насколько я помнил, у Никиты Сергеевича было много такого — хоть кукурузу на Крайнем Севере вспомнить. Одно слово — волюнтаризм. Но тут всё же особый случай. Обижают многих, незаслуженно обходят — тоже. Но очень мало тех, кто из-за этого начинает пакостить родной стране и бывшим коллегам. Ещё и книжки патриотические писал. Хотя…
Я поднял в памяти свои воспоминания об «Ошибке резидента» — по факту это история предателя, которого хитрые чекисты ставят в такие условия, что у него не оказывается другого выхода, кроме как пойти на службу к своим врагам. Если немного изменить финал — это будет рассказ об успешной операции западных спецслужб против СССР. Вторая и последующие части — плохие попытки исправить ситуацию, на которую кто-то обратил внимание? Кажется, четвертый фильм пока не вышел [21].
— Он один всё это проворачивал столько лет? — спросил я.
— Что? Нет, конечно, вряд ли один. Одному человеку это не под силу…впрочем, если получится его взять, можно будет узнать много интересно, как мне представляется. Скорее всего, его поддерживали наши оппоненты… хорошо поддерживали, качественно. И внутри комитета у него были… назовем их друзьями. Этого вполне хватит, чтобы создать нам определённые трудности.
— Вы говорили, что вам хватило двух имён для переворота… Это его друзья?
— Ну и выражаешься ты… — поморщился Валентин. — Хватило, не хватило. У хорошего хозяина всё в дело идет. Только вот выйти на этого человека через них оказалось невозможно. Хорошо, этот паренек подвернулся. Так что тебе — моя персональная благодарность.
— А ваш… человек? Который два года назад?…
— Вытащим теперь, — уверенно сказал он. — Остались вопросы?
— Ммм… да. А тогда, при нашем знакомстве, почему не удалось его поймать?
— Сложно оказалось, слишком всё было скользко. Думаю, если бы он тогда больше не стал этой темы касаться и этих ребятишек приструнил… Но он, похоже, решил мой отдел добить, над нами и так висело много всякого… сам же сказал про контрразведку. А тут дружба с каким-то взяточником. Если бы у них всё успешно прошло, то уже я пошел бы инженером по технике безопасности с хорошим окладом устраиваться. Но — поторопились они, не подготовились хорошенько, хотели на импровизации проскочить. Не смогли.
Я понял, что речь шла о визите матери Родиона и последующем нашем с Аллой заточении в подвалах Лубянки, и собирался уточнить ещё кое-что, но мне пришлось заниматься дорогой — впереди я увидел съезд на Минское шоссе и очередной блок-пост.
Да и не так уж это было и интересно.
* * *
Вопреки расхожему мнению, как раз за МКАДом жизнь имелась. Тут не было блок-постов через каждый полкилометра, куда-то ехали по своим делам легковые автомобили и грузовички, их никто не досматривал, а водители старались соблюдать правила дорожного движения. Да и вообще тут был почти нормальный понедельник — я увидел работающие магазины и спешащих пешеходов, куда-то пронеслась с люстрой милицейская машина новой расцветки — серые с синей полосой «Жигули». В общем, в этом мире люди просто ждали, когда власти наиграются в свои перевороты и снова разрешат жить по-старому. Ну или расскажут, какой будет новая жизнь.
Я не стал пытать Валентина про цели этого восстания. И так понятно, что эта группа — пусть будут «патриоты» — решили навести порядок в стране в своем понимании этого термина. Что означал для них порядок — я не знал, а из опубликованных документов ничего не следовало. Скорее всего, чуть позже выйдет ещё один экстренный выпуск «Правды» с программой действий, но пока что вся страна встала враскоряку. Я лично очень надеялся на что-то типа китайского пути — пусть СССР будет строить коммунизм, но чтобы при этом у человека с желанием всегда была возможность подзаработать себе на хлеб с икрой. Ну и полные магазины ещё, без всяких талонов и прочих ограничений, которые я очень хорошо помнил во времена поздней перестройки. Желательно, конечно, чтобы и курс рубля не рухнул раз эдак в тридцать тысяч, хотя — справились тогда, справимся и сейчас. Особенно если новые власти разрешат более-менее свободное хождение долларов и прочих франков с марками. Ну и евро тоже, когда те появятся.
— Скоро подъедем, — сказал я. — В конце этой дороги и будут писательские дачи. Чуть левее — тот Дом писателя. К нему подъезжать?
— Да, давай туда, — кивнул Валентин.
А потом он сунул руку в бардачок — и достал оттуда пистолет.
Я покосился на оружие.
— Что это? — безразлично спросил я.
— А на что это похоже?
— На пистолет.
— Значит, он и есть.
— Настоящий?
— Егор, не показывай, что ты дурак, я же знаю, что ты умеешь хорошо соображать, — огрызнулся он.
— Извините, сглупил… Думаете, понадобится?
— Кто знает…
Валентин пытался одной рукой проделать какие-то манипуляции с оружием, и в какой-то момент я не выдержал. Остановил машину прямо посреди полосы — в эту сторону никому не было нужно — и протянул руку.
— Дайте, я помогу, только скажите, что надо делать.
Он посмотрел на меня, на пистолет, поморщился — и отдал его мне.
— Сними с предохранителя… да вот этот переключатель… теперь передерни затвор… хорошо. Верни предохранитель на место и давай сюда. Ты неплохо справился.
Ну ещё бы. Я наблюдал этот процесс примерно миллион раз — ну и что, что в в кино. А пару раз довелось и самому пострелять — на сборах от военной кафедры мы сделали по три выстрела из «ПМ», а как-то я отвел старшего сына в стрелковый тир — ну и сам стрельнул из самого натурального «Глока». Только вот модель пистолета мне была незнакома — какой-то он был длинный и тяжеловатый.
— А что это за модель? — спросил я.
— АПС, — коротко ответил Валентин.
«Стечкин?»
— Вы левой рукой с ним?..
— Нас учили… поехали, только нервы треплешь.
«Вам, пожалуй, потреплешь, вы сами кому угодно…»
Вслух я этого, разумеется, не сказал. Оторвал глаза от пистолета, который Валентин так и держал в руке — и тронулся с места.
* * *
— Притормози, — внезапно попросил Валентин.
Мы были уже в самом поселке. За заборами скрывались легенды — я не помнил, кто тут жил сейчас, но наверняка не последние литераторы Страны Советов. Раньше тут обитали Чуковский и Пастернак, выводок поэтов-шестидесятников и куча писателей, книгами которых сейчас зачитывались все советские люди.
Наш путь лежал к Дому писателей — это было такое двухэтажное здание с колоннами на входе и окнами клетушек тех творцов, которые желали прикоснуться к местной атмосфере, но своих персональных участков не
