- Алексей Сергеевич, - ответил я, пожимая экскаваторный ковш.
- Нехило ты прикинут, Алексей Сергеевич, - протянул бандит, оглядывая меня с ног до головы. - Из загранки?
- Есть немного, - нахмурился я.
- И чего же тебе? Девочку? А, может, волыну или ксиву? - ехидно поинтересовался Фима.
- Грины скинуть, - обезоруживающе улыбнулся я, демонстрируя пресс баксов.
Жулик взволнованно вдохнул воздух и мелко-мелко задрожал. Видимо, впервые видел вживую такую пачку зелени. Совладав с собой, он схватил меня за плечо и затащил в квартиру.
- Жди здесь, - небрежно бросил он таксисту и захлопнул дверь перед его носом. - Проходите, Алексей Сергеевич, проходите, - произнес громила подозрительно шелковым тоном, обращаясь уже ко мне. - Курточку снять не желаете? Да что вы! Не разувайтесь! Может, водочки, коньячку?
Говоря все это, Фима, бережно поддерживая меня под локоть, вел по квартире. В комнате, обставленной по советским меркам совсем недурно - чешская стенка, финский ковер на стене, кожаный диван с двумя креслами вокруг журнального столика с початой бутылкой водки, открытой банкой огурцов, горкой куриных косточек и парой стопок. В углу расположился цветной телевизор и, подумать только - видеомагнитофон! На экране, в ужасающей записи, со «снежком», Роджер Мур в роли агента 007, в очередной раз спасал мир от нас. В одном из кресел сидел ужасающе худой, такой же лысый, с оттопыренными ушами, с шеей, как у быка хвост, второй жулик, внешне - почти полный антипод Фимы.
- Струна, - хозяин кивнул головой. - Пойди, покури. Дай, люди пообщаются, - подмигнул он.
Тот, пошатываясь, поднялся с кресла и, со вздохом кивнув, покинул комнату. Громила тяжело опустился в кресло у окна, жестом пригласив занять место напротив. И здесь я совершил вторую ошибку - занял это место, оказавшись спиной к двери.
- Курс вы знаете? - с улыбкой спросил Фима, доставая из тайника в кресле банковскую упаковку рыжих червонцев.
Мы их в свое время называли «лысыми». Почему? Кто хоть раз видел советский червонец - тот меня поймет - именно он был единственной купюрой с изображением бюста Ленина, рискующей оказаться в руках десятилетнего ребенка.
- Восемьдесят копеек за доллар. Сколько меняем?
- Какие восемьдесят копеек? - возмутился я. - С утра курс двадцать четыре рубля с копейками был!
Фима задумался, пожевывая губы.
- Грины засвети.
Я снова вытащил пачку долларов, достав одну купюру - развернул, демонстрируя с обеих сторон.
- Странные они у тебя какие-то, - прогнусавил бандит, подавшись вперед. - Не паленка?
- Здрасти, приехали! - возмутился я. - Это новые совсем. Скоро у всех такие будут.
- Сколько берешь? За хороший вес сторгуемся.
- Тысячи рублей за глаза.
- Тысяча - так тысяча, - согласился бандит, глядя куда-то поверх моего плеча.
Я инстинктивно начал разворачиваться, но не успел - шею сдавила удавка. Должен заметить, что до этого меня еще ни разу не душили. И это оказалось крайне неприятным. Струна врезалась в кожу, но боли я не чувствовал. Не ощущал из-за волны ужаса, накатившей из-за недостатка кислорода.
Я схватился за руки второго жулика, пытаясь ослабить хватку, но бесполезно. Несмотря на субтильность, силой он обладал нешуточной. Дернул же черт меня ввязаться в это приключение! Неужто, для того я избежал смерти в двадцать первом веке, чтобы вот так бесславно окочуриться в двадцатом? И пуля мне показалась как-то предпочтительный, чем удавка.
Пуля! У меня же волына за поясом! Царапая ногтями левой руки подлокотник кресла, я запустил правую за спину. Свет уже померк перед глазами, когда я услышал раскаты выстрелов. Первый. Второй. Третий. Зачем меня одновременно душат и стреляют?
Внезапно я понял! Стрелял - я! Стрелял, не разворачиваясь, через плечо, наугад. Четвертый. Голова взорвалась острой болью, в ушах зазвенело. Еще бы! Бабахнуть прямо у себя над ухом! Я не услышал - почувствовал - удар тела об пол. Хотя… какого там тела - полмешка картошки.
Удавка ослабла, но я успел сделать единственный глоток воздуха. В горло уже вцепились огромные, как ковши экскаватора, лапы Фимы. Бандит был вынужден действовать из неудобной позиции - перегнувшись через столик. Я, собрав все остатки сил, я опустил рукоять пистолета на лысину убийцы. Его череп оказался крепче, чем сантехника из будущего. Зарычав, будто медведь, жулик засадил мне кулаком в челюсть.
От удара я вылетел из кресла, словно подброшенный катапультой. Беретта выпала из руки и поскакала по ковру, я же врезался головой в сервант, расколотив стекло, посыпавшееся острыми осколками.
- Хана тебе, падла! - прохрипел Фима.
Огромный, как горилла, с кровавой кляксой на лысине, бандит отшвырнул столик, словно пушинку, зазвеневший посудой, и приближался ко мне. Давно я не бился врукопашную. Лет с пятнадцати, когда пацан с соседнего микраша вздумал мутить с телкой с нашего двора. Вот тогда мы сошлись стенка на стенку. Но в той драке никто не думал никого убивать. Упавшего не добивали. А сейчас, это было очевидно, в живых останется только один. Как Дункан МакКлауд.
Жулик поднял меня, как тряпичную куклу. Единственное, что я успел сделать - схватить один из осколков рассыпавшегося в прах серванта. Держа меня на весу, Фима занес кулак, прицелившись мне в нос. Впрочем, там по площади соприкосновения - как раз на все мое лицо будет. Однозначно - этот удар станет последним.
Мне жутко не хотелось этого делать. Я понимал, что порежу ладонь и боялся этого. Почему-то в этот момент я боялся не смерти, а именно пореза на ладони. Но и другого выхода я не видел. Отчаянно завопив, я всадил осколок стекла в шею валютчика.
Боль пронзила руку, но и лысый замер. Он схватился за шею, пытаясь пережать фонтан крови, сделал шаг назад, споткнувшись о труп своего коллеги, и завалился на спину.
- Сука, - выругался я, растирая кровь из пореза по джинсам. - Вот сука, а!
Для верности я пнул Фиму. Дохлый. Даже не вздрогнул. Подобрав бутылку водки, я полил на ладонь и брызнул на шею. Вряд ли эти товарищи дезинфицировали удавку после каждого убийства, а кого мочили... да пес его знает?
Будто моим органам дыхания мало досталось, курить хотелось зверски. Я сдвинул стол, надеясь найти пачку сигарет.
- Что ж вы, падлы, оба некурящие оказались, - прохрипел я.
Засунув во внутренний карман пачку рублей, я схватил первое, что попалось под руку, а это оказался видеомагнитофон, и метнул снаряд в окно. Пластиковая коробка разнесла стекло вдребезги, но звона, кроме того, что и так засел у меня в голове, я не услышал. Разбежавшись, я запрыгнул на подоконник. Ох… кажется, первый этаж, но, один черт, высоко. И, признаться, сыкотно.
Волгарь таксиста как раз вспыхнул фарами и начал пятиться, разворачиваясь. Времени думать не оставалось и я оттолкнулся ногами от подоконника. Приземлившись, не удержавшись на ногах, перекатившись через спину, я вспомнил выражение «земля пухом». Нифига она не пухом! Твердая, как сталь!
На дорогу я выскочил как раз перед капотом ГАЗа. Была бы у Николая хоть капля соображаловки - он бы снес мен, и самый гуманный суд в мире оправдал бы таксиста - к гадалке не ходи. Как раз с мозгами, похоже, у шофера был серьезный напряг. Или же кишка оказалась тонка. Но, чего уж говорить - меня не особо расстроило, что хромированный бампер лишь чуть коснулся моих штанин, а не снес мою голову. Похлопав по капоту, оставив на желтой краске красный отпечаток своей пятерни, я запрыгнул в салон. Водила испуганно вжал голову в плечи, и попытался слиться воедино со своим креслом. Не вышло.
- Чего смотришь, придурок? - рыкнул я. - Дави гашетку.
Тот попытался что-то сказать, но смог лишь несколько раз беззвучно открыть и закрыть рот. Правильно! Молча делай свое дело! Оставив бесплодные попытки, Коля лихорадочно закрутил головой.
- Что - нет? - я схватил водилу за отворот куртки. - Слышь, мудила… ты знаешь, кто я? Агент Эрик Картман, ЦРУ. Догоняешь? Или ты жмешь педаль, или твоя телка с во-от та-акенной задницей получит тебя по почте… в разных посылках. А твою башку тебе же в задницу я хоть сейчас засуну. Ну?
