Ника пожала плечами, указывая кивком Кэптену на дверь. Прошептала:
— Как она умудряется спать, храпеть и при этом всё слышать?
— Я тоже так могу, — хмыкнул Адриан.
— Ты-ы храпи-ишь? — Ника в удивлении округлила глаза.
Мужчина улыбнулся и потянул её за руку:
— Идём. Проводи меня, соседка, до калитки, — его тёплые сильные пальцы уверенно обхватили её ладонь.
От такого простого и дружеского жеста в носу у Ники защипало. Пусть это не походило на прикосновение влюблённого мужчины, но было очень приятно. Они не ссорились, не обвиняли друг друга во всех смертных грехах, Ника не плакала и не обижалась на Ван дер Меера. Значит, мирное сосуществование с ним возможно?
А рядом в соседней комнате лежат бумаги, которые в один миг могут изменить сдвинувшуюся с мёртвой точки ситуацию и перечеркнуть только что установившееся хрупкое равновесие. Ника отдаст их Кэптену, он снова разозлится на неё, бесцеремонно сующую нос не в свои дела, хлопнет дверью и передумает стать её компаньоном.
Но и не отдать черновики прошений невозможно. Что, если Адриан прислушается к гласу разума, отправит бумаги и получит помощь от государства, разведётся с предательницей-женой?
В груди пекло от желания помочь мужчине, подтолкнуть к принятию верного решения.
Как быть?
Отдать черновики прошений или нет?
Поставить под удар существование кофейни или оставить всё как есть?
Вдогонку Ника услышала слабый голос госпожи Маргрит:
— Руз, позови Хенни. Пусть поможет мне лечь и приберётся здесь.
Глава 42
Ван дер Меер вывел Нику на заднее крыльцо, остановился и выпустил её руку. Когда девушка шагнула на ступеньку вниз, тронул её за плечо:
— Постой со мной, — тяжело опёрся на ручку трости.
Ника опустила глаза на его ногу.
— Болит? — спросила участливо, возвращаясь на крыльцо, становясь рядом.
— Привычно уже. Ломит кости к непогоде.
— Будет дождь?
Адриан не ответил. Лишь вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.
Не уходил, а Ника не спешила проводить его до калитки.
Молчал.
Молчала и она. С ним было хорошо молчать.
Они стояли на крыльце и смотрели в кажущуюся вязкой темноту.
Вечерний весенний холодок прокрадывался под платье девушки, просачивался к сильно бьющемуся сердцу. Ни о чём думать не хотелось, лишь стоять в обществе Кэптена и наслаждаться тишиной.
Ника подняла голову в надежде отыскать купол башни. Безуспешно. Мешал туман. Он скрыл скамью у стены, деревянный забор, разделявший смежные участки соседних домов, каменную ограду и калитку в ней. В белёсой пелене растворилась мощёная дорожка. Истаивая, уходила в никуда. Остро пахло мокрой землёй и молодой весенней травой.
Тишину нарушил далёкий жалобный вой собаки. За оградой послышался глухой стук копыт. Беспокойно заржал конь. Его успокоил негромкий, властный голос наездника.
Всё снова стихло.
— Я долго думал над твоими словами, — услышала Ника задумчивый голос Ван дер Меера. — Как хорошо и понятно ты сказала о главном… о том, о чём я думал не раз, но сомневался, не мог отступить от правил, которым следовал всю свою жизнь. Не мог решиться. Был бы жив отец…
Адриан замолчал, отвернул голову.
— Не сомневайся, отправь прошение, — поддержала его Ника. — Тебе не откажут.
— Не откажут, — уверенно подтвердил он.
Не решаясь предложить помощь и вручить черновики прошений, спросила:
— Долго пришлось уговаривать мою мать изменить своё решение?
— Не уговаривать — убеждать, — поправил Кэптен.
— Почему согласилась? Ты был настолько убедителен? — пользуясь темнотой, смотрела на него безотрывно.
— Дал слово, что не оставлю тебя, что бы ни случилось.
— Не оставишь, даже когда женишься во второй раз? — тут же пожалела, что снова коснулась запретной темы.
Приготовилась уйти, но ей ответили:
— Не женюсь. Тяжёл мой крест, и нести мне его до конца моих дней.
— Чужого ребёнка признаешь? — сорвалось с языка. — Прости, — попыталась исправить ситуацию. — Я помочь хочу.
— Чем? — насмешливо тряхнул головой мужчина. В темноте блеснули белые зубы.
«Не сердится», — осмелела Ника:
— Помнишь, я подбирала с пола расчёты по кофейне? Не знаю как, но уже дома, складывая их по порядку, нашла среди них черновик твоего заявления на развод.
На сдавленный звук досады ответила:
— Да, прочитала, не сдержалась.
— Всё одно скоро все узнают, — отмахнулся Адриан, глубоко и тоскливо вздохнув.
— Плевать на сплетни, — сжала Ника его предплечье, заглядывая в сузившиеся глаза. — Люди всё время о чём-нибудь говорят. Человек родится — говорят, умрёт — снова говорят. Свадьба, крестины, пожар, драка — делятся впечатлениями, обсуждают, смакуют подробности, говорят гадости. Новое громкое событие сотрёт память о старом. Не об этом хочу сказать. Я написала для тебя черновики прошений, — нырнула в сказанное, как в омут с головой.
Рука под её ладонью напряглась. Пока не остановили, торопливо закруглилась:
— Читать или не читать — решать тебе. Воспользуешься подсказками — буду рада. Только не ругай меня. Я хочу хоть чем-то помочь тебе. Принести черновики?
Кэптен ответил не сразу. Ника уже не ждала ответа и собралась уйти, когда прозвучало:
— Принеси.
Вернулась она быстро, уверенная, что не застанет его.
Ван дер Меер стоял на прежнем месте в той же позе.
Воспрянув духом, Ника протянула ему бумаги.
Не читая, он положил их во внутренний карман кафтана:
— Спасибо, соседка.
Не успела отступить, когда мужчина неожиданно мазнул пальцем по кончику её носа. Жест отработанный, машинальный, знакомый Руз. Видно, Кэптен не раз такое проделывал. Задержался взглядом на её удивлённых глазах, опустился к губам.
Ника замерла. По коже пронеслась дрожь волнения. Губы иссушил жар. Сердце затихло. Казалось, она слышит глубокое, тяжёлое дыхание Ван дер Меера.
Он отвёл глаза, спросил просевшим голосом:
— Матфейсен зачем к вам приходил? — сглотнул сухим горлом.
— Накидку приносил. Потеряла в башне, когда от звонаря убегала, — отчиталась Ника машинально.
— Он тебя обидел?
— Антонис?.. Нет, — улыбнулась, пряча глаза, вспомнив, как, сломя голову, неслась вниз по крутой лестнице. Как только шею не свернула? — Он пьяный лежал на ступенях. Я его испугалась. Когда убегала, накидку потеряла. Алан сказал, что найдёт и утром принесёт.
— Алан… — хмыкнул Кэптен, мотнув головой.
От его пристального, прожигающего взгляда Ника стушевалась, будто её уличили в чём-то постыдном. Дерзить или оправдываться, что обязательно приведёт к ссоре, не хотелось.
— А что будет с моим долгом? — спросила, скрывая неловкость.
— Долги надлежит отдавать. На то они и долги, — подчеркнул мужчина, дав понять, что снисхождения или послабления не будет.
— Значит, заключим договор займа, — тихо сказала Ника, опустив голову.
— Договор? — Адриан приблизился, вслушиваясь в её слова.
Ника вскинула голову — справится! Не боги горшки обжигают:
— Можно включить долг в договор о совместной деятельности и владении кофейней.
Ван дер Меер наклонил голову к плечу:
— Совместная деятельность, значит. Вот как это называется.
Ника не могла понять, насмехается он над ней или говорит серьёзно. Темнота скрывала выражение сощуренных глаз. Продолжила уверенно:
— Оценим участие каждого из нас в устройстве кофейни, пропишем доли. Поможешь мне продать серьги, и я внесу столько, сколько ты за них выручишь. Прибыль будем распределять соответственно вкладам. Поскольку я собираюсь работать в кофейне и вести учёт всего, то буду получать зар… жалованье, а ты…
Она замолчала, понимая, что ей предстоит составить договор и учесть каждую мелочь. Раз уж госпожа Маргрит предоставляет помещение, принадлежащее ей по праву, значит, нужно будет платить аренду.
— Ты сказала о прибыли? — напомнил о себе Кэптен. Усмехаясь, потёр переносицу. — Хотелось бы услышать от тебя, когда ты думаешь получить первые свободные деньги? Сказать, сколько лет отец ничего не брал из прибыли от торговли?
