— Про Кавказ я наслышан, — вкрадчиво сказал Дмитрий Семенович.
— Пока только до предгорий добираемся. И то с грехом пополам.
— Собственно, про то и есть главный разговор. И даже личная просьба самого, — он ткнул пальцем в потолок, — Игнат, уж мы с Андреем Георгиевичем посекретничаем. Не взыщи, братец.
Глава 3
После визита Гурского я два дня переваривал его предложения и пожелания. Вопреки ожиданиям, я не поделился с ближним кругом и на намеки не отвечал.Дал себе тактическую паузу. Эмоции отошли в сторону, пришли насущные дела. Первым делом нужно назначить нового главного Механика. Им стал неожиданно для прочих Фрол.
История его типична для самодурства российского. Мальчиком он выучился у дьячка читать и писать, но лучше всего пошла арифметика. Сам достал потрепанный учебник и учился. Не было сметливей человека в округе рассчитать в уме кубические сажени или площадь. Что-то чертил, изобретал и ваял из подручных материалов тайком от всех. Барин взял его в услужение для своего имения в Ивановской губернии. Да только своих увлечений Фрол не оставил. Все свободные деньги тратил на книги. Да еще надумал шар воздушный построить. С горелкой приключилась беда. Сарай небольшой сгорел.
Другой на его месте получил бы плетей, да и жил бы прежним порядком. Барин решил пресечь дурь в корне. Книги полетели в костер. Тут не сдержался крепостной и высказал все, что думал об уме и способностях господина. Озверел помещик, решил запороть насмерть и показательно. Два дня дал на отпуск грехов.
Агентурная работа поставлена хорошо. Поиск кадров является важным направлением. Поэтому про эту историю я узнал сразу после пожара. Чутье подсказало выезжать немедленно. Поспели ближе к окончанию казни.
Обычно смерти прямо под плетью не допускают. Наказуемо сие от государства. Но это и ни к чему. После таких экзекуций люди живут пару дней, а после «на то Воля Божия, прибрал страдальца».
Помещик — типичный отставник и крепкий хозяин. Маленькие седые усы на скорбном лице. Видно, что жалеет о случае, но виду не покажет и не отступит, чтоб себя не ронять. Когда возникло оцепление из двадцати обвешанных оружием молодцев, на лице барина мелькнул испуг.
— Дорогой сосед, прошу простить внезапное вторжение, — сгреб я в объятия напряженного и удивленного помещика, — не мог проехать мимо, как узнал, что гибнет экземпляр моей коллекции.
— Позвольте, какой экземпляр, — освободился и отстранился тот.
— Да вот же, — показал я на исполосованную спину, — именно таких я и собираю в коллекцию. И очень прошу, коли нет пущей надобности, продать мне его. Обещаю, что определю в работу его на самом глухом болоте.
— Но позвольте, прежде я его хозяин и он в моей воле.
— Так кто же спорит? Я совсем по пути утомился и забыл предложение. Вот триста рублей и вы его больше не увидите.
— Так все внезапно. Но какой вам толк в таких коллекциях?
— Ах, каприз свободного художника. Впрочем, коллекционеры — люди весьма увлеченные. Добавлю две сотни исключительно из уважения и по причине сумбурного беспокойства. Но более не могу. Тороплюсь, видите ли, очень спешу.
Веер ассигнаций и практичность взяли верх. «С глаз моих долой навечно!» — Напутствовал старый хозяин уносимую жертву.
Довезли, вылечили, откормили. В двадцать три года сил хватило выжить. Узнав его историю, Пуадебар от него не отходил, как отец родной. Все рассказывал про Францию. На ноги Фрол встал только на похороны «дядюшки». Сам дошел до могилы. После поминок заходил в мой кабинет и залип возле книжных полок. Пока я хандрил, мне доложили, что он все облазил, где можно, все механизмы осмотрел и даже внес предложения по улучшению. Причем, дельные. Я оценил.
Таких людей вербовать, только обидеть. И так все ясно. Я вызвал его к себе. Еще хромает, но выглядит бодрым. Этакий приземистый крепыш с горящими преданностью глазами.
— Барин, благодарствую за спасение, — мнет он шапку в руках, — ежели назначите в работы на болоте, так я готов. Окреп уже.
— Ты уже благодарил. А в работы, действительно, пора. Теперь ты главный по части механики. Принимай команду и цех.
— Как же так? Сразу такое дело доверяете? — растерялся он совершенно.
— Я не дело, на то другие умники есть, я себя доверяю. От твоих действий будет зависеть, утекут наши секреты или нет, сделают ребята все точно или допустят по лени или недогляду оплошность. Сам учиться будешь и другими руководить. Две недели тебе на освоение и обустройство. Встанешь на довольствие у Степана.
— Это как? Я же крепостной, мне это ни к чему.
— А мне ни к чему рабы. Считай себя вольным. Получать будешь по пятидесяти рублей в месяц.
— Андрей Георгиевич, — он пал на пол, слезы задушили слова.
— Ну, что ты, Фролушка, перестань, — поднял я его и обнял, — все кончилось, ты с нами, в семье.
Может, ради таких моментов и стоит жить? Его искренность меня встряхнула. При чем тут титулы и звания? На том свете их нет. Один может что-то, а другой нет. Глупо этим кичиться. Для того и дано, чтоб помочь ближнему. Иначе бесполезно иметь деньги, положение и власть. У меня зародилась идея. Если этот принцип положить в основу общества, может все и устроится? Но только зародилась. Обдумаю ее позже. А сейчас будем делать, что чутье подсказывает.
— Фрол, ты хочешь летать?
— На шаре? Мечтал только.
— И на шаре, и не на шаре.
— А как еще?
— Вот тебе задание, найди двух толковых швей, купи шелк и шелковые шнуры.
— Как у господ на мундирах?
— Примерно. Только в мотке. Ты книжки читал, про древних греков попадалось?
— Это в журнале. Сказки ихние там про богов разных и героев. Были про Дедала и Икара. Только ерунда все. Перья воском крепить, это выдумки для дурней.
— Пробовал что-ли?
— Ну, немного.
— На то они и сказки. А я вот думаю, что этим древним грекам мешало летать?
За последний год многое изменилось. Все мои родственники занимают положение, сопоставимое по уважению с мелким дворянством. Благородные даже сватаются к нашим, но им отказывают, потому как в большинстве своем это попытки поправить материальное положение.
А поправлять есть чем. Семьи моей команды на привезенное золото построили каменные дома, обзавелись хозяйством и торговлей. Обманывать в сделках их не рискуют, а дружить стремятся. В учебный центр теперь конкурс, как в МГУ. Кого родители отговорили до путешествия, теперь корят себя и всех на свете. И если раньше их хвалили за то, что избежали опасности, детей не пустили на съедение, то сейчас смотрят, как на неудачников.
Степан раздобрел, вдвоем с Домной командуют центром, живут душа в душу. Строим отдельный корпус для девушек. Будут изучать медицину под руководством Гаврилова, а специальная группа особо одаренных еще и оперативное искусство.
Отдельно образовалась группа связи. Оказалось не такое простое дело. Оптический телеграф работает между Питером и Шлиссельбургом. В Европе уже вовсю повсеместно используют. Вспоминается граф Монте-Кристо, который подкупил такого телеграфиста. Неправильная информация разорила Данглара.
Но если иметь в перспективе электрический телеграф, то вкладываться жаба душит. Впрочем, оптическая линия у нас есть от Острова, через Стрельникова до Сулича. Построили башни с системой передачи по Кулибину. Специально доставал чертежи из Кунсткамеры, куда сдали изобретение еще лет тридцать назад. Денег на внедрение у Академии не было.
А вот флажного семафора еще нет нигде. Его разработали общими усилиями и сразу включили в программу обучения.
Но такие способы нельзя назвать защищенным каналом связи. Другое дело голубиная почта. Для наших целей вещь превосходная. Но пока не распространена почему-то. От слова совсем. Ближайших дельных голубятников, которые дрессируют птиц для связи, нашли аж в Ревеле. И то по наводке. Отправил на обучение трех человек. Пока нет альтернативы, будем запускать голубей. Летит на триста верст за один день. Этого достаточно, чтобы иметь быструю связь с Мереславлем, Вологдой, Вяткой, Иваново, Нижним Новгородом и Москвой.
