он придумал легенду, что пожалел бедную девочку, с которой никто не дружит, и решил подучить своему делу. Отмазка прошла на ура, а у меня наконец-то нашлось то, чем можно занять руки.
В течении месяца мы с дядей Васей друг к другу привыкали, но совсем скоро он оценил мои старания на поприще органической химии. По его словам, после употребления продукта моего авторства и с утра умирать не хочется, и пить его приятно. Образовав доверительные отношения, мужчина даже согласился на модернизацию своего аппарата. Применять свои навыки для такого рода работы – было немного унизительно, но выбора не было, без денег в этом мире никуда.
Уже ближе к зиме, когда моё вечно скучающее выражение лица и пренебрежение в голосе, когда меня вызывали отвечать к доске, достало учительницу младших классов, и она предложила мне сдать экзамены для перевода в среднюю школу экстерном, дядя Вася пришёл в свою каморку с утра задумчивей обычного.
- Иванова, ты ведь умная? – неуверенно спросил мужик, которому я меньше чем за полгода собрал агрегат, выдающий до трёх литров спирта в сутки.
- Не жалуюсь, - ответил я, не отрываясь от своей работы, по прикручиванию дополнительного термостата.
- Там, эта, у меня утюг работать перестал, как думаешь, сможешь починить?
- Надо посмотреть, - не задумываясь ответил я, починить такого рода прибор я смог бы и с завязанными глазами.
- Тогда, это, я завтра тебя отпрошу на часик, сходишь, посмотришь, я тебя чаем напою…
- Лучше деньгами, сколько обычно мастер берёт за починку?
- Пятак, - тут же выпалил мужчина.
- Тогда, если всё починю, с вас двушка, - пронаблюдав как меняется выражение лица мужчины, я непроизвольно улыбнулся, отчего он даже не вздрогнул, привык, наверно.
- Договорились, и ты, эта, заканчивай тут колдовать, а то на меня уже странно смотрят, ты в сарае больше чем я времени проводишь.
Спрыгнув с табурета, я снял рабочий ватник и развязал платок, повязанный на волосах, и тут же направился на выход, потирая обожжённую руку, один болт оказался с дефектом отчего я не удержал равновесие и приложился к горячей части аппарата. Посмотрев на места ожога, я слегка удивился, хоть с момента его получения и прошёл уже почти час, выглядел он как будто прошло несколько дней. Впрочем, неважно, сейчас надо разобраться с литературой, которую, несмотря на всё моё нежелание, сдавать всё же придётся.
Интерлюдия №2. Там же, несколько мгновений спустя.
Смотря на уходящую в даль маленькую фигуру, Василий Иванович Кондаков, испытывал странные чувства. С одной стороны, ему было немного жалко соплюху, которая вечно сидела где-то одна уткнувшись в книгу или делала странные упражнения на краю игровой площадки, а с другой. Пока он лично не пообщался с маленькой Анжелой, он думал, что она просто замкнутый ребёнок, по слухам брошенный через пару часов после рождения, но стоило ему познакомиться с ней поближе, как он, кажется понял, почему. Взгляд, выражение лица, всё это у неё выглядело неестественно, натянуто, как будто она пытается изображать эмоции, а не испытывает их.
А глаза, серые, пронзительные, смотрящие прямо в душу, не может у простого ребёнка быть такого взгляда, передёрнув плечами, Василий вошёл в свою каморку, где мерно булькал перегонный куб, а в бутылочку капала амброзия. Налив себе соточку из уже полной, но не закрытой бутыли, он, не закусывая, вспомнил, где он видел такие же глаза. Там, на фронте, такой же взгляд был у его полкового комиссара, начавшего воевать в сорок первом и погибшего в сорок четвёртом, когда первым пошёл в атаку, впрочем, как и всегда. Железный был мужик, суровый, неподчинение приказам не терпел, но при этом никогда в штабе не отсиживался. Долив себе полтишок, Василий стал думать дальше.
Ещё в самом начале, когда он сам не верил, что пятилетняя соплюха лучше него разберётся с агрегатом, он поговорил о ней с воспитателями и узнал много нового. Так, Елена Дмитриевна, нянечка, у которой сын учился в Ленинграде на психолога, рассказала, что у Ивановой ярко выраженная психопатия, во всяком случае, по словам её сына. То есть эмоции испытывать Анжелка не может, но как с людьми общаться вроде как понимает. А Лариса Фёдоровна, старшая воспитательница, поговаривала, что Иванова ещё и вундеркуд, то есть умная сильно. А после собравшиеся попить чай воспитательницы и прочий персонал детского дома, спорили, Иванова такая умная оттого что чувств у неё нет, или наоборот.
Однако, понаблюдав за девчушкой вблизи,
