— К сожалению не понимаю. — пожал он плечами.
— А кто сможет разобрать?
— После Кандагара — никто. Там остались все, кто проходил обучение в Москве. Я их туда лишь сопровождал.
— И что делать?
— Надо привлечь их внимание. Показать, что мы заметили, но не понимаем. Фонарь нужен. А лучше два. Помашем ими как-нибудь бессвязно. Надеюсь догадаются.
Так и сделали.
Чуть позже сообразили, что в самой столице внутри стен тоже стояла башня оптического телеграфа. И что ее сотрудники могли бы помочь. Но было уже поздно. Сеанс связи закончился и больше не повторялся, ибо со стороны подошедших русских войск это беспорядочное махание фонарем поняли так, как и задумывалось и больше к этому вопросу не возвращались. Когда же попытались сами «подмигивать» не заметили уже со стороны наблюдателей русского корпуса. Все же фонари не такие яркие применялись. Из-за чего если это целенаправленно не высматривать — надежды на случайное обнаружение невеликое. На самом деле в корпусе не особо надеялись, что и их самих заметят…
В лагере Мир Махмуда тоже заметили эти перемигивания.
Вон как зашевелились.
Но даже спустя час ничего не произошло. А разъезды не поднимали тревогу. Лишь на утро 7 ноября началось движение.
Солнце только поднялось как разъезды пуштунов сорвались и бросились в сторону своего города. А чуть погодя со стены стало видно, как довольно крупный отряд тысячи в полторы или даже две кызылбаши высыпал из-за холма. Но в атаку не шел. Просто шагом двигался. А потом и вовсе встал.
Следом появились маршевые колонны пехоты.
Одна… вторая… третья…
Вот вышел первый полк под развернутым знаменем. Второй…
— Дивизия, — констатировал тот самый командир кызылбаши, который бывал в Москве.
— Как же их мало… — покачал шах.
— Мало? — удивился командир. Впрочем, ничего добавить не успел — показалась первая колонна следующего пехотного полка.
Пуштуны с союзниками тем временем выкатывали в поле 6-фунтовки и строились. Готовясь к отражению атаки.
Спешно.
Отчего со стены выглядели словно бурлящий муравейник.
Появился паровоз.
— Это еще что такое? Зачем? Станция же в руках пуштунов! — воскликнул Аббас.
— А вы посмотрите на вагоны! — выкрикнул кто-то.
Все, у кого были зрительные трубы, вскинули их и почти синхронно ахнули. Паровоз толкал перед собой дюжину вагонов, разобранных до платформ. На которых располагались орудия какие-то.
Русская пехота тем временем накопившись и полным составом двинулась вперед. В колоннах батальонных. Все восемь полков, которые свели временно в дивизии, ибо надергали откуда можно. Вот они и начали шагать.
Мерно.
Спокойно.
Было видно, что работали музыкальные команды. Вон — все барабанщики махали палочками. Да и не только они. Жаль отсюда — со стены было не слышно музыки. Далеко.
По мере приближения слитные батальонные колонны становились еще более противоестественно неправильными. Солдаты шли нога в ногу. Ровно. Мерно. Методично. Отчего создавалось впечатление, что шагает какое-то хтоническое чудовище-многоножка.
Полторы тысячи шагов.
Пехота встала.
Музыканты замерли вместе с ней.
Мгновение.
Другое.
И походные колонны практически синхронно стали разворачиваться в линии. Типичные для русской пехоты — в четыре шеренги. Словно бы это какое-то перестроение на плац-параде.
И вот — не прошло и минуты — и перед наблюдателями предстала тонкая синяя линия в добрых два километра. Почему синяя? Так мундиры такого цвета…
Музыкальные и знаменные группы за ней. Офицеры — перед. Таким характерным эшелоном.
Мгновение.
И эта двухкилометровая «черта» словно бы вздрогнув шагнула.
И еще.
Еще.
Почти что нога в ногу.
Раз.
Раз.
До стен стал доноситься ритм барабана.
Раз.
Раз.
И никаких разрывов. Чуть-чуть поплыла, пойдя легкой волной — но не более.
Тысяча шагов до позиций пуштунов.
До стен стала доноситься звуки намного лучше.
Девятьсот шагов.
Пуштунские артиллеристы засуетились, готовясь открывать огонь дальней картечью.
Восемьсот шагов.
Раз.
И вся линия замерла.
Первая шеренга встала на колено. Первые две шеренги приложились.
— Что они делают? — удивился шах. — Далеко же.
И тут же все два километра линии окутался дымами. А до стен донеслась трескотня многочисленных выстрелов.
Перевели взгляд на пуштунов. И… обомлели…
Залп оказался вполне действенный. Во всяком случае личный состав 6-фунтовок прям очень сильно проредило.
Тем временем третья и четвертая шеренга прошли вперед. Третья встала на колено. И, приложившись, они дали еще один залп.
Первая и вторая шеренги, завершив перезарядку и, как только отстрелялись их товарищи, вышли вперед.
Залп повторился.
Потом еще.
И еще.
Еще.
Пехотный корпус натурально «заливал» из своих дульнозарядных винтовок. С учетом перезарядки каждый солдат делал около двух выстрелов в минуту. Так что на позиции пуштунов и их союзников обрушивалось около двадцати пяти тысяч пулю ежеминутно.
Чуть поменьше, конечно, но не существенно.
Залп.
Залп.
Залп.
Расчеты 6-фунтовок оказались выбиты так быстро, что не успели ничего даже предпринять. Кто-то, конечно, выстрелил. Только дальность была великовата. Из-за чего урона они почти не нанесли. Всего несколько крупных картечин попали в линию, совокупно, унеся жизни едва двух десятков человек.
Пехота же долбила. Как на учениях. А пуштуны же впитывали урон с какой-то невероятной скоростью. Вон как кучно стояли…
В этой обстановке никто не заметил поезд, который осторожно двигался за «тонкой синей линией». И когда началась стрельба ускорился. Пошел на сближение.
3,5-дюймовые гладкоствольные пушки русских, установленные на него, работали с корабельных лафетов. Тех самых, которые с гравитационным откатом, которые применяли на легких баркасах. Собственно, с них установки и передали. Так что отдачей пути не ломало, и они могли бить полными зарядами.
И вот — шагов с восьмисот — начали бить.
Бегло.
Куда-то туда — в толпу.
Сначала дальней картечью, а потом и средней по мере сближения.
Шквал огня со стороны пехоты тем временем продолжался.
Она давила. Просто подавляла неприятеля плотностью огня.
Наконец, расстреляв по десять выстрелов «на брата» стрелки остановились. По команде примкнули штыки. И пошли вперед под барабаны. Молча.
Происходящее действо все больше и больше напоминало избиение. Армия пуштунов и их союзников утратила управление и поплыла, начав в хаосе и панике разбегаться в разные стороны.
Бросая все.
Включая с таким трудом добытое огнестрельное оружие.
— Вы сказали, что выгоднее действовать от обороны… — зло процедил Мир Махмуд, обращаясь к французскому генералу.
— Они выставили корпус! Целый корпус!
— Вы сказали…
— Корпус! — перебил его генерал. — Да с какими-то новыми мушкетами! Уходим! Немедленно!
Мир Махмуд что-то хотел добавить, но генерал вновь выкрикнул:
— Где их кавалерия? Где уланы? Где карабинеры? Уходим! Уходим немедленно! Вон — кызылбаши оживились! Вы хотите попасть между молотом и наковальней! Корпус! Матерь божья! КАК⁈ КАК они его сюда протащили⁈ Уходим! Скорее! Если они еще кызылбаши сумели привлечь, то нас же всех изрубят!
Мир Махмуд скривился.
Слитным, мягким движением он выхватил саблю и рубанул по французскому генералу. Прямо по лбу. Грязно при этом выругавшись. Секундой спустя свиту того перебили спутники лидера пуштунов. А он сам попытался хоть как-то организовать своих людей. Ведь в бою он задействовал далеко не всех. Все ж таки французский генерал убеждал, что 6-фунтовые пушки смогут остановить наступление русской пехоты. И особенно переживать не стоит.
