–Поворачивай своих соколиков туда, – крикнул я Пономарёву, указав на северную стену. – Где Пётр?
–Вон он бежит, со своими "гренадёрами, – ответил казак.
Шишкин возглавлял одну из резервных групп. Внешним видом его парни походили скорее не на гренадёров, а на бомбистов из комиксов, а умением уступали и бомбистам. Метать гранаты мы учились в основном на камнях, взорвав для пробы только одну настоящую.
–Готовь гранаты, – распорядился я. – За мной!
На ледяной вал туземцы вскарабкались, применив хитрость. Они скинули вдруг меховую обувку, и тёплые стопы значительно усилили трение. Так босыми, передовые воины и бросились на севкиных парней. Мы подоспели вовремя и сходу вступили в бой. Шишкин подносил факел к фитилям, человек шесть или семь бросали гранаты. Остальные прикрывали бомбистов от наседающего противника.
С этим оружием алеуты ещё не познакомились. Они либо не обращали внимания на странные шары с горящим фитилём, либо принимались их с любопытством рассматривать. Любопытные в первую очередь и пострадали от взрывов. Стало понятно, почему гранаты сняли с вооружения русской армии. Чёрный порох совсем не то же самое, что тротил. Шуму получилось много, а вот осколков примитивные снаряды почти не давали, да и фугасный эффект был невелик. Когда граната взрывалась рядом с туземцами, их разбрасывало как кегли, но уже в двух шагах разрывы больше пугали. Тем не менее, для перелома в схватке хватило и психологического фактора. Мы выиграли время, а там подоспел с "соколиками" Пономарёв. После залпа николаевские пошли в контратаку, вместе с ними увязалось и большинство гренадёров.
Я остался с последней гранатой в руке так и не подожженной убежавшим в контратаку Шишкиным. Перевёл дух и осмотрелся.
Можно считать, что на северном участке атака отбита. Как любят писать в воинских сводках – с большими для врага потерями. Но на южном участке кучке алеутов удалось прорваться через стену о чём, вынырнув из–за угла, сообщил Комков.
Настал час вводить в бой резерв. По сути, в нашем распоряжении только он и оставался – две пушки, под командой Векшина, поставленные в "проулках" между центральной казармой и амбарами да отряд Бочкарёва. В нём два десятка охотских зверобоев, в основном с "Владимира", несколько коряков и оба алеута. Туда же я определил Яшку. Все вооружились до зубов, и только сын вождя пренебрёг пистолетами.
Мы с Комковым опоздали. Вводить в бой резерв не пришлось – он сам вступил в схватку.
Чикилжах выступил вперёд и, махнув копьём, что–то выкрикнул на родном языке. Нападающие на миг замерли, обменялись взглядами. Я догадался, что сын вождя предложил поединок. Но то ли равного ему не нашлось, то ли напротив парня за равного не признали, а быть может просто наплевали на традиции; так или иначе алеуты продолжили наступление скопом.
–В сторону! – рявкнул Векшин Чикилжаху.
Тот едва успел отскочить. Один из фальконетов, пшикнув запалом, умолк, второй изрыгнул огонь. Детская хлопушка. Выстрелив в упор, Векшин положил троих, остальные только запнулись.
Обслуга попыталась утащить пушки, но, видя, что не успевает, бросила их и схватилась за сабли. У меня в руке всё ещё оставалась граната. Применять её среди собственных домов я не решился. Отбросил в сторону и, выхватив пистолеты, ринулся вслед за Комковым.
Враг напора не выдержал и показал спину. Парни Бочкарёва бросились вдогонку, добивали беглецов из пистолетов, рубили саблями.
–Пленных, пленных берите! – ещё раз напомнил я, отставая.
***
Сражение продолжалось, хотя его исход уже стал ясен обеим сторонам. Мы побеждали, но дорого заплатили за победу.
–Убитых и раненых уйма, – сообщил Яшка, притащив связанного алеута. – Кругом кровища.
–Василия не видел? – спросил я.
–В крепости его нет.
–Найди, – попросил я. – Он мне нужен.
–А с этим что делать? – Яшка мотнул головой на туземца.
–Макар, займись пленными. Запри, приставь охрану. И всем передай, пусть ведут их тебе.
–Куда? – спросил Комков.
Меня его вопрос разозлил.
–Найди что–нибудь, – рявкнул я. – Сарайчик или в казарме угол отгороди. Неужели мне самому обо всём надо думать?
Он кивнул и, забрав у Яшки пленника, собрался уйти.
–Постой. Раненых, кто тяжёлый, пусть несут в центральную казарму. Я буду там. И принеси туда самогон.
Яшка убежал, а Комков повёл туземца к одному из амбаров. Я нашёл взглядом Чихотку и Борьку, подозвал обоих.
–Пойдёте со мной.
Врача на Уналашке не было. Не потому, что я упустил этот момент при организации экспедиции. Врачи на фронтире в принципе редкие птицы. Да и не только на фронтире. Может быть где–нибудь в Петербурге и нашлась бы парочка сведущих людей, но все прочие выглядели шарлатанами. Их познания колебались между алхимией и детским любопытством, с каким карапуз истязает муху. Правда в полевой хирургии империя преуспела. Постоянные войны неплохо развивали науку по резке и штопке живой и умирающей плоти. Но спрос на воинских докторов превышал предложение. Армия приглашала эскулапов из–за границы, забирала лекарей из городов, выгребала даже деревенских знахарей. Промысловому флоту хирурги не полагались.
Как и всякий человек, отдавший молодость спорту, я немного разбирался в травматологии. Анатомию тоже знал неплохо. Вывих, растяжение, перелом, лёгкое сотрясение мозга… с подобной бедой я бы, пожалуй, справился. Нам, пролетариату от олимпийского резерва, часто приходилось самим вправлять друг другу позвонки, накладывать эластичные бинты, делать массаж. Ради собственной безопасности мы частенько совали нос в тренерскую кухню, где царствовали анаболики, стероиды и прочая гадость такого рода, дающая рекордный привес мышечной массы и победу на зональных соревнованиях.
Но висящие на сухожилиях конечности, глубокие рваные раны в груди вызвали сомнение в собственных силах. Полевая хирургия несколько иное дело.
Благо кое–кто из зверобоев имел опыт врачевания. Из них я и сформировал санбат, инструктируя на ходу о кое–каких новшествах медицины. Понимая, что нужно было всё это сделать заранее, отдал запоздалые распоряжения. Кто же думает о госпитале перед битвой? Разве что профессионал.
Мы быстро поставили в ряд столы, обдали их кипятком. Подходящие ножи, ножницы, иглы полетели в котёл с закипающей водой. В соседнем котле кипятились тряпки. Обрабатывать раны было нечем. Из доступных антисептиков в голову пришли только травы и самогон. Он же подходил на роль обезболивающего. Бутыль самогону притащил Комков, а я достал травки, отобрал подходящие и бросил в котёл с тряпками.
–Зажгите свечи, – сказал я. – Все что есть. И кто–нибудь, наберите снега. Побольше. Чистого, рыхлого, сухого.
Полевой госпиталь заработал. В казарму начали стаскивать раненых. Люди стонали, орали, хрипели. Те, что потеряли много крови, большей частью уже отходили. Некоторым из них повезло – товарищи успели наложить жгут. Раны других позволяли надеяться на спасение.
На самом деле поднятая суета больше походила на игру в "скорую помощь". Никого реально спасти при моих скудных знаниях и ещё более скудном местном инструментарии мы не могли. Мы лишь обрабатывали и перевязывали раны, обкладывали их снегом, чтобы снять воспаление, вливали в глотки самогон, чтобы унять боль. Работа создавала больше видимость помощи и успокаивала нас самих.
Нервный ритм мясной лавки нарушился, когда зверобои принесли Оладьина с распоротым брюхом.
–Жив? – воскликнул я.
–Без памяти, – ответил один из зверобоев. – Но вроде бы дышит пока.
Вообще–то такие раны принято было относить к смертельным. Но то в эпоху винтовочных пуль, врубающихся в плоть чудовищным блендером. Колющая сталь не всегда добиралась до важных органов, а костяное и каменное оружие островитян тем паче. По крайней мере, я на это надеялся.
