«Да как же я победить-то смогу без оружия?» — не скрывая досады, вопрошал Илья. И вновь ответ кузнеца не принес ему радости и облегчения.
Да, сражаться можно было и без оружия — на кулаках, например. В частности, именно такой способ выяснить отношения предпочитали местные парни. И вообще, убивать своих в селении допускалось разве что в крайних случаях. В ответ на оскорбление, настолько тяжелое, что смыть его можно было лишь кровью, и никак иначе.
Вот только что с того было для Криницкого? Во-первых, своим для жителей этого поселения считаться он не мог. И потому имел неплохие шансы погибнуть в схватке. Причем противник наверняка будет считать, что оказал презренному невольнику честь, дав возможность умереть воином и мужчиной. Ну а во-вторых, как убедился Илья, пару раз посетив ристалище, даже без оружия бились там довольно жестко — до крови. Наверняка не обходилось и без сломанных костей. Так что несчастному невольнику впору было вспоминать дурацкую шутку: «А я знаю каратэ, айкидо, тхэквондо и еще много других страшных слов». И… смириться.
Смирения Криницкого хватило еще на несколько дней. Несколько дней размеренной жизни, наполненных походами то в кузницу, то на склад. А по вечерам, по возвращении в барак — неторопливыми разговорами с другими невольниками. Из них Илья, помимо прочего, смог узнать побольше о мире, в котором оказался.
Выяснилось, что большую часть обитаемой суши занимала Империя Света. Это ей служили всадники с Жезлом Правды, первыми встреченные Криницким. И Жезл был не с лампочкой и не на батарейках, как можно было подумать. Он работал на магической силе, как и защитное поле над заставой, ибо в Империи существовало целое сословие профессиональных волшебников.
Маги-целители лечили любые болезни. Маги-ремесленники создавали разные полезные вещи, вроде Жезла Правды или самоходных повозок. А еще имелись боевые маги, иные из которых могли уничтожать вражеских воинов толпами — лишь мановением руки. Хотя в реальных схватках служили, скорее, подспорьем обычным воякам, не стремясь полностью их заменить.
Зародившись где-то на юге, Империя постоянно расширялась, поглощая все новые земли. И хотя, по слухам, во владениях своих имперцы возводили необычайной красоты города, где жили в сытости и даже в роскоши, в этих краях им не очень-то были рады. Ибо, присоединив очередную деревню или городок, делиться сытостью и роскошью посланцы Империи не спешили. Но первым делом ставили над местным населением своих наместников, устанавливали новые законы, а многие обычаи, не говоря уж о привычных культах и верованиях, объявляли под запретом. Ну и еще обкладывали жителей присоединенной территории данью. Что тоже как-то не способствовало ее процветанию.
Так прошли эти несколько дней, похожие один на другой: работа, болтовня с соседями по бараку, затем сон и снова работа. Ну а потом… грянул гром. В прямом и переносном смысле.
Случилось все на рассвете. Может, и не в четыре утра, как известное событие из родного мира Ильи Криницкого. Но факт оставался фактом: почти всех жителей варварского поселения внезапная атака застала спящими. По крайней мере, начало атаки. Разве что дозорные бодрствовали… ну или, может, еще собаки. Чей сон обычно чуток, а разбудить их способен даже не шум, а любое неосторожное движение поблизости.
Сам Илья в момент нападения, разумеется, лежал на жестком топчане, погруженный в глубокий сон без сновидений — сон усталого человека. А когда всегдашнюю тишину раннего утра разорвал грохот, казавшийся на ее фоне совсем уж громоподобным, сперва открыл глаза, а уж потом более или менее смог прийти в сознание.
Голова болела — и от грохота этого нежданного, и от прерванного, оказавшегося явно недостаточным, сна. Поспособствовал и душный воздух барака, как последствие вчерашней жары.
Мозг включался в работу медленно, с неохотой. И первой мыслью, рожденной им после пробуждения, стала: «Что за хрень? Почему поспать не дают? Кто… что это?..»
Грохот повторился. И ветерок, просочившийся в одно из оконец барака, донес запах гари. Со смешанным чувством страха и любопытства Криницкий встал с топчана и подобрался к окошку, в то время как вокруг так же просыпались и приходили в себя другие невольники.
Не прошло и минуты, как один из близстоящих домов содрогнулся под сильным ударом. Раз, второй, третий. Соломенная крыша его обрушилась, за ней последовал черед одной из стен. А затем то, что всего миг назад было цельной жилой постройкой, вспыхнуло, точно гора дров для гигантского костра.
Много увидеть в маленькое барачное окошко, разумеется, было невозможно. Однако грохот, что звучал теперь со стойкой периодичностью, да запах дыма говорили сами за себя. Вскоре к шуму взрывов, сотрясавших поселение, присоединились и другие звуки. В первую очередь людские крики — исполненные то страха и боли, то ярости, то горечи.
«Имперцы пожаловали, — недолго раздумывал над происходящим Криницкий, — больше-то кому? С них станется… сумели силовое поле над заставой подвесить, сумеют и до огнестрельного оружия додуматься, до артиллерии. Или хотя бы до магического аналога».
Удивительное дело! Находясь под обстрелом, в бараке, который каждое мгновение мог превратиться в могилу… нет, даже в крематорий, Илья умудрялся мало-мальски сохранить спокойствие. Думать, отвлеченно рассуждать, словно происходящее его не касалось. Словно он просто играл роль в каком-то спектакле, где все персонажи, по сюжету даже погибшие, все равно должны выйти на сцену и раскланяться перед зрительным залом незадолго до того, как опустится занавес.
Профессиональная привычка? Или это называется «деформация»?
А вот соседи Криницкого по бараку подобным самообладанием похвастаться не могли. Кто-то вжался в угол или распластался на полу, накрыв голову руками, словно это могло его защитить. Кто-то плакал… одна из баб. А сидевший рядом невольник-мужчина бранился, силясь ее перекричать. Кто-то молился…
«Эй! Помогите! Кто-нибудь! Выпустите нас! Не оставляйте нас здесь!» — а это подала голос бедняжка Кира. Она поступила разумнее остальных, подойдя к единственной двери и принявшись в отчаянии колотить в нее маленькими кулачками да кричать, едва не срывая голос.
Хотя насколько такое ее поведение способствовало безопасности — вопрос был спорный. Очередной взрыв, обрушившийся на поселение, случился совсем близко от барака. Аж стены качнулись. А дверь и подавно тряхнуло так, что сорвало с петель. И, как можно было ожидать, напоследок взрывная волна швырнула Киру, эту щуплую девицу, на пол. Добро, хоть упала она на одну из соломенных куч.
Сквозь открывшийся проем заглянул свет нарождавшегося дня. Путь на свободу по неожиданному стечению обстоятельств оказался открыт. Однако, охваченный внезапным порывом, подстегнутый адреналином, подумал Илья Криницкий не о побеге.
— Я хочу сражаться! Дайте мне оружие! — крикнул он, выскакивая на улицу и догоняя одного из варваров, бежавших мимо, — я хочу…
— Невольник? — бросил тот с нескрываемым презрением, едва обернувшись на зов Ильи, — а беги-ка лучше в погреб, невольник. Спрячься там с детками и бабами… много от тебя проку… особенно против виман.
— Виман? — переспросил растерянный Криницкий, — каких виман?..
Но варвар не удостоил его ответом. Разве что небрежно взмахнул рукой, указывая вверх, да побежал дальше.
Грохотнул новый взрыв. А затем недоуменно замерший посреди улицы Илья заметил, что на него наползает обширная тень. Бывший актер инстинктивно приподнял голову… и даже присвистнул от удивления. Ибо увиденное превзошло его даже самые смелые ожидания.
Над поселением варваров медленно, даже как-то степенно — точно барин на прогулке — двигались два летательных аппарата. Формой они походили не то на лодки с небольшими надстройками над палубой, не то на гигантские туфли. От последнего сравнения Илья еще невольно почувствовал себя тараканом, которого того и гляди растопчет человеческая нога.
Похоже, это и были «виманы», о которых сообщил варвар.
Вокруг каждой из виман висело, неотступно двигаясь одним с ней путем, кольцо из светящихся шаров. Предназначались эти шары отнюдь не для освещения, тем более что темноты-то уже не было. Но, время от времени, то один, то другой из шаров срывался вниз, обрушиваясь на какую-нибудь постройку. Причем запас этих, явно магией сотворенных, снарядов не переводился — спустя несколько мгновений летающее кольцо пополнялось новым шаром, взамен использованного.
Илья настолько засмотрелся на эти чудесные боевые машины иного мира, настолько заворожили они незадачливого пришельца, что он забыл. И об опасности забыл, что представляли собой виманы. И о том, что оказался, единственным, наверное, человеком в поселении, кто стоит, не двигаясь, да еще на видном месте. А значит, служит почти идеальной мишенью.
