так, что мамку вспоминать будешь и хныкать, прощения прося!
— Не в твоих владениях, не придумывай, ты тут сам в услужении, на птичьих правах. Приживала ты, а не хозяин. Тут Тара хозяйка, да еще, пока она занята, тута Ратмир командует. — Спрыгнул ему на встречу с коня, и принял угрожающую позу домовой. — Пожалуюсь оборотню, что приставал с глупыми вопросами, к тому, кто по делу едет, мало не покажется.
— Так вы к хозяину? — Леший тут же, сделал добрые глаза, и отступил на шаг назад. — Чего сразу-то не сказали? Секреты на ровном месте развезли? Туману напустили. Да только не принимает Ратмир никого. Думу думает. Беда у нас. Упыри объявились, лет двести, а то и все триста не было, а тут поди ж ты... Еще и Девана давненько стаю не навещала. Сколь не взывают к ней, а не откликается дочь Перуна, властительница волков на зов. Всю луну серые извыли.
— Нас примет. — Филька всем видом изобразил свою исключительность. — У нас дело важное, богам угодное.
— Ну ежели так, то держать не смею, даже провожу, что бы не заплутали. За мной поезжайте.
— Чего ноги бить. — Вклинился в разговор Храб. — На коня полезай, так сподручнее. Будешь дорогу указывать.
— Не уж-то на коня? — Не поверил леший. — Не бывало еще такого. Первый я на такой скотинке из всего нашего роду-племени прокачусь. Вот уважил, так уважил. Ох обзавидуется нечисть лесная. Теперь парень, ты мой друг, а я твой должник. Проси, что хошь, все сполню. — Он подскочил к стремени, и ловко вскарабкался на седло впереди Храба. — Тута можно?
— Сюда полезай, дорогу указывать будешь. — Буркнул недовольно, забравшийся на голову коня, и усевшийся там Филька, хлопнув рядом с собой ладонью. — Я потеснюсь ради такого дела.
— У нас пополнение? — Прилетел удивленный светлячок, и сел на плечо Храба. — Это чего это лешему от нас понадобилось?
— Вот, напросился в провожатые. — Буркнул и скосился на гостя Филька. — Думает видимо я его капустой угощу за это, а вот и не угадал, самому мало. И не зыркай на меня, как зять на опостылевшую тещу. — Рыкнул он злобно на лешего. — Дорогу показывай. Прилипало.
***
— Дочь, что с тобой происходит? — Перун подошел к Деване и посмотрел той в глаза. — Нельзя же столько времени страдать по тому, кто не был для тебя создан, кто недостоин даже твоей тени. Неправильно это. Ты забросила все дела. Стая чувствует себя ненужной, Ратмир не понимает, что происходит и обижается, а обычные волки нападают на людей, потеряв страх. Если так и дальше пойдет, ты окончательно утратишь паству. Ты забыла в своем горе, что ты богиня, что у тебя есть долг?
— Прости отец. Я чувствую себя разбитой. Я верила в искренность чувств, а меня просто использовали. Чужой бог оказался гнидой. — Девушка опустила взгляд. — Мне очень больно, и это выше моих сил.
— Забудь ты его. Два века прошло, а ты все страдаешь. Займись делами. Отвлекись. Напейся нектара хмельного наконец, наделай глупостей, набедокурь. — Обнял Перун дочь. — Ты молода, а выглядишь старухой. Присмотрись к недавно вошедшим в силу богам, может среди них ходит твоя судьба, а ты страдаешь по недостойному. Вон даже Лель нашел себе вторую половину, хотя большего противника, обременять себя семейными обязательствами, не было.
— И кто же та несчастная? — Улыбнулась Девана.
— Ты не поверишь. — Рассмеялся Перун. — Бывшая подруга Богумира, взбалмошная Инглия, откликнулась на его ухаживания.
— Бедный бог любви! — Захохотала Девана. — Конец его покою, теперь он будет играть на своей свирели исключительно плясовые.
— Это точно. — Поддержал ее отец хохотом. — Хотя богиня солнечного луча сильно изменилась, после их решения соединить судьбы. Даже ее лучи стали теплее и ярче. Удивительно, что только не делает любовь, а ведь он был к тебе неравнодушен.
— Да, пытался ухаживать, но только не интересен он мне, слишком ветренен и непостоянен, любит одновременно всех и никого. Мне ближе боги, связанные с делами ратными, я всё-таки богиня-охотница, и воительница, мне песнь тетивы лука слаще свирели, а звон стали ласкает слух больше чем треньканье балалайки, а еще я твоя дочь. — Девушка улыбнулась. — Надо соответствовать суровому отцу, главе всего пантеона.
— Ох и тяжело тебе придется с такими запросами доченька. — Перун отстранился, и посмотрел девушке в глаза. — Немного найдется тебя достойных, измельчали боги в последнее время. — Он вздохнул, подошел к трону и сел. — Мой тебе совет, забудь ты прошлое, возвращайся к делам, отвлекись заботами. Легче станет.
— Я попробую. — Вздохнула Девана. — Ну а как там мой племянник? Есть улучшения. — Перевела она разговор на другую тему с неприятной, терзающей душу болью воспоминаний.
— По-старому все. — Вздохнул Перун. — Последняя надежда осталась, на человеческое зелье. Мы послали тут одну компанию, травы собирать, и ради такого дела, даже кикиморе шанс, новую жизнь прожить дали, но что-то мне не верится в удачу, слишком это все как-то просто. — Он вдруг вздрогнул, словно вспомнил что-то. — Вот я дурень старый, за разговором с тобой забыл о них совсем. Обещал ведь присматривать, а сам отвлекся. Надо глянуть, как там дела, им осталось только мой цветок сорвать, да и возвращаться. — Глаза бога остановились, и остекленели, словно он устремил взгляд в самого себя, но тут же, мгновенно ожили. Перун возбужденно спрыгнул с трона, и забегал взад — вперед. — Вот же беда-то какая, там твой Ратмир моих посланников убивает. — Он остановился напротив дочери, схватил ее за плечи, и посмотрел в глаза. — Давай доченька, лети, спасай души невинные.
***
Поляна в окружении гигантских сосен. Как остров в бескрайнем океане. Трава, словно пострижена заботливой рукой садовника, одна к одной, ровным зеленым ковром, ни соринки вокруг, ни веточки, ни оброненной белкой проказницей шишки.
Лучи солнца, проникающие сквозь кроны деревьев, сходятся ровно по середине на сидящем, скрестив ноги, дремлющем старике, создавая впечатление, что это именно он светится изнутри, а не на него падает полуденный свет благодатного Ярило.
— Кого ты мне привел, леший? Ты же знаешь, что я не велел никому себя беспокоить. — Далеко не старческий баритон прозвучал в тишине, как
