— С этим дома разберёмся. Лапшу приготовишь мне здесь вместе с подкисленными сливочками, — передразнил её князь.
— Сделаю! — Дуня подскочила и поклонилась.
Про Новгород что ещё думаешь?
— Ох, княже, как хитро ты расспрашиваешь! Я все мысли растеряла, пока о том о сём говорили.
— Новостные листки, дороги, заводы для изготовления плинфы, — терпеливо напомнил князь и бросил взгляд в сторону писца. Тот усердно шкрябал пером по бумаге.
— Ага, ещё стекло.
— Коли получится у тебя со стеклом, то будет княжьим делом.
— Э, а можно мне как-то княгиней стать, чтобы тоже этим заняться?
— Метишь в жены сыну? — вскинулся князь.
— Э-э, ну портить жизнь Ивану Иванычу из-за какого-то стекла я не думала, — быстро ответила она.
— А если он попросит?
— Чего?
— Чтобы ты пошла за него.
— Князья не вольны женится по своему хотению, — с сочувствием произнесла боярышня.
— Князья во многом не вольны, — строго ответил он ей, — особенно княгини, помни об этом, Евдокия.
Дуня кивнула и опустила глаза, коря себя за дурацкую шутку. Оба помолчали.
— Зачем фрязина позвала в Москву? Тебе своих мастеров мало?
— Э-э, Фиорованти? Так он… ну-у-у… глянулся мне.
— Старый пень?! — широко раскрыв глаза, изумился Иван Васильевич.
— У него большой опыт… и он зело умён, очень даже активен и вообще, понимает меня.
— А что Еремей скажет? Ты подумала об этом?
— А что дед… поругает, конечно, не без этого, но поймёт и поможет. Всё же я для всей семьи стараюсь!..
— Сомневаюсь.
— Ну и зря! Моя слободка будет самой красивой, самой правильной и удобной!
— Какая слободка? — тяжело вздохнул князь. — Не пойму я тебя что-то.
— Фиорованти поможет мне построить водопровод, какой в Риме был. И я надеюсь, что придумает мне красивые дома.
— Ты хочешь дома строить и продавать? А разрешение у меня на это получить?
— Э-э, можно? — состроив просительную моську, робко спросила.
— Записку подай в земельный приказ, выплати положенное, представь план работ, — насмешливо отчеканил князь.
— Чего так сложно-то? — обалдела Дуня. — Раньше этого не было!
— А кто вопил, что нельзя строить без плана? — возмутился князь. — Кто обзывал бояр отсталыми? — наседал он на неё. — Кто грозился жаловаться князю и коту Говоруну на «страшнючие новые домишки»? — последние слова Иван Васильевич комично произнёс, изображая Дуню.
— Я? — пискнула она.
Князь резко подвинул ей блюдо с курагой.
— Ешь, чего глазами хлопаешь! И впредь думай, где и что болтаешь. Вот ещё что… качели я поставил, как котику привиделось, — хмыкнул Иван Васильевич.
— Благодарю, — улыбнулась она.
— Фрязина не жди. Он здесь мост обновит и двор мне обустроит. Я тут до зимы задержусь, прослежу. А так муж толковый и в огненном зелье разбирается, пушки лить умеет. Коли не разочарует меня, то я его сам в Москву позову.
— Княже, я же первая его нашла!
— Вернёшься — займешься изготовлением стекла. О фрязине своём забудь.
Евдокия возмущенно засопела, демонстративно отложила надкушенную курагу и плотно сжала губы, показывая, что больше ни слова не скажет. Князь усмехнулся, потом хлопнул в ладоши и повёл подбородком в сторону входящих слуг:
— Принимай подарки, Евдокия Вячеславна, за службу свою! Тут моя награда тебе и вира от Селифонтова.
Дуня смотрела, как вносят сундуки, ставят их в ряд и открывают крышки.
— Ой, это всё мне?
Её взгляд перебегал от сложенных штук полотна к сваленным кубкам, мешочкам со специями и укупоренным кувшинам с маслом.
— Не всё, — ответил ей князь и рассмеялся, когда она обиженно на него посмотрела. — Держи грамоту на владение тем двором, где тебя держали.
— Ох, благодарствую, княже!
— И вот ещё грамота на владение местом на торгу. Надеюсь, что твои люди достойно представят здесь московские товары.
— Не посрамлю! — вытянулась она в струнку.
— Сама не лезь в торговлю, поняла?
— Но как же…
— Посоветовать можешь, — усмехнулся князь и расхохотался. — Да, чуть не забыл! Все новые сказки княжичу напишешь, чтобы он напечатал их в книжицах.
— Расскажу…
— Я сказал «напишешь», — оборвал он её, — а сама езжай в имение. В Москве не задерживайся, там сейчас очередной сбор иерархов. Не надо, чтобы ты им на глаза попалась. Не все тебя там любят.
— Поняла, княже. Спасибо.
— Скатертью дорога, Евдокия, — напутствовал её князь.
— Ой, княже, забыла! — всплеснула руками Дуня. — А как же я делами займусь, ежели не имею на это прав? Или тайком? Но тогда знай — налоги не выплачу!
Князь сжал посох и Дуне показалось, что он сейчас метнёт его в неё, но Иван Васильевич всего лишь опёрся на него и встал.
— Хочешь, чтобы женки, как в Новгороде, имели право заниматься делами?
— Так занимаются же… — пожала плечами боярышня, — а в записях всё на мужей и отцов пишут. Нехорошо это.
— Нехорошо. Исправлю, иди.
Дуня поклонилась и собралась идти.
— Стой, — остановил её князь.
— Стою.
— Подружка твоя с тобой пришла?
— Ага.
— Зови её сюда.
Глава 32.
От князя Дуня с Мотей выходили, обременённые имуществом. Евдокии пришлось посылать за слугами, а Мотька держала в руках свиток с дарственной на свой бывший дом в Москве.
— Снова соседями будем? — спросила её Дуня.
— Получается, что так, — вздохнула подружка.
— Эй, ты чего? Не рада награде? Я даже не думала, что князь воспримет твою победу в шахматах, как сражение за честь всего княжества!
— Рада, но… — Матрёна замялась, отвела взгляд, вздохнула, ещё раз вздохнула и готовилась уже в третий раз вздохнуть.
— Моть, говори уже, а то из-за тебя зевать тянет!
— Не хочу с мачехой жить, — сказала с таким видом, как будто призналась в поедании последнего куска хлеба перед носом у голодающего.
— Ох ты ж, — охнула Дуня и прежде чем Мотька расплакалась по причине самобичевания, добавила: — Точно! Ведь примчится-не запылится!
Боярышни переглянулись. Евдокия даже не думала осуждать Мотьку за нежелание жить с новой семьей отца.
— Знаешь, князь обещал прописать имущественные права жёнок, так что есть шанс, что дом будет записан на тебя, а не на отца.
— Ой, хорошо было бы, — встрепенулась Мотя. — А то с отца женина родня не слезает, укоряет его, что молодую в деревне держит. Они как прознают про мой дом, то покоя отцу не дадут.
— Таких документы не остановят, — с сочувствием предположила Дуня, а ещё ей пришло в голову, что имущественные права жёнок будут отличаться от девичьих прав. Всё же девка — это девка, а жёнка — хозяйка и мать. Но расстраивать Мотю не хотелось… успеет ещё схватиться за голову.
— А без них совсем худо будет, — продолжала вздыхать подруга, но уже всё же надеясь на какое-то разрешение ситуации с дарением.
— Осталось дождаться, — прекратила рассуждения Дуня, — а пока…
— За меня встанут Овины, — скромно сообщила Мотя, окончательно воспряв духом.
— Ого! — только и сказала Евдокия. А потом подруги вместе тяжко вздохнули, но каждая о своём.
Дуне надо было решить, как добираться до дома. Без княжьей охраны и боевых Кошкиной было страшновато. О княжьих дарах многие слышали, и как бы не сгинуть с ними…
Она надеялась на Семёна Волка, но князь с первого дня своего приезда запряг его в работу по полной. Как получил с рук на руки венгра, свидетельствовавшего брак Дмитрия Борецкого и Анны Батори, так не отпускал его от себя. Парень старается, кажет себя с лучшей стороны и работает за десятерых.
— Боярышня! — позвала Евдокию ближняя боярыни Авдотьи.
— Что-то случилось?
— Там тебя боярич Волк спрашивает. Говорит, важное дело у него. Я провожу и посижу рядом, пока ты с ним говоришь.
— Э, спасибо, — удивилась Дуня, только что вспоминавшая Семёна.
— Ты теперь на виду и князь тебя привечает, — пояснила женщина о своём присутствии. — Надо блюсти честь свою.
