— Я не пойду в обход своего отца! — решительно заявил Александр [есть свидетельства, которые говорят в пользу того, что Александр Павлович не хотел идти вперед отца, а связывал эпоху реформ с Павлом, в чем после был разочарован и писал об этом Кочубею].
— Я не стану настаивать, но должен заметить, что подобная возможность существует, — сказал граф.
— Александр Андреевич, мне не нравится этот разговор. Я намерен его избежать. Тем более, я уже дал ответ, — Александр перешел на французский язык, которым пользовался чаще, чем русским.
Безбородко окинул взглядом комнату, людей в ней находящихся, заострил внимание на Александре. Елизавета Алексеевна игнорировала вице-канцлера, делая вид, что увлеклась просмотром нотной тетради.
— На сим позвольте, ваше императорское высочество, отклонятся, дела не ждут, — граф обозначил поклон.
— Извольте! — сухо ответил Александр.
*……….*……….*
Гатчина
14 декабря 1795 года. 12:15
Николай Александрович Зубов еще никогда так быстро не передвигался и не действовал. Он буквально заскочил в Зимний дворец, спросил о состоянии государыни, прочувствовал давящее траурное настроение и отправился к Александру.
— Да что же вы все от меня ожидаете? Не пойду я попек родителя своему! — уже истерично кричал Александр, а Елизавета Алексеевна стояла рядом и пыталась успокоить своего мужа.
Получив однозначный ответ, как и сведения, что к Александру уже приходил Безбородко, да и некоторые другие вельможи, Николай Александрович решил, что он должен опередить всех и первым сообщить новость Павлу Петровичу. Зубов скажет наследнику, что верноподданные ждут его в Петербурге. Это, как был уверен старший из братьев, обязательно поможет роду не сильно упасть, а, может быть, даже что-то из своего влияния и сохранить.
Верхом, меняя коней на каждой станции, лишь в сопровождении двоих лейб-кирасир, Николай Александрович, превозмогая себя, мчался в Гатчину. Эмоции бурлили внутри мужчины. Он волновался за брата, того, которого в семье любят, вопреки скверному характеру. Платону все прощалось, он рос в любви, а он принимал опеку от всех источников. Теперь не станет главного источника — императрицы, которую, вопреки всему, даже здравому смыслу, скорее всего, Платон любил.
*……………*………….*
Алексей Борисович Куракин собирался уезжать из Гатчино. Он продуктивно, но скучно, провел время. Теперь нужно и домой. Окончилась метель, погода стала по-зимнему приятной, солнечной. Он уже попрощался с наследником, они расстались в дружелюбной атмосфере. Павел, как будто переменился. Он смеялся, шутил, проявил даже несвойственную ему иронию, шутил о запретном — о своем маленьком вздернутом носе. Впервые Алексей Борисович увидел в наследнике человека. Сложного, противоречивого, с кучей внутренних проблем и фобий, но человека.
Преисполненный уверенностью, что жизнь налаживается, князь уже садился в карету, когда услышал приближающихся всадников.
— Посторонись! — прокричал впереди скачущий лейб-кирасир.
Князь передумал уезжать. По крайней мере, он решил узнать, кто так спешит к Павлу Петровичу. Внутри Куракина проснулось желание защитить, если что-то не так, наследника. Отчего-то из головы Алексея Борисовича выветрилось, что в Гатчино находится три тысячи вышколенных солдат, да еще и с артиллерией. Этот дворец сложно было бы взять и десятью тысячами солдат, а тут только три человека и один из них…
— Николай Александрович Зубов? — князь узнал всадника, приближающегося к посту охраны дворца.
Зубов-старший устало слез с коня, его ноги подкосились. Николай Александрович сделал невозможное, он так быстро прискакал, да еще и верхом, не спал ночь, постоянно двигаясь. Все болело, а ноги не хотели держать старшего Зубова на грешной земле.
— Князь? Алексей Борисович? — чуть удивился Зубов, приближаясь к Куракину.
— Признаться, Николай Александрович я преизрядно удивлен. Впрочем, у вас наверняка поручение от матушки-императрицы. Слышал, что она несколько прохворала. Сегодня же помолюсь за ее быстрейшее выздоровление, — Куракин завел светскую беседу и был крайне удивлен, что, ранее спешивший к Павлу Петровичу, Зубов поддерживал ее.
— Боюсь, любезный князь, но положение весьма сложное. И поэтому я, как верноподданный российской императорской короны спешу оповестить наследника, — Николай Зубов посмотрел на Куракина, что-то для себя решил и продолжил. — Если вам будет так угодно, то составьте мне компанию, Алексей Борисович.
Зубов расценил, что друг наследника, или уже императора, в компании с ним, будет способствовать некоторому доверию при разговоре. Одному же Николаю Зубову Павел Петрович и вовсе откажет, даже не выслушает.
— Пожалуй, — согласился Куракин и направился к посту солдат.
Зубов с интересом посмотрел на князя, когда тот лишь сказал дежурному офицеру, что Николай Александрович пройдет с ним на территорию Гатчинского дворца. Большая степень доверия у Куракина. Не это ли будущий фаворит императора, учитывая то, что Павел Петрович не склонен к возвышению женщин и вообще относится к женщинам у власти с пренебрежением? Если так, то было бы неплохо наладить отношения с Куракиными. Не так, чтобы сильно Зубовы им навредили, если только чуточку. Александр Борисович Куракин попал в опалу еще раньше фаворитизма Платона Зубова, когда Екатерина Великая громила масонскую ложу Новикова.
Двое мужчин быстро шли в направлении дворца, навстречу им уже выходил… Нет, не наследник, а полковник Аракчеев, которому Павел Петрович, поручил узнать причину визита Зубова.
Зубова!!! Эта фамилия казалась Павлу скверным словом, которое в приличном обществе нельзя использовать. И вот он, великовозрастный наследник, у которого украли престол Российской империи, видит, направляющегося к нему Зубова. Что это означает? Как всегда в таких непонятных ситуациях, человек склонен думать о плохом, лишь безуспешно уверяя себя в хорошем.
— Господа, Его Высочество желает знать, в чем причина вашего присутствия во дворце, — Алексей Андреевич Аракчеев посмотрел на Зубова, который уже скинул полушубок и был в мундире генерал-поручика с наградами. — Простите великодушно, но сей вопрос более касается вас, ваше превосходительство.
— Сообщите Его Императорскому Величеству, что я смиренно прошу меня принять, — сказал Николай Александрович Зубов, чеканя титулярное обращение.
Алексей Андреевич Аракчеев чуть нахмурил свой большой лоб, вникая в суть сказанного. «Величество» — это слово, обозначающее императора, прозвучало.
— Так точно, ваше превосходительство, сию минуту, — звонко стукнув каблуками, резко поклонившись, Аракчеев, демонстрируя отличную выправку, стал подыматься по лестнице к дверям во дворец.
— Величество? — недоуменно спросил Куракин. — Но матушка же еще жива!
— Это ненадолго. Империи нужен император, — ответил Зубов и в этот же момент дверь открылась.
— Его Императорское Величество ожидает вас, господа! — торжественно, не без пафоса, сказал Аракчеев.
А у самого полковника глаза чуть ли не искрятся от радости. Дождался и он. Верно служил, порой услуживал, даже вопреки своему девизу «Без лести предан». Вот теперь должен пролиться и дождь, нет, ливень, наград, чинов и подарков.
Прямо на первом этаже дворца, будто подслушивал за дверьми, стоял Павел Петрович. Он чуть задрал голову, видимо посчитал, что так выглядит величественнее, хотя получалось смешно, если бы двум вельможам, входящим во дворец, было до смеха.
Николай Александрович Зубов упал на правое колено, да так резко, что, поспешивший сделать тоже самое, Алексей Борисович Куракин услышал хруст коленного сустава генерал-поручика.
— Ваше Императорское Величество, ваши верноподданные ждут своего императора! — сказал Зубов.
— Что, моя мать уже мертва? — спокойным, даже излишне спокойным для данной ситуации, голосом, спросил Павел Петрович.
