Днём, наверное, через дыры в её платье видно гораздо больше, но меня теперь совсем не интересовали плотские страсти. Только желание уничтожить, стереть с лица земли наглецов, посмевших меня ударить.
А вот бард, несмотря на увечья, здоровым глазом пожирал колдунью каждый раз, как у неё в разрывах ткани показывалась упругая грудь.
Когда она поворачивалась, серебристый локон закачался, и мне удалось разглядеть слабо светящую татуировку на шее девушки. Кажется, эта градация магов мне знакома по одному из трактатов, и я заинтересовался.
— Не понимаю тебя, послушница, — всё же сказал я, — Почему я — лиственник?
Снова на меня уставились и колдунья, и бард.
— О, хладочара, он меня пугает. Скажи, это ему просто по голове так дали, или он со своими молитвами крякнулся?
— Ты… — заволновался я, вспомнив важную вещь, — Я и вправду перед этим читал молитву?
— Не понял… — бард даже растерялся.
— Какую молитву? Кому я молился?
— А, ты опять за своё… — бард устало откинул голову на прутья, — Отвали со своим всепрощающим Древом, лиственник.
— Ты! — я сразу повернулся к колдунье, — О чём я молил?
— Листва, — устало выдохнула та, — Я послушаю про твоё Древо, если вдруг каким-то чудом мы выберемся…
Сил у обоих было не много, и такой всплеск эмоций надолго заткнул их. Да ещё дорога пошла особо ухабистая, и барда даже вырвало желчью от тряски.
— Хладочара, северные твои ляжки, не смотри… — мучительно протянул бедняга, облизывая разбитые губы и кривясь от горечи, — Ты погоди, отмоюсь ещё, и согрею тебя в объятиях, ледяная царица…
Судя по всему, чародейка отключилась, да и бард тоже, повесив голову, надолго замолчал.
Я покрутил головой, снова всмотрелся в упыря. Веки у того дрожали, пальцы подрагивали, но магия не давала упырю сорваться в атаку.
Яркая луна, бросающая полосатую тень в повозку, ярила эту тварь, но всё же «брошь хозяина» была зачарована хорошо. Не так искусно, как это делали мои слуги, но ремесленник своё дело знал. А вот цепь тонковата, и это их ошибка.
Лунный свет простирался над полями до далёкого горизонта. Кажется, скоро рассвет…
Эх, светлой жижи мне за шиворот! Когда взойдёт солнце, упырю не поздоровится, и, скорее всего, его накроют чем-нибудь. Значит, надо действовать уже сейчас, пока упырь силён, и может мне пригодиться.
Я потянул носом. Ветер был влажным. Совсем недавно прошёл дождь, даже на повозке еще видно мокрые следы. Странно, что колдунья холода не напилась. Хотя на месте работорговцев я бы хорошо закрыл её от дождя, что они, наверное, и сделали.
Впрочем, это всего лишь послушница, она даже ещё не прошла инициацию в ранг мага. Всеволод, не переоценивай слабых колдунов.
Прикрыв глаза, я снова попробовал вызвать тёмную ауру, самого первого и верного помощника мага тени. И снова неудачно — Тьма в сердце встрепенулась, но тут же её отбросило назад.
Да, продрись рассветная, как так⁈ Меня обуяла дикая злость, и некоторое время я сидел, скрипя зубами.
Хорошо, ещё попытка…
Снова Тьма отозвалась, потянулась по моему приказу. Я — Десятый Жрец, самый искусный в тёмной магии, я знаю секреты теневого колдовства до ранга самого архимага, и… о-о-о… у-у-у…
Какая злость! Какая животная ярость разрывает меня, я готов разорвать всю эту повозку вместе с бардом, колдуньей и драным вурдалаком!
— Смердя-я-ящий све-е-ет, — прохрипел я, чувствуя, что снова потерял связь с Тьмой.
Я не мог даже вызвать простенькую тень, которая отомкнула бы эти кандалы. Хотя нет, отомкнуть не получится, я чувствую хорошие чары на кандалах. А-а-а, расщелину мне в душу, это что за шутки, Отец-Небо⁈
Или это проделки Бездны? Вот и всё ваше наказание? Посадить на цепи, и вечно катать по степям и полям в клетке? Ах, да, ещё я не могу убить своих мучителей. Ну, задумка просто отличная.
Так… Попытка третья.
Слушай меня, Тьма. Я, Всеволод, повелеваю тебе… Ох, поглоти меня Бездна, чувствую себя сейчас глупым младшим послушником.
Не слушает. Слышит, но не слушается.
Снова неудачно. И снова такая бесконтрольная злость, что у меня в сжатых кулаках горячо стало, а на зубах заскрипела эмаль. Ни в одном трактате, даже в Завете Ушедших про такое не писали…
Нет, Всеволод, так не пойдёт, давай думать. Скорее всего, эта ярость — природная особенность броссов, горячая кровь, так сказать. А ведь я — бросс, так сказала хладочарка.
И угораздило меня вселиться в тело бесполезного громилы. Наверняка эти сложности мне подкинула Бездна, она может помешать мне управлять Тьмой, хоть и не полностью. И я не смогу колдовать, пока не смогу сосредоточиться.
А ведь Небо прямо сказал мне про кровь броссов. И теперь она наполняет моё сердце… Слушай сердце, сказал. Да только ни хрена оно мне не подсказывает, только кипит от злости и ярости!
А-а-а, не разберёшь этих богов.
Я потряс цепями, снова попытался поддеть ногтем артефакт в браслете. Сварка не колупалась, хотя и казалась ржавой — эти работорговцы делали своё дело хорошо. «Поцелуй белого дьявола» вплотную прижимался к моей коже, и неприятно покалывал, когда я колупал ржавые потёки. Это было плохо.
Не удивлюсь, если артефакт и кандалы зачарованы вместе. Если пленник попытается порвать цепи или взломать браслет, «поцелуй» подарит ему неописуемые ощущения.
Пришлось посидеть и подумать.
Я был одет в холщовые штаны, в просторную, но порванную рубаху с замысловатым узором. В темноте вязь плохо просматривалась, а вызвать Тёмное Зрение я не мог.
Оттопырив палец, я дотянулся до бока, приподнял рубаху и посмотрел, чем подпоясан. Хм-м, кожаный пояс. А вот это хорошо…
Пальцами обеих рук я достал до пояса, подсунув их под него. Развязать завязки не хватало длины цепей, поэтому я просто потянул изо всех сил. А сил во мне и вправду было до дури, вот что значит дикая варварская кровь.
Жалобно щёлкнул порванный шнурок завязки, улетел куда-то под бедро. Самое главное, пояс теперь был в моих руках. Кое-как, ругаясь на неуклюжесть этого тела, я придавил кожаный ремень пятой точкой и просунул его между запястьем и браслетом с «поцелуем белого дьявола».
Так, теперь контакта с кожей нет… Изумительный план, и что дальше?
Глава 3
Новая попытка вызвать Тьму мне на службу снова ни к чему не привела. Только новый приступ ярости, жжение в кулаках, и несколько минут на то, чтобы успокоиться.
Это не дело. Я — Всеволод Тёмный, Десятый Жрец. А веду себя, как истеричная баба.
Впрочем, я не зря сделал столько попыток. Даже обезьяна, стукнув несколько раз камнем о камень, поймёт, что всегда вылетает искра.
Я задумчиво раскрыл ладони, рассматривая их в лунном свете. Мне показалось, или там было небольшое свечение? Не может же кожа так разогреваться от того, что я стискиваю кулаки. Магия магией, но законы природы я хорошо помню.
Значит…
Снова я окликнул Тьму, давая приказ окружить меня аурой. И снова Тьма, чуть дёрнувшись, исчезла.
И опять в груди, в самом сердце души, разгорелся огонёк ярости. Жар побежал по венам, и я прищурился, рассматривая ладони в темноте…
Вот так бросская кровь! Ладони и вправду на миг замерцали тусклым, едва заметным сиянием. Правда, быстро потухли.
Я чуть склонил голову, задумавшись. Призыв Тьмы сразу же вызывает ярость и огонь. Может, поэтому Отец-Небо и сказал мне про броссов, потому что они могут сжигать Тьму?
И что-же теперь я могу сказать об их крови?
«Что надо уничтожить их немедленно!» Эта мысль возникла спонтанно, и я чертыхнулся сам на себя.
Очень долго я был служителем Тьмы, и даже сейчас я думал, как последователь Бездны. Верный настолько, что у меня мурашки побежали по коже, едва я осознал, чем обладаю.
Если бы я, Всеволод Тёмный, узнал о существовании народа, которые мало того, что неподвластны Тьме, так ещё и сжигают её огнём своей ярости… Этот народ долго бы не прожил.
Я бы не стал даже раздумывать, как их уничтожить. Сжечь, растоптать, наслать полчища любой нечисти. Если они убьют нечисть, всегда есть обычные люди, предавшие свой род, и я бы заполонил земли броссов этим предателями.
