Рим — мой. Держи Буллу Лотаря, — заявил я, передавая письмо франкского соимператора.
Филипп на мгновение замолчал. Он взял письмо и разорвал, не читая. Его скулы напряглись. Он сделал знак одному из своих спутников.
Рогволд. Тварь подколодная с улыбкой гиены, растянувшейся в лопатообразной бороде. Он вынес вперед небольшой сверток из ткани. Развернув его, Филипп показал мне что-то знакомое. Деревянный протез Радомысла!
— Ты знаешь, что это? — спросил он с ледяным спокойствием.
— Протез Радомысла, — прохрипел я, чувствуя, как гнев и боль сдавливают мое горло.
— Верно, — кивнул Филипп, — твой дядя, верный друг и советник слишком мешал. Он стал… обузой.
Я сжал кулаки, пытаясь сдержать ярость.
— Ты заплатишь за это, Филипп! — прорычал я.
— Возможно, — ответил он, не дрогнув, — но сначала тебе придется пройти через меня. И через нее.
Он снова сделал знак, уже другой рукой, и над воротами Рима показалась женщина. Молодая, красивая, с большим животом. Милена… моя жена! Ее держали за руки с двух сторон. Рот был закрыт кляпом.
— Милена! — воскликнул я.
Я непроизвольно схватил близнецов. Омуртаг и Метик сдержали меня.
— Не волнуйся, с ней все в порядке, — усмехнулся Филипп, — пока что. Она в надежных руках. И будет оставаться в них до тех пор, пока ты не примешь правильное решение.
— Какое решение? — прорычал я, чувствуя, как холодный пот выступает на моем лбу.
— Решение присоединиться ко мне, Ларс, — сказал Филипп, — вместе мы можем изменить мир. Вместе мы можем создать новый порядок. Подумай о своей жене, о своем ребенке. Подумай о будущем.
Я смотрел на Милену, на ее испуганные глаза, и понимал, что попал в ловушку. Филипп держит в руках все карты. Он знает мои слабые места и готов использовать их против меня. Если Радомысл убит, то и Эстрид мертва? Я слишком многих близких мне людей потерял. Сокол. Гостомысл. Руяна. А теперь — Радомысл и Эса?
— Я… мне нужно время подумать, — сказал я, не в силах отвести взгляд от Милены.
— У тебя есть время до заката, — сказал Филипп. — А потом… потом будет поздно.
Тяжесть принимаемого решения навалилась на меня, словно каменная плита. Я развернул коня и медленно побрел к своему войску, находящемуся в оцепенении от увиденного. Омуртаг с Метиком молча ехали рядом, понимая, что сейчас любые слова будут лишними.
Лагерь был разбит в спешке, на низком холме в нескольких километрах от городских стен. Сотники расставляли воинов, организовывали дозоры и оборонительные сооружения. Гардарцы, привыкшие к суровой жизни и дисциплине, быстро разбили лагерь и приводили его в боевую готовность, но в их глазах читалось беспокойство и недоумение.
Я, спустившись с коня, сел на землю, опираясь спиной о ствол старой оливы. Достав из сумки карту, я расстелил ее перед собой, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Мысли путались, а сердце разрывалось от боли и гнева. Филипп оказался куда более коварным и опасным противником, чем я предполагал.
— Что будем делать, Ларс? — спросил Метик, присаживаясь рядом.
— Я не знаю, — честно ответил я, — Филипп держит все козыри. Он знает, что я не могу рисковать жизнью Милены и ребенка.
— Но и сдаваться ему нельзя, — сказал Омуртаг, — он же просто использует нас в своих целях.
— Я понимаю, — кивнул я, — но что мы можем сделать? Штурмовать Рим без осадных орудий — безумие.
— Время у нас есть, — сказал Метик, — до заката. Может, что-то придумаем.
— Да, — согласился я, — нужно что-то придумать.
В этот момент к нам подбежал один из разведчиков:
— Царь! Со стороны моря приближается большое войско!
Ларс вскочил на ноги.
— Кто это? — спросил он.
— Неизвестно, — ответил разведчик, — но, судя по одежке, это не римляне.
— Нужно встретить их, — сказал я, — Омуртаг, отправь воинов, пусть разведают, кто это.
Болгарин кивнул и сам собрал отряд. Он поскакал навстречу неизвестному войску, а я с Метиком остались ждать.
Время тянулось мучительно медленно. Солнце клонилось к закату, а от Омуртага все не было вестей. Напряжение нарастало с каждой минутой.
И вот, наконец, на горизонте показались всадники. Болгарин скакал во главе отряда, а за ним — несколько человек в богатых одеждах.
— Ларс! — крикнул болгарин, подъезжая ближе, — это князь Ходот!
Я не поверил своим ушам. Я смотрел на приближающегося вятичского князя, не в силах сдержать удивления и радости.
Ходот спешился и подошел к нам.
— Здравствуй, зять, — сказал он, обнимая меня, — извини, что задержался.
— Ходот! — воскликнул я, — я уж думал, что с тобой что-то случилось! Где ты был?
Тесть рассказал о том, что его флоту, которым руководил Золтан, пришлось принять бой возле Сицилии. Местный царек с подачи римлян атаковал флотилию, пришлось принять бой. Битва серьезно потрепала драккары, пришлось пристать к берегу и провести ремонтные работы. Из-за этого не получилось и известить мою армию в Венеции. Слишком поздно было.
Первая армия воссоединилась со второй. Боевые осадные орудия приплыли и начали собирать. Вечный город взят в кольцо. Гардарцы ликовали, вновь воссоединившись в единую армию.
А срок ультиматума подходил к концу.
Осень 827 г., Рим.
Солнце, словно кровавый глаз, медленно тонуло за горизонтом, окрашивая небо в багровые тона. Время ультиматума истекало, и с каждой минутой напряжение в лагере гардарцев нарастало. Я стоял на вершине холма, вглядываясь в далекие стены Рима, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь камень и увидеть Милену.
В моей душе бушевала буря противоречивых чувств. Любовь к жене боролась с долгом перед своим народом, отеческая любовь к нерожденному ребенку — с жаждой мести Филиппу. И я ведь знал, что будет такой выбор и мог предполагать шантаж. Но все равно оказался не готов к этому.
На стене появился Филипп. Возле него стояла Милена с мешком на голове.
— Время вышло, Ларс, — сказал глава Триумвирата хриплым голосом, — что ты решил?
Ходот, с мрачным лицом и сжатыми кулаками, подошел ко мне. Я ему уже рассказал о предложении Филиппа.
Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Мое сердце разрывалось от боли. Я вскочил на Дастана и направился в сторону Рима, приказав сопровождающим остаться. На Агу пришлось нарычать, он
