За своим рассказом Ваня и не заметил, как его бокал опустел, и я подлил ему ещё. Себе тоже налил, чокнулись, выпили.
— Вот так три седмицы и работал, — похоже, Ваня подводил свой рассказ к концу, — а там и день получки настал. Прихожу я в кассу, а мне те же деньги дают, что я до твоей учёбы получал! Я к управляющему, что же, говорю, Пётр Савельевич, получается такое?! А он мне, мол, пружины твои в работу не идут с такой прытью, как ты их делаешь, вот Ефим Захарович и велел платить тебе за них по готовности самих часов. Ещё и оштрафовал меня на два рубля, что я к нему через голову мастера обратился! Потом мастер меня к себе позвал и тихонько так сказал: ты, Ваня, не шуми, а то поколотят тебя работнички. Они, оказалось, стакнулись да послали к управляющему троих, кто посмелее — дескать, если Ивашке Лапину по всей его выработке будут платить, то они все поувольняются к чёртовой матери!.. Ну и я решил — пошли они все…, — Ваня на секунду запнулся, но всё же сказал, куда именно.
С минуту, как он замолк, ругался я. Ругался самыми грязными словами, даже не спрашивайте, какими, всё равно не скажу, но ругался мысленно. Почему мысленно? Потому что ругал самого себя! И было же за что! Маевский у меня, видите ли, от жизни оторвался, а я сам?! Весь такой из себя умный, аж зубы сводит, а пролетарскую солидарность, которой мне половину прошлой жизни мозги компостировали, не учёл, идиот!
— Да ты, Алёша, не переживай! — должно быть, Ваня решил, что целый бокал я влил в себя залпом, приняв близко к сердцу его невесёлую историю. Ну да, можно и так сказать… Ваня, конечно, малый добрый, но я сейчас был жутко разозлён. Вот так стараешься, придумываешь всякие выверты для повышения качества обучения, а потом всё это летит прямиком в ватерклозет из-за тупой зависти и обычного стремления маленького человека работать поменьше, а получать побольше. Ну или просто работать поменьше, если уж получить побольше не выходит. Нет, надо теперь соображать, как из этого всего дерьма выбираться, а то все мои планы пойдут примерно туда же, куда Ваня послал братьев Славиных с их часовым заводом… Но об этом я подумаю потом, в более спокойной обстановке, сейчас надо решить, как помочь Ивану, раз уж я же сам так его подставил, пусть и по дури только, а не по злобе.
— От меня что надо? — раз уж Иван ко мне с этой бедой пришёл, наверняка ведь сам что-то и придумал.
— Так в службу к тебе наняться хочу, — ну точно, придумал, я и сам бы мог догадаться. — Завод у тебя не в Москве, так я готов в Александров поехать. У тебя-то там по уму всё, не как у Славиных…
— В Александров, говоришь? — переспросил я. А что, можно и так… — Ладно, Ваня, это мы с тобой ещё обсудим, я туда всё равно не сегодня и не завтра еду. Твои-то как? — решил я сменить тему.
— Да хорошо всё у них, — первый раз за время нашего разговора Ваня улыбнулся по-настоящему.
Рассказ Ивана я слушал вполуха, почти всё это уже слышал и раньше, но прерывать парня не спешил. Пусть поговорит о хорошем, глядишь, и отпустит хотя бы частично. Да и мне его неспешное повествование не мешало думать, а уж подумать было о чём. Ладно, самого Ваню я найду к чему пристроить, да так, что и мне от того будет выгода, и ему польза. А вот как быть с самой идеей обучения артефакторов? Что бы такого-этакого придумать, чтобы обученные мной люди не плюхались с разбега в дерьмо, как оно вышло с Иваном? А то ведь раз случится, другой, третий, а там и молва пойдёт… Да, молва-то пойдёт, а вот учиться ко мне не пойдёт уже никто. Думай, голова, думай…
Пообещать купить голове новую шапку, если она будет думать как надо, я не успел — голова постаралась и выдала решение ещё до того. Решение, ею предложенное, правда, оказалось половинчатым, то есть сам выход из положения она нашла, но осталось продумать, как сделать тот выход возможным. Меня, однако, такая половинчатость уже совсем не пугала — раз уж я сообразил, что надо делать, соображу и как. На этом я посчитал, что теперь можно расслабиться и послушать Ивана чуть более внимательно.
Ничего для меня нового он не поведал, но Господь определённо наделил парня талантом рассказывать одно и то же каждый раз по-новому, и этим щедрым даром Ваня вовсю пользовался. Однако же я неожиданно услышал и что-то новенькое, то есть не услышал, прямо о том Ваня не говорил, но иной раз и недомолвки выдают человека, что называется, с головой.
— Ты-то сам, Ваня, жениться, случаем, не собираешься? — проверить свою догадку я решил, проведя разведку боем.
— Да вот… Ну… Да, — наконец выдал он. Торопить Ваню и задавать ему наводящие вопросы я не спешил, расскажет и сам. А не расскажет сейчас — невелика беда, всё равно рано или поздно поделится, причём скорее рано.
— Любашей зовут, — с глуповатой счастливой улыбкой поведал Ваня. — Из той же Свято-Софийской общины, где Лидка была. Семнадцать лет, красивая…
Ну да. Самому-то Ивану восемнадцать, но в простом народе это считается самым что ни на есть подходящим возрастом для создания семьи. Да и не только в простом — Варе моей, когда мы венчались, только-только семнадцать исполнилось.
— Я-то думал, заработаю у Славиных хорошие деньги, тогда и посватаюсь, — признавался Ваня, — а теперь придётся подождать, пока у тебя заработаю. Ну да ничего, мы с ней да с родителями её сговорились уже, потерпим.
Что же, этого и следовало ожидать. Я, помнится, говорил уже как-то, что девицы из общины сестёр милосердия при Свято-Софийском женском монастыре становились идеальными жёнами для серьёзных зажиточных мужчин из народа, вот и Ваня Лапин решил запустить загребущие ручонки в этакую сокровищницу. [3] Ну ему-то Сам Бог велел, у него же старшая сестра через ту общину прошла. Да, первый раз с замужеством Лиде не повезло, зато сейчас, если послушать Ваню, у неё со вторым мужем всё хорошо. Андрею Василькову женитьба тоже пошла впрок, малый послал подальше своих непутёвых приятелей Каталкина с Балабудкиным, да те и сами от него держались теперь подальше — уж больно доходчивым оказалось внушение, что сделал им Шаболдин. [4] Сам Васильков уже вскорости должен был закончить университет и стать наконец врачом, а с такой умелой и опытной сестрой милосердия, как Лида, никаких опасений за его будущую профессиональную карьеру я не испытывал. Вот и ладно, займусь-ка я профессиональной карьерой Ивана Лапина…
[1]См. роман «Пропавшая кузина»
[2] См. роман «Жизнь номер два»
[3] См. роман «Жизнь номер два»
[4] См. роман «Семейные тайны»
Глава 4. Снова завод
Говоря по совести, здешнюю систему оценки разряда магической одарённости, принятую с незначительными отличиями как в Царстве Русском, так и во всём цивилизованном мире, я особо совершенной не считаю, но она тем не менее работает, и работает неплохо, помогая выявлять одарённых и отслеживать изменение их разряда. Основное в этой системе — всеобщая и обязательная проверка наличия одарённости и её разряда у детей десяти-двенадцати лет и шестнадцати-семнадцатилетних подростков. Почему так? Да потому, что уже лет триста назад было установлено, что одарённость или проявляется в возрасте от десяти до двенадцати лет, или не проявляется вовсе, а изменение разряда к шестнадцати-семнадцати годам показывает перспективы одарённого на пороге вступления в самостоятельную жизнь. Вот я, например, в одиннадцать лет имел второй разряд, а гимназию закончил с четвёртым, но оно и понятно — во-первых, я всё же отмеченный, во-вторых, я вырос в семье, где одарённым был не один, то есть рос и развивался в соответствующей среде. А у того же Вани Лапина второй разряд выявляли и в одиннадцать, и в шестнадцать. Тоже ничего удивительного — ни его брат, ни обе сестры одарёнными не были, про одарённость их матери или давно умершего отца я ни от Вани, ни от Лиды я также ничего не слышал.
После семнадцати лет определение разряда одарённости становится делом почти добровольным. Почти — потому что при поступлении на государеву службу оно проводится обязательно, как и при вступлении в гильдии, объединявшие одарённых. В общем, бездельем Разрядная палата отнюдь не мается. А тут ещё я ей работу подкинул — послал вчера туда Ваню. Нам же с ним уже совсем скоро в Александров ехать, и я хотел более точно представлять себе, на что он сейчас способен, а заодно и проверить, сказалось ли его обучение у меня только на профессиональном мастерстве, или и на общем уровне одарённости тоже.
