самому нравилось начало гонки: мобиль вел себя исключительно послушно, подвеска исправно отрабатывала неровности дороги — в той мере, в какой позволяла это сделать конструкция. Спидометра не было, да я и не успел бы изобрести, а потом изготовить его за прошедшее недолгое время. Но, по грубым прикидкам, мы ехали со скоростью более пятидесяти миль в час.
За первый час гонки мы обогнали больше десятка мобилей. За второй — гораздо больше. Некоторые из участников уже не ехали, а увлеченно копались в недрах своих аппаратов. Пара экипажей с изрядной сноровкой заменяла пробитые колеса. У нас же (тьфу-тьфу и постучать) пока все было нормально. Не было даже тени ощущения грядущей неисправности. Это и радовало, и несколько напрягало: лучше несколько мелких пустяковых проблемок, чем одна большая.
К началу третьего часа мы догнали «Скорость». Госпожа Боголюбова вела свой мобиль уверенно и четко. Намного уверенней, чем тот усач, устроивший аварию. Мне немного повезло: ветер дул сбоку и отгонял поднимаемую пыль на обочину, поэтому дорогу было видно исключительно хорошо. Нас заметили не сразу, а лишь когда я начал обгон. Перекрывать мне дорогу было уже невозможно, а разогнаться сильнее мешали начавшиеся на дороге ямы. После первой же аппарат «Скорости» подбросило на рессорах так, что чуть не перевернуло. И я, благополучно опередив гонщицу, скрылся в облаке пыли за ближайшим поворотом.
Если бы мы ехали без поломок, то наверняка пришли бы к финишу этапа первыми, обогнав всех остальных. Ну или, по крайней мере, в первом десятке. Но нам пришлось дважды останавливаться для замены колес, и мы финишировали тридцать пятыми по счету. Как по мне, это был отличный результат. Если следующий день будет столь же удачен, то мы и впрямь финишируем вперед всех. Останется только не пропустить конкурентов вперед.
Только после финиша я почувствовал, как устал. Спина затекла, плечи болели — руль все-таки чересчур тяжел, и крутить его целый день нелегко. Пока я ходил узнать насчет ужина, Клейст отогнал наш мобиль на специально организованную стоянку и накрыл специально сшитым парусиновым чехлом.
Кто-то из гонщиков отправился ночевать в номера отеля — у них были наняты люди для охраны мобилей. Нам же охранники были не по карману, и мы решили ночевать здесь же, на стоянке: мало ли нехороших людей на свете!
Плотно перекусив, я присел на подножку мобиля. Неподалеку возился Клейст, починяя пробитое колесо. Небо постепенно темнело, появлялись звезды. Пахло смазкой, клеем для резины и ароматным чаем, налитым в крышку термоса. Я глядел на небо, на звезды, прихлебывал чай и, кажется, погружался в какой-то созерцательный транс.
— Мечтаете, Владимир Антонович? — раздался рядом голос механика.
Он уже закончил работу, убрал отремонтированное колесо и уселся рядом.
— Нет, Николай Генрихович, просто наслаждаюсь. Чаем, закатом, покоем… Благостно на душе. А вы хотели помечтать?
— В какой-то степени, да.
— Так давайте помечтаем вместе.
Механик допил чай, наполнил кружку заново, отхлебнул и заговорил:
— Скажите, Владимир Антонович, вы как представляете свои перспективы? К чему стремитесь?
— Пока что — выиграть Императорскую гонку.
— Это понятно. А потом?
— Если честно, я так далеко еще не загадывал. Но давайте попробуем вместе.
— Давайте.
— Мы с вами — не спорьте, именно мы — выигрываем гонку и получаем свой заслуженный миллион. Это уже действительно большие деньги. Даже если посчитать вашу долю — примерно сто шестьдесят семь с хвостиком тысяч — этого достаточно для роскошной жизни на одни только проценты. Но я хочу большего, я только сейчас это понял.
Я отпил еще глоток чаю, помолчал. Клейст меня не торопил, просто ждал. А я еще раз проверял себя: действительно ли хочу именно этого? И ответил себе: да, хочу. По крайней мере, сейчас. И как раз этого ждет от меня… мой работник? Мой напарник? Друг? Пока непонятно. Но за последние недели мы сильно сблизились, так, что даже не верится, что не так давно мы были натуральными врагами.
— Не так давно я вошел в товарищество с купцом Крашенинниковым, — продолжил я. — Вы это знаете, я рассказывал. До тех пор я вообще не задумывался о будущем. Максимум, на что хватало моих мечтаний — это выиграть Императорскую гонку, а потом жить в роскоши и купаться в лучах славы. Но теперь, после сегодняшнего этапа у меня появилось новое желание. Я почувствовал, что могу больше.
Охваченный волнением, я обернулся к Клейсту. Тот внимательно слушал.
— Николай Генрихович, имена даже самые блистательных гонщиков со временем забудутся. Не совсем, конечно. Всегда найдутся страстные любители гонок, помнящие каждого победителя, но этого мне мало. Пусть это тщеславие, пусть гордыня, но я хочу, чтобы мое имя осталось в истории навсегда. Чтобы любой человек во всем мире во всякое время помнил обо мне. И я знаю, как этого добиться. Я создам свою фирму, производящую мобили. Назову свои аппараты скромно: «Стриж». Я хочу, чтобы мое имя связывали с самыми передовыми мобилями. Чтобы мобили от Стриженова стали символом быстроты, надежности, стиля и комфорта.
У меня пересохло в горле. Я отпил чаю и продолжил:
— Вы видите, что у нас получилось всего за пару недель. А если мы потратим на проработку конструкции полгода? Год? Мы можем стать законодателями моды в этой отрасли промышленности! И вот для этого я хочу выиграть императорскую гонку.
Клейст был несколько ошарашен моим выступлением. Я и сам, если честно, не ожидал от себя подобного пафоса, и мы вместе сидели и глядели в ночное небо, думая каждый о своем. Вернее, я даже не думал — просто таращился на звезды, внутренне изумляясь своему порыву.
— Владимир Антонович, — выдернул меня из оцепенения голос Клейста. — Вы, наверное, правы насчет славы и денег. Деньги кончаются, слава тускнеет, призовые кубки пылятся на полках. Пройдет десять, много двадцать лет, и о нас с вами будут помнить лишь наши ровесники. Так что давайте делать «Стрижи» вместе.
— Николай Генрихович, я, безусловно, рад это услышать. Но хочу вас предупредить: я не гарантирую успеха. Может так случиться, что мы прогорим на старте, что нас сожрут конкуренты, что наши мобили не станут покупать.
— Может, — серьезно ответил мой компаньон. — Может случиться и это, и еще куча всего другого. Но разве цель не стоит того, чтобы попытаться?
