Ле Ман, каждый поворот и каждую прямую, благо, информация о трассе находилась в общем доступе.
На подготовку тестовой трассы ушло несколько дней, и еще один на то чтобы нанять необходимое количество статистов на мощных и быстрых машинах. Наш болид должен был показать себя в условиях максимально приближенным к боевым.
Кроме команды и статистов на наши тренировки зачастил сын руководителя American Tobacco. Видимо, вид окрашенной в цвета американского флага машины с логотипом Лаки Страйк, обгоняющей другие тачки одну за другой вызывал у него эйфорию. Или парень тоже заразился гонками.
Вот и сегодня он явился и стоял рядом со мной возле финишной черты, как и я, держа в руке секундомер.
— Фрэнк, ты сможешь в следующем году выставить не одну машину, а две? — спросил меня Кевин Оппенгейм, что называется, аппетит приходит во время еды.
— После Ле Мана будет видно, — я пока не стал афишировать свои планы, а согласно им, если всё пройдёт удачно, то на следующий Ле Ман поедет уже полноценная заводская команда Альфа Ромео. Два экипажа, две команды техников. Ну а если нет, то всё равно будут две машины. Дело в том, что мне самому понравилось участвовать в работе над гоночным болидом. Это было как будто переключением. Отдыхом от постоянных разъездов, переговоров и постоянным зарабатыванием денег. А значит в этой жизни я буду эксцентричным миллионером, вместо одного дорогостоящего хобби у меня будет целых два. Подводная археология и гоночная команда, тем более что сейчас пятидесятые, время тотального доминирования заводских команд с бюджетом в сотни миллионов долларов настанет еще не скоро, сейчас даже романтики от автоспорта могут добиться успеха.
А мы реально можем победить уже сейчас, даже на одной машине. Болид получился именно тем, что нужно в гонке на выносливость. Он достаточно мощный, но при этом надёжный и, самое главное, удобный для водителя.
В отличии от ближайших конкурентов, пока это звучит несколько самонадеянно, но я хочу думать так, Ягуара и Феррари, наша машина купе, а не родстер. В ней намного удобней, одно кресло с подголовником и подлокотниками чего стоит. Это означает, что пилот будет намного меньше уставать, а значит будет более сосредоточен на гонке.
Так что да, наша машина — настоящая темная лошадка, которая в состоянии не только бросить вызов фаворитам гонки, но и имеет все шансы стать победителем.
Все бы хорошо, но на этой почве у Кэролла Шелби и Фила Хилла стали возникать споры.
— Господа, что здесь происходит? — в один из дней, зайдя на территорию завода, в ту её часть где мы работали над машиной я застал орущих друг на друга пилотов.
— Да вот приятель, — ответил мне Билли, он в последнее время проводил на заводе почти все свое время, а оружейный магазин нанял продавца, — твои гонщики делят шкуру неубитого медведя. Каждый хочет быть первым пилотом болида-победителя.
— Как интересно, — я закурил и стал слушать доводы оппонентов.
Каждый из них имел свою точку зрения на проблему. Хилл считал, что он должен быть первым потому что так было в Себринге и вообще он более опытный. Шелби же настаивал на том, что он главный конструктор и в отличие от Хилла, который просто пилот, проделал огромный объём работы.
— А вот и арбитр появился! — наконец заметил меня Шелби. — У нас тут с Филом возникла небольшая проблема. Что скажешь?
Вот уроды, втравили-таки. И как хочешь, так и выкручивайся.
На Шелби у меня большие планы, место главного инженера и руководителя гоночной программы Альфа Ромео как раз для него, то есть ссориться с ним мне было не с руки. Хилл же, как правильно заметил Шелби, только пилот. Но пилот не простой, а первый из американцев, кто выиграл чемпионат мира «Формулы 1», в будущем, разумеется. Так что и он мне нужен.
Поэтому я принял решение, что первым пилотом будет тот, кто покажет наилучший результат на тренировках.
Следующую неделю всё было штатно, Шелби и Хилл проводили на треке по двенадцать часов в сутки, шлифуя свои навыки, продолжая доказывать кто из них круче. В общем, ничего не предвещало катастрофы.
А потом Хилл исчез, просто не явился на очередную тренировку.
Мы прождали его несколько часов, после чего я позвонил Каллахену и поручил главе службы безопасности начинать поиски пилота.
Когда мы вернулись с территории аэродрома в город у Клинта уже была первая информация. В доме, который я арендовал для Хилла было пусто: ни его самого, ни вещей. Дальше больше — выяснилось, что пропали рабочие чертежи болида, не все, а те, которые относились к аэродинамической схеме машины и антикрыльев. Стало понятно, что Хилл, прихватив их, сбежал.
Но это не так страшно, Мэтьюз уже отправил все необходимые документы не только в американское патентное бюро, но и в Европу. Так что где бы не всплыл этот мерзавец и кто бы не купил у него чертежи, это не принесет им ничего кроме судебных исков.
Главная проблемы — накануне Ле Мана мы остались без второго пилота.
Билли стал меня успокаивать, увидел мой взбешенный взгляд и испугался, что я сейчас кого-нибудь прибью, Кэрролл принялся лихорадочно подбирать подходящую кандидатуру на замену Хилла, а Каллахен продолжил поиски беглеца.
* * *
Италия. Маранелло.
Провинция Модено летом прекрасна. Светит ласковое итальянское солнце, на холмах живописно зеленеют оливковые деревья, добродушные итальянцы улыбаются, встретив незнакомцев, а их прелестные жёны и дочери так пронзительно стреляют своими лукавыми глазами, что у всякого подпадающего под их чары, кровь закипает в жилах.
Деревни этой провинции очень похожи одна на другую, но есть среди них одна, чья слава гремит не только по всей Италии, но и далеко за её пределами.
Маранелло вот уже двенадцать лет осенена желтым щитом со вставшим на дыбы скакуном. Именно здесь находится вилла Энцо Феррари, настоящего фанатика автоспорта, который делает лучшие в мире спортивные машины.
На заводе Энцо всё пропитано его фанатичной любовью к своему делу. Это там, в окутанном дымом Детройте, в Милане, Турине, коммунистической Москве, Штутгарте или Вольфсбурге производство автомобилей поставлено на поток. В Маранелло всё по-другому. Даже само слово конвейер воспринимается здесь как ругательство. В вотчине Энцо Феррари автомобиль — венец технического прогресса, и в него вкладывают душу.
Особенно такое отношение заметно в цехе по сборке двигателей — сердец скакунов Энцо. Один человек отвечает за всё. Один инженер собирает один двигатель. И если что-то случится с машиной, то все знают чья голова полетит первой. С одной
