Но тут же в дверь и в окна первого этажа полетели бутылки с зажигательной смесью, крики ужаса, густой черный дым, заполнивший здание и толпы беснующихся зверей заревели в предвкушении, ожидая, что добыча сама должна выпрыгивать из дымящегося здания. Туда же летели бутылки с какой-то химией, от чего дым становился не просто тяжелым, но и очень едким. На верхних этажах ратуши открылись окна, в которые выглядывали испуганные, полузадохнувшиеся люди, кто-то не выдерживал и прыгал и его тут же забивали прямо на земле беснующиеся молодчики, кто-то получив пулю, заваливался обратно. Смерть собирала обильный урожай.
Несколько минут и в самом здании стал нарастать не просто крик, а яростный вой — на верхних этажах уже давно ждала своего часагруппа особо доверенных мельниковцев, которых немцы в тайне туда провели еще вечером прошлого дня и они до этого момента сидели тихо, стараясь не привлекать внимания. Получив условный сигнал, они, надев противогазы, которые не очень то защищали от дыма, рванули вниз, растекаясь по зданию, добивая оставшихся в живых полузадохнувшихся людей.
Прошло еще минут десять и эти загонщики, выполнив свое дело, покинули здание ратуши, в котором уже абсолютно из всех окон шел тяжелый черный дым. Они так же выпрыгивали на площадь, кашляя и задыхаясь — обычные армейские фильтрующие противогазы от дыма пожара не сильно помогают.
И тут к всеобщему удивлению наступила тишина — всех, кого можно было перебили и мельниковцы, уголовники и примкнувшие к ним любители полить кровь, стали успокаиваться, с удивлением рассматривая заваленную трупами и залитую кровью площадь — дело своих рук.
Холодный резкий ветер нагонял легкий снежок, который быстро растворялся в лужах еще неостывшей крови.
Тут же появились команды немцев, которые где пинками, где, особо не церемонясь, просто расстреливая непонятливых, еще не пришедших в себя зверей, стали организовывать команды, загонять подготовленные грузовики и грузить в них изуродованные трупы, пока все это не замерзло и не превратилось в один большой кусок льда.
Все это наблюдали и прекрасно видели стоящие в стороне прикрытие цепочкой эсэсовцев люди. Кто-то просто стоял молча и наблюдал, а кто-то стоял на коленях, трясясь за свою жизнь.
Гейдрих, повернулся к пришельцу из будущего и проговорил на английском.
— Прекрасный план, полковник.
Молчавший до этого полковник Дегтярев, с лица которого давно сошла улыбка, повернулся к рейхсфюреру.
— Это не мы. Это придумали потомки этих… — презрительный кивок в стороны стоящих на коленях Бандеру, Шухевича и остальных, — и…евреи, когда убивали безоружных русских в Одессе.
Лицо Гейдриха изменилось и на нем отразилась целая гамма чувств, даже Канарис, который вроде как знал чуть больше и даже побывал в будущем, навострил уши, стараясь не пропустить стратегическую информацию.
— Занятно, там у вас в будущем, занятно. Кто бы мог подумать.
Сделав паузу, он неожиданно спросил:
— А с этими что делать? — кивок в сторону дрожащих от холода, стоящих на коленях заложников.
— Это ваше дерьмо, вы его взрастили вам его и убирать.
Гейдриху это не понравилось, хотя в этом и был глубокий смысл.
— Один совет, — не удержался Дегтярев.
— Слушаю, — нехотя ответил Гейдрих.
— Дайте им палки в руки, сфотографируйте на фоне трупов в компании с Мельником, ему это пригодиться. Пусть в будущем об этих уродах помнят только как об очень изворотливых крысоловах, которые собрали толпы крыс и добровольно привели их на убой.
Пауза после его слов стала затягиваться, когда все до этого слышавший Шухевич не выдержал и с воем, оттолкнув охранника, попытался выхватить у у другого стоящего рядом эсэсовца винтовку, но замерзшие руки и ноги его подвели, и тут же последовала расплата в виде серии жестких ударов и в завершении контрольный выстрел.
Канарис смотрел на это все и только прокомментировал, но на русском:
— Вы неплохо отомстили, полковник.
— Это не месть, адмирал, это ТРИЗНА. По тем невинно погибшим, ТРИЗНА.
Причем сказал таким голосом, что дальше не было вообще никакого желания что-либо уточнять.
«Тут что-то очень личное»— быстро сделал вывод глава Абвера.
Гейдрих не знавший русского услышав этот диалог и по удивленному лицу Канариса понявший, что было сказано что-то серьезное, обернулсяк одному из охранников, который был специально выбран из-за его знания русского языка.
Тот, поняв все, быстро зашептал на ухо рейхсфюреру перевод. Услышав и осмыслив, он опять усмехнулся — с этими пришельцами всегда нужно быть готовым к неожиданностям…
Прошло несколько часов. Русских вывезли из города в бронетранспортере подальше от города, где их подобрал бронированный геликоптер и в сопровождении приличного истребительного прикрытия улетел в сторону линии фронта…
Кортеж рейхсфюрера покинув Лемберг, двигался к аэродрому, где уже давно ждал личный самолет, на котором и он и адмирал Канарис должны были вернуться в Берлин на доклад о проведенной операции лично к Гиммлеру.
Сейчас они ехали в одной машине: была необходимость пообщаться, но после всего происшедшего как-то особого желания не было, разговор не клеился.
Канарис грустно думал, что многолетний труд по организации разведывательных сетей Абвера в этом регионе пошел прахом, а Мельник изначально был креатурой гестапо, да и вообще вся ситуация была неприятная. ИХ ЗАСТАВИЛИ это сделать, тем самым дав понять западу, что русские в состоянии управлять событиями на запредельно высоком уровне. И камни с неба, неуловимые бомбардировщики, мощнейшее оружие на основе энергии деления ядер, это всего лишь инструменты…
Гейдрих, видимо, раздумывающий в этом же направлении, проговорил в слух.
— Когда с неба падают камни, и разрушают заводы, когда тебе показывают цветные фотографии тебя в детстве, твоих молодых родителей, твоего дома, с намеком, что в любой момент могут тебя просто стереть из истории, любой задумается.
— Да это так… — поддержал его Канарис, в кармане у которого лежали цветные снимки еще молодого Вильгельма Канариса, во время его службы на легком крейсере «Дрезден».
— Дело в другом, Рейнхард.
— В чем же?
— Я все еще уверен, что у русских и у пришельцев нет ресурсов, чтоб воевать с нашим западным миром… Пока нет. Но вот этим своим шагом они нас из игроков мировой шахматной игры перевели в фигуру, которую будут двигать по очереди и они, и банкиры из Сити, а мы будем только терять. И это не все. Ты видел взгляд этого русского головореза, близкого друга Зимина?
— Конечно. Несмотря на охрану, мне было неуютно. Теперь я верю, что они смогли увести Дуче у англичан.
— Вот-вот. И я понял одно.
— Что именно?
— Как бы не сложилась ситуация, мы у них в списке на их ТРИЗНУ, на месть. Несмотря на все выгоды, на преимущества, прибыль они нас все равно уничтожат. Просто потому, что они с кровью матери впитали ненависть к Рейху, а как они мстят — ты сегодня видел.
— И никаких вариантов?
— Есть кое-что. Они считают, что наш Рейх был специально взращен западом как таран против России, как в свое время использовали Германию Кайзера для ослабления Российской Империи.
— И чем же это нам поможет?
— Надо попробовать из разряда врагов перейти в разряд инструмента.
— В каком плане? Я что-то вас не понимаю, адмирал.
— Виновники те, кто нас натравил на Советский Союз, а мы всего лишь винтовка, которую направили и нажали спусковой крючок. Какие претензии к винтовке?
Гейдрих усмехнулся.
— Хотите им подставить наших промышленников, которые изначально всегда были в сговоре с финансово-промышленными кругами запада?
— Да, только так.
— Надо подумать.
— Надо, Рейнхард, надо.
Он промолчал, что как бы не повернулась судьба, русские все равно не пощадят ни Гиммлера, ни Гейдриха, слишком уже те активно и изобретательно усердствовали убивая русских. Такое никто не забудет и не простит.
ЭПИЛОГ
