Довольно странное требование для писца, читать написанное которым предстоит разным людям, в том числе и малограмотным. С другой стороны, если за это платят, то ей то какая разница, быстро, так быстро. Но оказалось, что быстро в понимании корабельщика, это чуть ли не бегом. Прикладывая всё старание, Лада по началу всё равно еле успевала за ним. Потом ничего, втянулась, даже обратила внимание на то, что пишет ни на выделанной коже, а на странном гладком материале. На котором случайные капли чернил сильно расплываются, а не рассчитав с силой нажатия можно запросто порвать лист.
Наконец испытание кончилось, Милан забрал у неё исписанный лист для проверки. Через некоторое время удовлетворённо кивнул, похвалил за грамотность и сказал, что для работы сгодишься. Предложил подождать, так как скоро должен подойти человек, для которого она будет исполнять работу. Не дав ей ответить, Милан взглянул в окно и улыбнувшись сообщил, что ждать не надо, он уже пришёл. Судя по тому, как он засобирался, её будущий работодатель был в этом доме желанным гостем. Выглянув в окно, Лада в очередной раз удивилась, гостем оказался ни кто иной, как человек доставившей ей сам того не подозревая много неприятностей, как собственно и половине Новгорода. Через спящий сад шёл младший брат Алексея. На расчищенной от снега дорожке его уже встречал сын Милана, парнишка лет десяти. Он крутился вокруг рваной рожи о чем то оживленно рассказывая. Тот с серьёзным видом слушал, потом выставил вперёд скрещенные ладони на уровне головы и кивнул мальчишке. Сын Милана отпрыгнул в сторону, оттолкнулся ногой от ствола яблони, взлетел ещё выше и ударил ногой по выставленным ладоням. Приземлился и не останавливаясь присел на одной ноге, попытался второй подсечь своего наставника. Приём точь в точь, каким неделю назад тот атаковал своего брата на ристалище. Не вышло, страшила одним неуловимым движением скользнул вперёд и оказался за спиной мальчика, подхватил его под руки и смеясь закружился в месте с ним. На конец отпустил и по дороге к крыльцу что-то говорил, через стекло не слышно, но явно одобрительное, мальчишка сиял словно новомодное стеклянное зеркальце в солнечный день.
Вскоре появился раскрасневшийся с мороза гость в сопровождении Милана. От выступившего на щеках румянца он казался ещё страшнее. Ужасный шрам мертвенно бледной паутиной контрастировал с румяной кожей. В правом глазе плясали весёлые искорки, в левом плескались не добрые воды осенней Ладоги. Словно жило в нём две сущности, одна человеческая справа, другая, вурдалачья, слева. Не самый приятный человек, девушка аж внутренне поёжилась под его взглядом. Видимо внутренний дискомфорт отразился у неё на лице, и это не укрылось от его внимательных глаз.
- Вижу, знаешь меня - усмехнулся Олег.
Слух резанул странный акцент, по сравнению со старшим братом, очень сильный. Как жительница большого торгового города, Лада на слух могла определить, откуда приплыл торговый гость. Только не сейчас, такого акцента слышать ей ещё не доводилось.
- С прошлого воскресенья - не весело усмехнулась в ответ Лада.
- Понятно, любишь об заклад биться?
- Не особенно, но когда знаешь результат, от чего бы и не попробовать.
- Молодца, грамотный подход - прокомментировал страшила, то ли в шутку, то в серьёз - как звать?
- Щука.
Рваная рожа вдруг замешкался, бросил удивлённый взгляд на Милана, на Ладу, поднял бровь - а крестильное имя?
- Василий.
- Хорошо, пусть Василий - медленно проговорил он - а меня зовут Олег. Слышал верно, что про нашу семейку люди говорят, не боишься - дождавшись ответа, продолжил - про условия прочитал, если готов работать, возьми лист, напиши кто ты есть, откуда родом, как отца с матерью зовут, где крещён, где сейчас живёшь, каким ремёслам обучен, что делать умеешь, где и у кого раньше работал. Это для того, чтоб знал куда бежать, вдруг случись с тобой неприятности. Давай, приступай, а я чуть позже вернусь.
Понятно, правду писать было нельзя, выгонит без разговоров и будет всё тот же кабак, объедки, а дома красные от постоянного недосыпа глаза матери. Ну и написала ему, что родом из Киева, крещён там же, отец с матерью из купеческого сословия, умерли два года назад, постоянного места жительства не имеет, до сего дня перебивался случайными заработками где придётся.
Читал индиец с явным трудом, по лицу было хорошо видно, как мучительно буквы чужой азбуки превращаются в слова у него в голове. Только что губами не шевелил. Дочитав вымученно улыбнулся - так ты Василий бомж. Значит тебе крупно повезло, жильё мы тебе предоставим совершенно бесплатно. Жду тебя завтра после заутренней перед псковскими воротами, не опаздывай, а то уеду без тебя.
Не далеко от города индийцам принадлежала, как в начале показалось Ладе, не большая деревенька. Позже выяснилось, что это не так, постоянно проживало там лишь несколько человек, жилых домов было всего два, остальные постройки занимали мастерские и склады. Мастерские стояли на трёх плотинах и были оборудованы мельничными колёсами, как ей объяснил Олег, для приведения в действие разнообразных механизмов. По его словам выходило, что большую часть работы в мастерских делают именно эти механизмы. Сейчас естественно ни каких работ не велось, речка замёрзла, колёса не крутились. Показал мастерскую, где они делали зеркала и другое стекло. Мастерскую, изготавливающую листы для письма, называемые ими бумагой. В мастерской было очень жарко, всё само собой крутилось и вертелось, люди лишь приглядывали за процессом. И наконец, место где ей предстояло работать. Это оказалась пристройка к основному зданию бумажной мастерской, светлое помещение с большими стеклянными окнами не только на внешних стенах, но и с окном выходящим в мастерскую. Похожих на те, что у Милана дома и ещё двумя в крыше. Непонятное сооружение названное рваной рожей печатным станком и непосредственно её рабочее место. Стол, со столешницей которую можно повернуть под любым углом, вращающаяся мягкая табуретка с высокой спинкой и множество маленьких буковок отлитых из свинца. Точнее, из свинца были отлиты маленькие слитки, на одном конце которого была вырезана буква, а на другом конце ее зеркальное отражение. Буквы составлялись в слова, для чего использовались специальные ящики. Когда весь ящик заполнялся текстом, его вставляли в печатный станок, смазывали краской сторону с зеркальными буквами и вращая изогнутую ручку станка, прокатывали по нему бумажный лист. В итоге, на бумаге получался нормальный текст.
Девушка была поражена простотой, но в то же время оригинальностью решения. Стало понятно, от чего индийцы собирались так мало платить писцу. Ведь с их изобретением отпадала надобность в многократном переписывании. Достаточно один раз набрать нужный текст, а потом прокатать по нему бумажные листы, столько, сколько душа пожелает. И теперь, все переписчики книг останутся без работы. Эту мысль она высказала в слух, на что Олег рекомендовал помалкивать о её новой работе, в основном для её же собственной безопасности. Приказал тренироваться в работе под руководством одного из своих многочисленных родственников и забыл о ней на неделю.
Родственника звали Александром, был он высок, красив, мускулист, но язык он знал много хуже своего уродливого брата, по этому особо общаться с ним не получалось. Обучал работе всё больше на личном примере. Работа наборщика, как индийцы её называли, оказалась не слишком трудной, внимание, терпение, ну и грамотность конечно. Если б ещё можно было снять не удобные перчатки, в которых её заставляли работать, то набирать весь лист получалось бы не в пример быстрее. В субботу вечером, её успехи пришёл проверить Олег. Надиктовал ей текст, как раз заполнивший весь ящик. Посмотрел на свой странный браслет с вращающейся по кругу иглой, похвалил за успехи и хоть Лада ещё ни чего полезного не сделала, выдал обещанную плату.
Первую неделю девушка обживалась на новом месте, присматривалась к обитателям, вникая в их не простые взаимоотношения. Все индийцы, состояли друг с другом в крайне запутанных внутрисемейных отношениях. Старшим в роду был Алексей, который постоянно жил в городе и здесь показывался от случая к случаю, все дела же, вёл Олег. С другой стороны, один раз Лада стала случайным свидетелем сцены, когда его, словно неразумное дитё, отчитывал дядька Вячеслав. В другой раз, когда в бумагоделательной мастерской что-то громко хлопнуло и многочисленные колёса прекратили вращение, а одно из помещений заволокло паром, они вообще, гавкались всем родом, чуть не поубивали друг друга. Вячеслав что-то быстро рисовал на бумажных листах и тыкал этими рисунками в лица остальным, явно не добрыми словами поминая некое "бабло". Остальные не оставались в долгу, чёркали на его рисунках, быстрыми движениями рисовали своё. В конце концов пришли к соглашению, сгрудились вокруг плоской чёрной шкатулки с открытой крышкой и что-то долго в ней рассматривали, водили пальцами по внутренней стороне крышки, потом что-то зарисовывали себе на листы бумаги. После одни отправились разбирать железный механизм в соседней комнате, из за которого и вышла брань, другие пошли в кузню. Три дня они вставали за долго до солнца и ложились глубокой ночью. Ходили грязные и злые как черти. На четвёртый день, в субботу, бумагоделательная мастерская ожила и с половины дня они устроили себе выходной.
