Что поделать? Согласился Неждан. Понимал: Кочубар человек влиятельный, и, коли его не слушать, спокойной жизни не будет. А так хотелось пожить! Не отчизны ради, не для стражи младшей, ни для кого – для себя просто! Господи, да разве ж это так много?
* * *
Возвращение сотника с дружиной в Ратном отметили широко и с самой искренней радостью. Да, треть ватаги погибла… Всего лишь треть – в дальнем походе могло быть и куда хуже. Все понимали, отроки – почти еще дети – походом своим, а кое-кто и жизнью заслонили, спасли взрослых мужчин, воинов, кои так нужны были в Ратном. Ушли б мужики – нашлось бы кому напасть, такие уж мрачные времена наступили, а впрочем, иных, верно, и не было.
Окромя всего прочего, поход Младшей стражи решил и еще один щекотливый вопрос: в очередной рейд на Полоцк князь Мстислав Владимирович туровских людей не позвал, решил сам справиться… По слухам, и справился уже, ну да то его дело.
Что касается местных интриг, то тайного агента ростово-суздальского князя Юрия – вдову Брячиславу – трогать по-прежнему не разрешали. Только следить и следить – пристально, да еще регулярно слать доклады боярину Аникею. Ну, конечно же, не сам Аникей доклады те читать собирался, а княжий дознаватель Ставрогин… Тем не менее нужно было слать, а сидеть сложа руки не следовало.
Неждан Лыко заявился в Михайловский городок сам. Постоял в приемной – в сенях – скромненько очереди своей дождался. Вошел, поклонился вежливо, здравия господину сотнику и дьяку его Илье пожелал.
Боярич от любопытства сгорал, но виду не подал:
– Илья, сходи-ка в мастерские, глянь… Ну, о чем вчера говорили.
Секретарь, поклонившись, вышел, плотно затворив за собой дверь.
– Ну, садись, рассказывай, – кивнул на скамью Михайла.
Неждан рассказал все. Путано, но более-менее похоже на правду. Так, как научил Кочубар, а тот был тот еще дока!
Вот эта недосказанность, путанность как раз и ввела в заблуждение сотника – коли б парень хотел обмануть, так, верно, придумал бы кое-что получше. А так… Тем более никаких прямых улик против Неждана не было, и обвинять его в предательстве – с чего б? Правда, и доверять… Да и как такого держать в Младшей страже? Без доверия-то – никак…
А вот этот вопрос разрешил сам Неждан Лыко. Бухнулся на колени:
– Господине! Не хочу боле служить, хочу ряд разорвать. Отпусти!
Сотник покусал губу:
– Что ж, неволить не буду. Чем заняться намерен?
– С твоего дозволения мастерскую открою.
– Мастерскую? – по-настоящему удивился Михайла.
– Телеги буду ремонтировать, лодки, а то – и лодьи, – в словах униженно сгорбившегося парня неожиданно прозвучала гордость – даже плечи расправились! – Серебришка немного скопил – на сарай да на деготь хватит.
Вот это Михаил Андреевич Ратников понимал и уважал даже – не какой-нибудь там бесправный бюджетник, в смысле – рядович, а бизнесмен – открывает свое дело!
– Что ж, с Богом…
Тем более, ежели что, дело-то это всегда можно будет прикрыть. Так сказать, административной властью.
Неждан не дурак – понимал и это…
Поднявшись на ноги, поклонился, поблагодарил. Уже уходя, обернулся на пороге:
– Не знаешь ли, господин сотник, Брячислава-вдова дегтем еще торгует?
– Торгует, что с ней сделается.
– Ну тогда посейчас к ней и заеду. Пару бадеек куплю…
Из окна было хорошо видно, как Неждан Лыко спустился с крыльца да, отвязав от коновязи каурую лошадку, уселся в телегу… Что ж, и правда – средства у него имелись. Правда, судя по лошади, не особенно-то большие – так, на «Ладу-Калину»… Однако все ж не пешком!
– Дежурный! – распахнув дверь, громко позвал боярич. – Илья не вернулся еще?
– Еще и не уходил, господин сотник.
– Хорошо! Давай его сюда.
Войдя, секретарь вопросительно посмотрел на сотника.
– К Неждану приставить двух человек, – быстро распорядился Михайла. – Самых незаметных, уже сегодня и… ну, неделю-другую пусть посмотрят – а там поглядим.
Ни от кого не таясь, Неждан объехал пристань и, свернув в село, остановился у высокого тына с наглухо запертыми воротами. Слез с телеги, постучал… За тыном злобно залаяли псы.
– Кого там черти носят? – нелюбезно осведомились из-за ворот.
– К хозяйке твоей. За дегтем.
– А! Ну, проезжай…
Заскрипев, отворились ворота…
– Вона, к тому амбарцу, – показал рукой плечистый чернобородый мужик с туповатым взглядом. – Пожди там, сейчас налью…
– Хозяйку мне позови! – Неждан нахально ухмыльнулся.
– Чего-о?
– Хозяйку, говорю, зови, дурень! Я весь деготь у вас куплю.
– Что там такое, Акинфий? – вдруг прокричали с крыльца.
Мужик обернулся с поклоном:
– Так это, матушка… Тебя требует! Деготь, говорит, весь купит…
– Ве-есь? А серебришка-то хватит? – спустившись с крыльца, дородная вдовица насмешливо оглядела гостя.
Тот ухмыльнулся, похлопал себя по кошельку-калите:
– А вот в амбарце и поглядим.
– Ну пошли, коли такой богатый…
Открываясь, скрипнули двери амбара…
– Все, Акинфий, иди… Ну, показывай свое серебро!
– Гляди, госпожа Брячислава! – Неждан показал лежащую на ладони облатку… Кожаную, с изображением кречета… – Значит, сделаешь так… Есть у тебя какая-нибудь глупая девка?
На окраине села, в избенке лекарки Настены распахнулась дверь. Спустился по крыльцу паренек лет десяти – соломенные волосы, ноги босы, в больших синих глазах – счастье.
Пройдя по двору, у калитки застыл, обернулся:
– Благодарствую, тетушка Настена! Не болит больше чирей-то.
Лекарка улыбнулась с порога:
– Ты снадобье-то прикладывай. Потом еще приди. Не я, так Юлька посмотрит.
– Ага… Ой!
Парнишка неожиданно наклонился, что-то поднял в траве:
– Тут грамотка какая-то… Написано что-то…
– Написано? А ну-ка, давай сюда… Сам-то ступай, ступай, Микита. После придешь…
Усевшись на крыльцо, Настена развернула бересту.
«Юлии от Михайлы поклон…»
Хм… Лекарка усмехнулась. Поди, опять на свидание сотник дочку зовет… Эх, не пара он ей, не пара! От этакой-то любви все искусство древнее пропадет!
«…сообщаю тебе, что я полюбил другую…»
Полюбил другую! Настена глазам своим не поверила. Неужто так? Вот и славно бы!
«Сегодня на закате жду тебя у старой мельницы. Там объясню все».
– Та-ак… – прочитав, задумчиво протянула На-стена.
Ах, как вовремя Микитка послание сие нашел! Хорошо, Юлька в луга ушла, за травами… ей такое, пожалуй, читать нельзя бы. А с сотником давно пора самой поговорить! Хватит ему уже девку мучить. Полюбил, говоришь, другую? Вот и славно… И надо как-то с Юлькой все сладить… вот об этом и поговорить…
Повязав глухой платок, на закате Настена уже подходила к заброшенной мельнице. Слабенькое нижнебойное колесо давно прогнило и упало в воду, рядом чернел омуток. Весь берег густо зарос черной смородиной, черноталом да ивой. Место глухое – как раз по любовным делам и встречаться!
Смеркалось. Пролегли от кустов длинные черные тени. Еще немного – и совсем станет не видно ни зги.
Выйдя к реке, Настена нерешительно остановилась…
И тут вдруг услышала голос:
– Юлька, ты ли?
– Я, я…
Лекарка обернулась с усмешкою…
Сдернулась, просвистела стрела…
Лекарку Настену схоронили всем селом, плакали. Юлька, бедная, потом убивалась три дня, пока Миша не взял ее за руку да не отвел к реке. Усадил на крутояре в траву, сам уселся рядом, обнял за плечи…
– Ну, милая, ну…
– Это меня должны были убить, не ее! – прошептала девушка. – Поверь мне, я знаю…
– Верю…
От острой жалости к любимой Михайла вдруг потерял всякий стыд – крепко прижал девчонку к себе, с жаром поцеловал в губы… Юлька не отпрянула, нет, наоборот, поддалась, ответила затянувшимся поцелуем, пряным, как запахи степных трав.
