— И мы подумали, что нарезы можно не нарезать, а проковывать по оправке, — улыбнулся Лейбниц. — Как бороздки. Ведь если приложить к мягкому железу зубило и ударить по нему молотком, остается отчетливый след. Почему не сделать также, только поместив зубило внутрь ствола?
— Только ковать нужно со всех сторон, поэтому вручную сие несподручно, — заметил Исаак.
— Ротационная ковка… — медленно прошептал Алексей, рассматривая совсем другим взглядом станочек. Разумеется, не имевший ни малейшего отношения к тому, что он видел раньше. Хотя, конечно, на заводах он не в технологии вникал, а шпионов и проказников ловил. Но кое чего нагляделся.
— Можно и так ее назвать, да, — согласился Готлиб. — Заготовку ведь действительно нужно ротировать, в процессе поковки…
Дальше они перешли к разбору конструкции. Не той, которую они построили для опытов и проверки кинематики, а рабочего образца, оный только предстоит соорудить. Как они его видели?
Массивная монолитная чугунная станина в основе. С подачи царевича серьезных промышленных станков без нее и не делали. Просто потому, что она позволяла очень сильно снизить вибрации и повысить точность обработки.
Сверху же у нее стояло что-то отдаленно напоминающее токарно-винторезный станок. По силуэту. Приблизительно. Странный. Во всяком случае про него Алексей поначалу и подумал, когда рассматривал кинематическую модель. Только не мог понять куда крепится резец.
В центре — стойка. На ней диск с отверстием для прохода заготовки и пазами под молоточки. Сверху на диск надевается кожух, стоящий на роликовых подшипниках. Он и вращался, имея массивные винты, позволяющие регулировать глубину поковки. Кожух начинал вращение. Винт набегал на молоточек, вытесняя его к центру. Шел дальше. Молоточек возвращался на место с помощью жесткой плоской пружины. Ничего хитрого в общем. Только регулировать надо вручную и головки, как молоточков, так и винтов придется делать сменными из-за быстрого износа.
Вокруг этой стойки все остальное и строилось. Слева и справа от нее проходили массивные направляющие — этакие рельсы, по которым синхронно двигались две бобины, на которых крепилась заготовка ствола. Если быть точным, то не заготовка, а оправка с надетой заготовкой. Продольная подача и угол поворот заготовки регулировался сменными шестеренками, позволяя подстраивать под конкретную задачу. Имелся даже делитель, позволяющий пропускать продольную подачу некоторое количество поворотов, чтобы основательнее проковать участок.
Поставил заготовку.
Подал крутящий момент.
И все заработало. Ходовые винты и шестеренки закрутились, а молоточки синхронно зашевелились, имитируя ковку…
— Интересно… очень интересно… — произнес царевич, наигравшись в эту кинематическую модель до такой степени, что устал крутить приводное колесо.
— Но, увы, над станком нужно еще работать.
— Да? И в чем же проблемы?
— Мы пока не знаем, как сделать оправку, чтобы делать нарезы. Там ведь много тонких деталей. Из-за чего делать ее из чугуна не рационально — слишком хрупкий. А из стали… Никита сказал, что будет быстро деформироваться.
Алексей едва заметно усмехнулся.
Да, в эти годы штуцера нарезали весьма занятно. Много таких мелких зубчиков разной формы. Иной раз десятки подобных словно бы «процарапанных» канавок. И подобные нарезы действительно ротационной ковкой было изготовить очень сложно. Считай не оправка, а гребенка требовалась с очень высокой прочностью каждого ребра.
Но он то знал решение.
Простое как мычание. Это овальные нарезы. Причем их делать много и не требовалось. От четырех до шести — за глаза. Да даже два, как в тех же «ланкастерах». И, что занятно, оправка получиться очень простая, крепкая. Гребней то нет. А так-то можно и с полигональным нарезами поэкспериментировать. Почему нет? Получится или нет — не ясно. Но попробовать то можно? Все лучше, чем ювелирами их нарезать. Качество, конечно, упадет, но и того, что останется, хватит за глаза для всех потребных задач…
На первый взгляд по мнению Алексея Лейбниц и Ньютоном сотворили чудо. Натуральное чудо. Потому что в сочетании с прокатом заготовок стволов это позволяло начать производить нарезные стволы дешево, быстро и много. Очень много! Невероятно много! Ведь один ствол штуцера в среднем нарезали два-три дня в эти годы. А тут их можно будет печь как горячие пирожки. Да, с другой системой нарезов, ну так и что? Смысл то за эти «гребенки» держаться?
Одна беда — это все вопрос картечных выстрелов не решало. И, судя по всему, требовалось выдумывать что-то в духе эрзац-контейнеров для нарезных стволов. Плохое решение. Но и совсем без подобных выстрелов оставлять бойцов было не разумно. Слишком много ситуаций, где они требовались. Подведенная статистика выглядела неумолимой — в среднем каждый четвертый-пятый выстрел из новых мушкетов в армии был произведен картечью или дробью. Что в европейских войнах, что, тем более, в каких-то экспедициях…
[1] Местное название «парижской зелени» (это было одно из несколько десятков названий), то есть, смешанного ацетата-арсенита меди. В оригинальной истории его впервые синтезировали в 1778 году. В реалиях книги Алексей, неплохо разбиравшийся в ядовитых веществах, синтезировал его в последние годы XVII века, благо, что технологически это несложно. На вид это кристаллический порошок зеленого цвета, нерастворимый в воде. Один из самых токсичных мышьяк-содержащих препаратов против грызунов и насекомых. В большинстве стран запрещена из-за токсичности, за исключением окраски корпусов морских судов для защиты от обрастания.
[2] Поясню ценителям. Если открыть словарь Даля и посмотреть норму употребления, то становиться ясно, что слово «последний» в противовес «крайнему» в данном контексте соотносится как завершенная и не завершенная формы. Поэтому «последний путь», но «крайний в очереди». В данном случае «крайнее нападение» означает, что оно не последнее.
Часть 3
Глава 9
1710 год, октябрь, 29. Карлоград [1] — Москва
Галеон медленно останавливался.
Паруса почти все убраны. Оставался последний на фок-мачте, но и его сворачивали.
Минута.
Подобрали и увязали.
Еще несколько минут и, когда галеон почти что встал, прекратив двигаться по инерции, с него отдали якоря.
Рядом также поступали другие корабли.
Сюда, в бухту у города Чарльстон, переименованного русскими в Карлоград, прибыла эскадра из семи галеонов. Довольно крупных, но не новеньких «здоровяков». Да и обветшалые они уже. Их как раз сняли с торговых линии, заменяя новыми — теми, в две тысячи тонны. И направили сюда — на линию от Риги до Карлограда. Где они свой век и доживали.
Пока они «припарковались» к ним, от берега, уже шли «плавсредства» встречающих. Причала нормального тут пока еще не построили, поэтому разгружались примитивным образом. Выгружая грузы с помощью кран-балок на лодки да плоты.
Это был очередной рейс, который вез сюда переселенцев из числа казаков. Само собой — добровольно. Сюда ехать никого не неволили. В рамках нового закона о казачестве оно получалось вполне осязаемые и четко очерченные привилегии. Достаточные для того, чтобы за них бороться и держаться. Взамен требовалось, чтобы казаки селились по беспокойным границам. Переселяясь, если граница становилась тихой или отодвигаясь.
Само собой — с поддержкой казны.
Крепкой.
Разумеется, привилегии выдавались не только за места поселений, но и за несения так называемой сторожевой службы. То есть, охраны границ от набегов и помощи местным властям в подавления беспорядков да борьбе со всякого рода разбойным элементов. Ну и в случае войны подсоблять они были обязаны, но не вообще, а в регионе поселения. За его предел воевать казаки могли ехать только добровольно.
