камня, они производили внушительное впечатление. Над стенами возвышались купола церквей, башни и колокольни. Но нигде не было видно следов осады: ни осадных машин, ни разрушений, ни лагерей гардарских воинов.
— Что за хрень? — пробормотал Метик.
Я тоже был озадачен и встревожен. Где Ходот? Что случилось с его армией? И почему Рим не осажден? Вопросы роились в моей голове, но ответов не было.
Приближаясь к городским воротам, я видел, как на стенах собираются люди. Они смотрели на нас с любопытством и тревогой, не зная, чего ожидать от северных варваров. Что интересно, особой паники не было. То ли они привыкли к осадам, то ли уже подготовились к любым неприятностям.
Я выехал вперёд, сопровождаемый несколькими легионерами, и остановился напротив ворот, метрах в трехстах.
— Я — Царь Гардарики Ларс, — громко объявил я, — я хочу говорить с вашим правителем!
Рядом со мной стояли Метик с Омуртагом. София, Ага и Умка находились чуть позади с десятком легионеров. Пятнадцатитысячное войско взяло в полукольцо вечный город.
Я терпеливо ждал ответа, гадая, что происходит внутри города и почему нет никаких признаков Ходота и его армии. Мои сотники организовали разъезды, планируя взять город в плотную осаду.
Прошло около получаса, прежде чем городские ворота медленно отворились, и оттуда вышла небольшая процессия. Во главе нее шел высокий мужчина в папской тиаре и богато украшенной ризе. Его лицо показалось мне знакомым. И тут я узнал его: Филипп, еписк, служивший понтифику как «серый кардинал», устраняющий неугодных папскому престолу. Мои подозрения подтвердились.
— Филипп… — невольно вырвалось у меня.
Он усмехнулся, его глаза холодно блеснули. Серый кардинал стоял рядом в окружении своей свиты.
— Удивлен, Ларс? А я вот ничуть. Я знал, что ты рано или поздно окажешься здесь.
— Кто бы сомневался, с учетом знаний от «гостей».
— Я занял место, — ответил Филипп с усмешкой, — которое мне по праву принадлежит. И вот теперь мы снова встретились.
— И это место — Папский престол?
— Это всего лишь инструмент, Ларс, — хладнокровно ответил Филипп. — Инструмент для достижения высшей цели.
— И какова же эта цель? — спросил я, зная ответ.
— Порядок. Единая вера. Единое правление. Мир, объединенный под одной властью, — провозгласил Филипп, и в его глазах загорелся фанатичный огонь.
Я понял. Филипп не просто стал Папой. Он возглавил Триумвират.
— Филипп, — сказал я, стараясь говорить спокойно, — я знаю все о Триумвирате. Я знаю о ваших планах. И две головы из трех я уже снес.
Филипп приподнял бровь, но в его глазах не было удивления.
— Ты просто передал власть трех — мне, — улыбнулся он.
— Сомнительно, — фыркнул я, — каганат разрушен, патриарх упразднен как политическая фигура. А о твоих целях мне известно.
— Интересно, что это тебе известно? — спросил он, скрестив руки на груди.
— Неважно. Важно то, что я не собираюсь быть пешкой в твоей игре, — отрезал я, — я пришел сюда не для того, чтобы служить твоим амбициям.
— А зачем же ты пришел, Ларс? — спросил Филипп с усмешкой, — За славой? За добычей?
— Для начала — за своей женой. А потом — за порядком, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — За справедливостью. За тем, чтобы народы жили в согласии.
— И ты думаешь, что сможешь этого достичь, воюя со всеми подряд? — Филипп рассмеялся. — Ты наивен, Ларс. Мир — это хаос. И только сильная рука способна навести в нем порядок.
— Сильная рука, которая ворует беременных женщин и навязывает свою волю другим? — спросил я. — Нет, Филипп. Я не верю в ваш порядок. Он основан на лжи, насилии и страхе.
— А на чем основан твой порядок, Ларс? — спросил Филипп, — На силе топора? На законах крови? Это путь варвара, а не правителя.
— Мой порядок основан на справедливости, — ответил я, — Я не хочу править миром, Филипп. Я хочу, чтобы каждый народ сам решал свою судьбу.
— Красивые слова, Ларс, — сказал Филипп, покачав головой. — Но это всего лишь утопия. Мир слишком сложен, чтобы им управляли такие идеалы. Нужна единая сила, единая воля, единая вера. И Триумвират готов стать этой силой.
— Ты хочешь объединить мир под своей властью, — сказал я, — навязать всем свои порядки. Ты хочешь придумать правила, которые сам же потом будешь менять, если они тебя не устроят. Знаю, проходили… Но ты забываешь, что люди не стадо овец. Они будут сопротивляться. Они будут бороться.
— Пусть сопротивляются, — холодно ответил Филипп, — я готов к этому. У нас есть сила, у нас есть ресурсы, у нас есть даже вера. И мы победим.
— Филипп, — я хмыкнул, — рано или поздно твоя империя рухнет, как рухнули все империи до нее. Уж Риму это должно быть известно, — и да,
