В ответ на крик несчастного от кромки леса донёсся резкий свист. Собаки яростно залаяли, а обладатель белого балахона нервно поёжился и, воздев худые жилистые руки к светилу, не желающему сегодня смотреть на дела человеческие, затянул хриплым голосом резкую прерывистую мелодию. Толпа радостно подхватила. Молитва неслась над полем, с каждым мгновением становясь громче.
Лысый извлёк из складок своего балахона какие-то предметы и начал быстро ударять ими друг об друга. Через минуту Никита увидел, что тонкие палочки, зажатые в его правой руке, сначала начали дымиться, а потом вспыхнули весёлым огнём. Мужчина вскинул правую руку вверх и быстро двинулся к выжженному кругу.
Пение тут же смолкло, и толпа подалась вперёд, стараясь не пропустить ни мгновения. Седой в чёрном встал за головой висящего пленника, который молчал, но ярко горящие глаза на его покрасневшем лице, обращённом к замершей толпе, выражали жгучую ненависть и полное презрение.
Никита смотрел во все глаза, забыв про свой страх. Он не понимал, что значат все эти приготовления, но ужас от ожидания чего-то очень страшного уже тихо зашевелился в животе.
Лысый громко крикнул короткое слово и бросил горящие веточки на полоску белого порошка. В то же самое мгновение седой вскинул руку и полоснул зажатым в ней ножом по горлу зелёного человека. Толпа радостно закричала, и крик ужаса, вырвавшийся из горла Никиты, растворился в этом шуме.
Мальчик сжался и в страхе закрыл глаза. Слёзы текли по лицу, он зажал уши руками, только бы не слышать больше дикого ликования толпы. Он и представить себе не мог, что на его глазах так хладнокровно убьют человека, а сотня тёток и дядек будет чуть ли не прыгать при этом от счастья. Что мог сделать им этот человек, чтобы они так радовались его смерти? «Господи, только бы меня не нашли… Лучше сдохну тут с голоду или пойду жить в дом к мертвецу, но только не к этим…»
Огонь резво бежал по кругу, пожирая белый порошок. Человек на дереве постепенно затихал, хватая ртом воздух и выпуская из себя жизнь вместе с льющейся толчками кровью. Толпа застыла, внимательно наблюдая за огнем и вытекающей кровью. Только лысый, воздев руки к небу, продолжал петь.
Огонь, добежав до ног лысого, превратился в синий дымок, и в то же мгновение последняя капля крови полила корни высокого дерева. Толпа в восторге взревела. Никита, которого продолжала сотрясать крупная дрожь, приоткрыл один глаз. Толпа отступила от дерева, а лысый, повернувшись к нему спиной, заговорил.
У Никиты от удивления глаза не только раскрылись, они почти вылезли на лоб! Он прекрасно понимал, что говорит этот человек! Правда, тот довольно странно произносил слова, растягивая их или глотая некоторые звуки, но Никита его понимал! Лысый кричал, почти протыкая низко надвинувшееся небо своими растопыренными пальцами:
– Боги Огня, Железа и Дерева! Вы приняли нашу жертву! Кровь презренного шавана пусть будет нашим даром Вам, Вечные! Бог Света и Дня, повелевающий всем живым, славься! Даруй нам тепло и мир, пищу и кров, жизнь и свет! Истинный Бог, яви нам лик свой негасимый! Верую!
Крик «Верую!» с рёвом вырвался из всех глоток. Толпа бухнулась на колени, воздев к небу руки. И тут почти одновременно произошли два события, которые собравшиеся явно не ожидали. Сначала из нависшей тучи вырвалась ослепительная молния и ударила в край поля.
Сопровождавший её раскат грома был такой силы, что многие молящиеся повалились на землю, закрывая в ужасе уши руками. Поэтому громкий треск ветки, на которой все ещё висело тело принесенного в жертву, услышали далеко не все. Лысый резко обернулся и успел отскочить в сторону, поэтому падающая ветка только слегка задела его по плечу.
Поднявшиеся с земли люди в ужасе уставились на покалеченное дерево, возле которого с верёвкой в руках и полной растерянностью на лице всё ещё стояли четверо мужчин. Рокот непонимания и страха прокатился по толпе. Многие в тревоге стали озираться по сторонам, поглядывая на небо и на селение за высокой стеной.
Лысый с посеревшим лицом взмахнул руками и закричал:
– Молитесь, люди! Молитесь! Боги Вечные и Истинные да ниспошлют нам благодать!
Из толпы раздались редкие крики «Верую», но их сразу перекрыл громкий голос. Высокий крепкий мужчина с копной рыжих волос и такой же огненной бородой в рубахе с красно-чёрной вышивкой, с внушительным мечом на поясе, выступил вперёд и поднял руку с кулаком такого размера, что толпа, нестройно восхваляющая всех богов, мгновенно замолкла.
– Салвин Кадур! Боги не приняли твою жертву! Мы будем прокляты за эту смерть! И дети наши будут прокляты!
Лицо салвина стало сначала белым, а потом немедленно залилось краской. Глаза с ненавистью уставились на возмутителя спокойствия. Кадур хрипло выкрикнул, указывая на мужчину:
– Замолчи, Норт, иначе ты накличешь несчастье на свою голову! Боги всегда были к нам благосклонны! Они всегда принимали наши жертвы. Это знамение! Нам было знамение! Как Дерево отринуло свою ветвь с проклятым шаваном, так и весь лес скоро отринет всё их подлое племя! Веруйте, люди! Ждите следующего знака, дарованного нам Вечными, которые избавят нас от проклятья наших предков! Верую!
Толпа без энтузиазма подхватила. И тут произошло новое событие, подлившее масла в огонь. Возле ног салвина, продолжавшего заражать собравшихся своим примером, воткнулась стрела. Толпа ахнула, салвин отскочил в сторону, и все головы немедленно повернулись в сторону леса.
Там, на завале из стволов, стояла маленькая, почти незаметная на фоне деревьев, зелёная фигура. Человек поднял руки с зажатым в них луком и пронзительно свистнул. Собаки ответили ему громким лаем, а люди возбуждённо зашумели. Человек ещё раз погрозил толпе и исчез в сумраке леса.
Первыми потянулись к селению женщины. Подхватив длинные юбки, они двинулись по полю, боязливо оглядываясь на кромку леса. Помощники салвина сноровисто выкопали в стороне от дерева неглубокую ямку, спихнули туда труп и спешно закидали его землёй. Всё это время сам салвин молча стоял у камней, мрачно глядя на темнеющий вдалеке лес.
Молодой человек с фамильным носом, оживившийся во время последних событий, снова заскучал. Его родственник стоял в одиночестве, сложив руки на груди и картинно отставив правую ногу. Он иногда поглядывал на салвина, и его тонкие губы кривила усмешка, больше напоминающая гримасу боли. Толстяк с платком попробовал заговорить с ним, но господин не пожелал вести беседу, кивком головы заткнув недостойному рот.
Наконец, дело было сделано, и мужчины, подхватив с земли копья и диск, двинулись за женщинами. Шли молча, от былого радостного возбуждения не осталось и следа.
Процессия почти миновала стожок, и Никита слегка расслабился, решив, что на сей раз он отделался лёгким испугом, когда в небольшое отверстие в сене, через которое он и наблюдал всё происходившее, всунулся громко дышащий нос крутившейся рядом собаки.
От неожиданности Никита взвизгнул. Пёс громко зарычал, отскочил от стожка и оглушительно залаял. Со всех сторон к нему уже неслись другие собаки со вздыбленной на загривке шерстью, издавая жуткие звуки, от которых волосы у Никиты встали дыбом. Он громко закричал и заработал руками, стараясь глубже зарыться в сено.
Грозный окрик заставил собак замолчать и отойти, поджав хвосты. В отверстие просунулись три наконечника копий, и прозвучал новый приказ – «Выходи!» Никита затих, всё ещё непонятно на что надеясь. Но надежде сбыться не удалось. В плечо больно ткнули копьём.
– Вы чё делаете, сволочи! – Копьё исчезло. Вместо него в отверстие влезла огромная ручища в чёрной перчатке, ухватила его за руку и с такой силой выдернула на белый свет, что он пролетел несколько метров и свалился прямо под ноги важному господину с фамильным носом и золотой цепью.
Вокруг господина выстроились мужчины, почти все с обнажёнными мечами. Несколько копий сразу упёрлись Никите в спину, не давая пошевелиться. Да он и не пытался этого сделать, уткнувшись лицом в колючую стерню и мечтая только об одном – исчезнуть, сгинуть, провалиться сквозь землю.
Чья-то грубая рука пошарила по рубахе, схватила за пояс, потянула, нашла застёжку и сдёрнула его с Никиты. Секунда тишины разразилась криками:
– Это нож Одноухого Дрона! Где он взял его? Он не похож на шавана! Где Дрон?
– Подними его! – Властный голос перекрыл шум. Все та же рука грубо схватила Никиту за ворот и рывком поставила его на ноги. Те совершенно не желали слушаться, пытаясь вновь отправить хозяина в горизонтальное положение, но увесистый тычок в бок быстро поправил ситуацию. Рука, наконец, отпустила ворот рубахи, и Никита остался стоять на ватных ногах, трясясь так, что зубы громко стучали друг об друга.
– Боги Вечные и Истинные! На нём рубаха Дрона! – Визгливый женский голос прорезал тишину. Толпа снова загудела.
