— Тут, я думаю, разберусь. И с тем, и с тем.
— Пашка, ты не слышал, кстати? — Якут откашлялся и приложил руку к щеке. — Прокурор забрал дело по квартирной серии у Румянцева и отдал Верхушину. Тот принял его к своему производству. Румянцев приболел, типа.
— Хорошо же, — сказал я. — Он и сам к нам всегда приходит, не гордый.
А ещё Верхушин не любит Рудакова, как говорил отец. Нам это на руку.
— Вот и я про что, с Олегом приятно работать.
Тут я не спорил.
Но сначала надо разобраться с реабилитацией, чтобы она делу не мешала, и я знаю, кто здесь может помочь. Отошёл к своему столу, полистал записную книжку и набрал номер. Не отвечали долго.
— Слушаю, — наконец раздался грубый заспанный голос. — Это кто?
— Гришу Туркина позовите, — сказал я.
— Ты откуда этот номер взял? — голос возмутился.
— Он сам дал. Передай, Васильев беспокоит.
— Ща. Пять минут подожди.
Трубку положили, я услышал гулкие шаги. Номер местный, но чей он, я не знал, но в справочнике его не значилось. Турок тогда дал мне его сам, когда я его спасал в тот раз у казино.
— Пиши, Толик, грамотно, как надо, — Якут, стоя с чашкой исходившего паром кофе, начал диктовать: — Подозреваемый Виноградов, осознавая противоправность и преступный характер совершаемых им действий, действуя во исполнение своего умысла, схватил потерпевшего Ковалевского обеими руками за шею, перекрывая доступ кислорода в лёгкие, вызывая тем самым угрожающее жизни состояние потерпевшего.
— Ого, — удивился Толик, продолжая записывать. — Я такое и не выговорил был. Ты будто в суде работал, Сергеич.
— Пиши-пиши. Затем подозреваемый приискал в квартире потерпевшего два ножа хозяйственно-бытового назначения, после чего приступил к посмертному расчленению путём травматического разделения тела в ванной под проточной водой, — Якут поцокал языком, глядя на храпевшего. — После чего употребил алкогольный напиток, в скобочках припиши — водка, в количестве одной бутылки, и… Вот алкашина, а утром и не вспомнит. Хоть свидетели были, и сам признался.
Тот только храпанул ещё громче. А я всё ждал, когда ответят по телефону.
— Так, — Якут зевнул и сам. — Там ещё он похитил вещи, видик, магнитофон и плеер кассетный, надо их все внести, Толик, перечисли. Скоро Верхушин приедет, следак.
— Слушаю, — тем временем в трубке, наконец, раздался бодрый голос Турка. — Здорово, Паха! Как оно! Как раз тебя вспоминал, долго жить будешь, ха!
— Турок, здорово. Разговор к тебе есть. Сможешь подъехать ко мне в ГОВД?
— А, ну давай, заеду минут через десять.
Он отключился. Как легко согласился-то! Думали, как меня завербовать под что-то, а тут я сам позвонил? Посмотрим.
Я попил кофе, чёрный и крепкий, без молока и сахара, закусил бутербродом, исправил у Толика пару ошибок в справке и пошёл в ночь, где уже стало совсем холодно. Даже пар шёл изо рта.
Вскоре через дорогу остановилась вишнёвая девятка с тонированными почти в ноль окнами, оттуда выбрался Турок в спортивном костюме, помахал мне рукой, чтобы я залез в машину, а сам склонился над окошком стоящего рядом киоска, где горел свет.
Я сел впереди, по привычке ощупал, что под креслом, глянул, что в бардачке, посмотрел кассеты, которые лежали стопкой между передними сиденьями. Блатняка нет, среди кассет — «Любэ», «Парк Горького» и «Агата Кристи».
— Ну и дубак, — Турок вернулся в машину и с шумом выдохнул, отогреваясь. — Днём-то тепло было, а сейчас давит морозец.
Купленные сигареты он забросил на приборную панель, а в бардачок положил стеклянную бутылку местного лимонада и сникерс.
— Сладкого много ешь, — заметил я с усмешкой.
— Зато почти не пью, — он хмыкнул. — Наслышан, кстати, про тебя, как ты две банды за ночь размотал. Мощно вышло. Уважуха… А бандиты тупые, да…
— У нас сейчас 96-й год, Турок, тупых бандитов осталось мало, их уже поистребили за это время. Хотя тупые — самые опасные, от них проблем много.
— Что есть, то есть. Тебя домой подбросить? Заодно побазарим. Или в кабак поедем? Погнали, по пивку с рыбкой?
— Погнали, — предложил я. — Только чуть позже, пса ещё покормить надо и выгулять.
Значит, точно решил меня вербовать, чтобы поговорить по душам под пивко. Ну ладно, он-то не знает, что я не зелёный летёха, каким смотрюсь, и смогу выяснить у него больше, чем он у меня.
* * *
В баре на всю катушку играла музыка, почти та же, что у Турка:
— Он рассказал, как плачет тайга,
Без мужика она одинока.
Нету на почте у них ямщика,
Значит, нам туда дорога, значит, нам туда дорога…
В такие заведения на оперскую зарплату особо не походишь, но Турок, похоже, бывал здесь часто. Он сразу заказал нам по пиву, по сушёной рыбке и тарелочку фисташек, а ещё салат.
— Кухня уже толком не работает, — пояснил он. — А то бы чего посытнее поели.
За спиной играли в бильярд, шары то и дела звучно стукались друг с другом. Но игроки были не особо умелые, били сильно, поэтому шары иногда вылетали и с грохотом падали на пол.
— Давай лучше о работе, — сказал я, — пока время есть. Ты же ещё в городе, значит, твое задание не выполнено еще. И меня всё на карандаше держите, чекисты.
Официантка в белой рубашке и коротенькой юбочке принесла нам пиво. Турок подмигнул ей, потом положил на стол перед нами аж два сотовых, а не один. Если уж понтоваться, то по-крупному.
— Ну, сказать всё не могу, — проговорил он с усмешкой и отхлебнул пива одним мощным глотком. — Но вот потом, когда ночью вернулся на квартиру, спать лёг, а проснулся, меня аж тряхануло. Приснилось, что они меня там грохнули, так, сука, паршиво стало, аж шевелиться не мог. Представил потом, как в морге лежу… б-р-р. И почему-то так ясно всё перед глазами стояло, будто пережил наяву. Ха! Прикинь?
— А могли и грохнуть, — подтвердил я.
Надо же, и ему странные сны снятся. Я вспомнил бабу Машу, но отвлекаться было некогда, и я продолжил:
— Но ты работаешь здесь дальше. А меня вот после того дела, с налётчиками на завод, отправляют на реабилитацию в область. Положено психическое здоровье поправлять, когда использовал ствол и труп образовался.
— Ну и что? — Турок задумался. — Хотя не вовремя, канеш, сейчас, тут одна тема наклёвывается, хотел её с тобой обсудить. Но если укатишь…
За барной стойкой сидели две девушки, которые постоянно на нас смотрели. Но намётанным я взглядом определил, что они, скорее, предложат, как в ещё не вышедшем фильме, «продажной любви», чем просто хотят познакомиться.
— У вас руки длинные, а возможностей много, — сказал я и ненадолго задумался. — Слушай, найди подходящего человечка, пусть кто-нибудь из ваших придёт в область с направлением, ляжет вместо меня, а я здесь поторчу. Или вообще как-то иначе провернуть? А я здесь смогу какие-то дела поделать, а все будут думать, что я уехал. Мне это на руку. Давай сделаем?
— И как ты это предлагаешь? — удивился он. — Там же в регистратуре ксиву смотрят.
— Ксиву не дам. Пусть скажет, что на замене, а старая попорчена. Найди похожего на меня парнягу, чтобы возрастом примерно такой, там никто разбираться сильно и присматриваться не будет. А вместо ксивы я справку из кадров возьму, что работаю в ГОВД. В справке-то нет фотки.
— Хм, — Турок почесал затылок. — Слушай, обсудим. А что, дело у тебя серьёзное?
— Очень. ОПГ, опасное, нагло работают, со связями в органах, пусть для ваших масштабов это всё мелкое. Но пару вопросиков тебе задам, если по вашей части что-то проходило и ты мне подскажешь, буду благодарен. Надо понять, не братва ли одного типа хлопнула, и как с этим типом связан бывший важняк из городской прокуратуры, который сейчас на пенсии, с недавнего времени.
— Слушай, ну, раз ты меня тогда выручил, то поспрашиваю, но тихонько, — заверил он и снова отхлебнул из кружки. — А то у нас не любят, когда мы другими вопросами занимаемся, вне обычной деятельности.
— А громко и не надо, пусть только между нами будет. Надо, чтобы всё вообще мимоходом, чтобы никто ничего не догнал. Тогда слушай. Короче, убитый — некий Рустемов, погонял у него много, чаще представлялся как Рустем или Ганс. Сиделец, его в пятницу вечером хлопнули. А важняк — Рудаков, он уже на пенсии, но был у Ганса в тот вечер, перед самым убийством, а может, и во время него. Если подробности нужны, подскажу. Да мы и сами всё смотрим. Вот только у меня ещё пушку забрали, и не отдадут, пока не вернусь с этой эту чертовой реабилитации.
