— Второе, вы… — Тут я немного замялся, так как слово «просите» не сильно подходило и могло выглядеть обидным.
Не мог князь просить. Вот только искать синонимы в достаточно непростом разговоре не получалось. И я-таки использовал это слово.
— Вы просите оказать содействие Алексею Борисовичу и порекомендовать ему исполнительного помощника в нелегкой службе генерал-прокурора Правительствующего Сената. Есть такой. Поверьте, ваше сиятельство, от сердца отрываю. Это молодой, исполнительный уже проявивший себя в Уложенной комиссии человек. Зовут Илья Федорович Тимковский. Уверен, он способный малый, а я еще могу, коли так, подсказать ему правильность службы. Впрочем, этот молодец, в прошлом студиозус, был мне верным помощником и много полезного труда свершил, когда разбирали просроченные дела Сената, — сказал я и увидел удовлетворение на лице старшего из братьев Куракина.
— Я считаю вас, Михаил Михайлович верным нашему роду человеком. По сему решил, что вы должны знать состояние дел. У нас с вами завязана коммерция, тако же и продвижение по службе, — Куракин решил меня просветить о ситуации в высших эталонах власти.
Я не то, чтобы не знал, что именно происходит при дворе, но некоторые тенденции, действительно, не увидел. Из слов Александра Борисовича становилось ясно, что Куракиных оттирают от всех постов и в целом от императора. На поверхности все выглядит так, что Алексей и Александр Борисовичи обласканы государем, оба не так давно получили ордена Андрея Первозванного, деньги и дополнительные имения. Однако, государь, как оказывается, словно отдарился от своих друзей детства. Получалось, что император откупался от Куракиных, все меньше обсуждая с ними дела государственные. От такого положения дел недолго уйти в небытие, если не в опалу, и только самоотверженная и верная служба на своих постах может сохранять положение Куракиных. Потерять пост генерал-прокурора им никак нельзя.
— Если мы об этом договорились, то поведаю вам, Михаил Михайлович, и добрые вести, — Александр Куракин лукаво улыбнулся. — Про свое назначение вы уже знаете, но вот при решении, куда именно вас отправить была внесена и моя лепта, ходатайствовал, знаете ли.
Князь ухмылялся, чинно допивал лимонад и нисколько не спешил продолжать разговор. Заинтриговать у Куракина не удалось, слишком мало вводных данных он предоставил. Ну, Нижний Новгород отправляют. Может, меня хотели отправить в Иркутск? Спасибо, что не туда, но и я отрабатываю свою часть взаимовыгодного сотрудничества. Впрочем, и в Иркутске нашел бы занятие. Там штаб-квартиры американских промысловиков.
— Вы будете товарищем генерал-губернатора Нижегородского наместничества, впрочем, вы об этом уже знаете, как и о том, что вам предоставлена воля наладить работу суда в тех местах. Нынче вы произведены в действительные статские советники. Это уже новость, так как указ подписан вчера. А генерал-губернатором будет… — и вновь эта пауза. — Андрей Иванович Вяземский, который после Рождества отправляется со своим малолетним сыном Петром Андреевичем и дочерью Екатериной Андреевной Калывановой по месту службы.
А слона-то я и не заметил. Теперь меда в бочке становится намного больше дегтя. Правда, я придерживаюсь такого принципа, что, если в бочке меда появляется ложка вонючей субстанции, то все содержимое этой бочки превращается в ту самую субстанцию. Однако, добиться благосклонности Вяземского и, конечно, Екатерины Андреевны становится задачей чуть менее сложной.
— Как видите, Михаил Михайлович, я помогаю вам с более удачным назначением. Иначе вы бы отправились в Пермь. А Нижний Новгород, согласитесь, сие неплохо, особливо, когда город украшен вашей музой Екатериной Андреевной, — усмехнулся Куракин, после резко посерьезнел. — Есть третье, в чем я рассчитываю на вашу помощь…
Император, наверное, и вправду решил политически утопить Куракиных. Алексея свет Борисовича назначают директором Ассигнационного банка. Кого? Я, как никто иной, знаю, на что способен мой покровитель. Работу в юридической сфере он еще как-то тянет, то банковским работником быть не может. Он, несомненно, запорет службу, и тогда весь род Куракиных пойдет по наклонной, лишившись одной из важных опор.
Я взял продолжительную паузу. Нужно было подумать, кого порекомендовать в помощь Куракину, дабы тот не провалился по службе. Мало даже найти человека. Как ни странно, но грамотные финансисты в России есть, сложнее договориться о переводе такого человека. Во время составления и проведения финансовой реформы мне приходилось сталкиваться с некоторыми людьми, готовыми воспринимать передовые идеи в финансовой области. Были те лица, которым я давал на изучение свои разработки в этой сфере и пояснял сущность новых терминов, определяющих уже существующие явления. Так что в казначействе никого не удивишь словом «инфляция», «дефляция», «деноминация» и тому подобное.
И тут меня осенило…
— Я знаю, кто способен помочь вашему делу, при этом оставаться еще и благодарным. Мало того, его дядюшка важный человек, — я усмехнулся.
Теперь была моя очередь держать театральную паузу, даже не взирая на то, что разговариваю с князем. Дело в том, что кандидатура Голубцова Федора Александровича была просто идеальной для помощи Алексею Куракину, к примеру, в должности товарища директора Ассигнационного банка.
Я имел в виду племянника самого государственного казначея Алексея Ивановича Васильева, моего последнего начальника и, смею надеяться, приятеля. Дело в том, что Васильев был, может, и слишком честным человеком. Он отказывался продвигать по служебной линии будь кого из родственников или по блату. Все знали, что к государственному казначею не стоит обращаться, если нужно продвинуть карьеру родственника. Ну, ладно бы бездарностей одергивал, так его племянник, сын сестры, Анны Ивановны, весьма разумный и образованный человек. Благодаря всем знакомствам, возможно, и при минимальном участии дяди, Федор Иванович Голубцов занимал незначительную должность в Сенате. Между тем, Голубцов — один из лучших, на мой взгляд, финансистов империи.
— Благодарю за совет, уверен, что с господином Васильевым, как и с его племянником, мы сможем договориться, не утруждая вас, Михаил Михайлович, — сказал Куракин, а я лишь улыбнулся и развел руками.
Как там в народной мудрости про бабу, которая с возу слазит? Вот и мне, чем меньше хлопот, тем больше времени и возможности для решения собственных проблем.
— Могу некоторые вести преподнести. Зная вас, вы способны воспользоваться грядущими изменениями. Государь намерен рассмотреть вопрос о запрете продажи крестьян без земли. Как вы понимаете, станет сложно покупать крепостных, — сказал заговорщицким тоном Куракин.
А вот это новость, так новость! У меня были серьезные планы на то, чтобы покупать крестьян и не только для собственных нужд, но и засылать их в Русскую Америку. В иной реальности форт Росс, к примеру, был не столько русским, сколько алеутским. Не хватало людей. А какой из алеута хлебопашец? Тут из русского так себе крестьянин, работает без лени, но по старинке. Алеуты же собиратели, но больше охотники. А что, если крестьянам нарезать калифорнийской землицы? Уверен, что толк был бы. А нынче и крестьян будет негде брать.
Так что пока инсайдерская информация таковой и является, нужно срочно провести экспансию на рынке рабов… крестьян. Как бы это не было противно для человека из будущего. А еще можно прикупить имение под Нижним Новгородом, куда и селить такие вот приобретения.
Деньги есть, я уже догадываюсь о том, что Военторг сработал очень удачно. Приходилось задействовать все ресурсы, даже мутных личностей, чтобы продавать кучи разного добра, привезенного с Кавказа.
Ну, а на десерт нашего общения обсудили успехи компаний, прежде всего, того самого нашумевшего Военторга. С лесопереработкой мы все-таки немного опоздали и успели только подготовить чуть больше тысячи дубов на вертикальную сушку. Это не много, всего с небольшим запасом на строительство одного линейного корабля. Чтобы начать получать серьезную прибыль необходимы объемы раз в пятьдесят большие и не только дуб пригодится.
