или продавая всякую всячину – от мэкающих овец, мешков с зерном, тюков сена до плетёных коробов и лаптей.
Я бегу посреди этого принаряженного человеческого моря и знаю, что где-то здесь должен быть дядя Лёня. Я же видела его лицо, правда мельком. Он помахал мне, я это точно знаю. Значит, заметил. Мне осталось лишь добежать. А для этого нужно пересечь густо набитую ярмарочным людом площадь.
И я бегу, бегу, торопливо пробираясь сквозь человеческое море, сквозь заставленное телегами и фургонами пространство, сквозь витающую в воздухе пыль, сквозь запахи рыбы, дёгтя, сдобных пирогов и едкого пота. Тысячеголосый шум бьёт по ушам, отражаясь от бурлящей речной глади.
Меня кто-то толкает, неповоротливая телега всё никак не может развернуться в этом скопище всего и всех. Я пытаюсь протолкнуться, с трудом преодолеваю очередной метр. Медленно, слишком медленно. А время уходит. Ведь я знаю, я точно знаю, что дядя Лёня меня ждать не будет. Вдруг снова вижу его лицо, он что-то кричит мне, силится перекричать весь этот шум и грохот, но я ещё слишком далеко, мне не слышно.
Дядя Лёня опять машет мне рукой. Я порываюсь к нему, но обзор закрывает какой-то толстый человек в высокой шапке, и я теряю дядю Лёню из вида. Рассердившись, я рвусь пройти и случайно толкаю его, мне же нужно вперёд, туда. Человек оборачивается и ругает меня, недовольно скаля крупные хищные зубы. Его жена, плоская, словно доска, с лошадиным лицом, что-то визгливо мне выговаривает. Но я не слушаю. Порываюсь туда, вперёд.
Наконец, преодолеваю это препятствие, и бегу, бегу, ещё немного, ещё чуть-чуть. Но на том месте дяди Лёни нет. Я растерянно оглядываюсь, вдруг он сместился, в такой толкотне это вполне логично. Но его нет. Нигде нет. И я точно знаю, что больше его не будет…
– Как же так? – растерянно шепчу я – Как же так?
И просыпаюсь…
Опять вся подушка в слезах, нос распух, а я вся разбитая, словно меня катком переехали.
Третью ночь один и тот же сон.
Не знаю, что и делать. На автомате, механически дёргаю рычаг. Получаю какую-то еду. У меня уже весь стол заставлен раскисшими тарелками и зачерствевшими лепёшками. Есть не хочется. Я не убираюсь. Максимум – нахожу в себе силы полить деревца и овощи. Даже зелёный горошек, который внезапно попёр как ненормальный, цепляясь усиками за трубу, даже он меня не радует.
Мне безразлично.
Единственное, я не бросаю дёргать рычаги. Сама не знаю почему, но продолжаю и всё. Просто кажется, что дядя Лёня не одобрил бы.
Апатия накатывает волнами. В небольшие периоды «просветления» я ещё более остро начинаю переживать. Вот, если подумать – я со спокойной совестью отправила на смерть двух человек – Щукаря и Фавна. Приговорила их. И ни одна струночка в душе даже не дрогнула. А вот гибель дяди Лёни меня просто раздавила. Уничтожила. Даже смерть Бенджамина я восприняла проще. Отстранённо.
И это странно.
Не знаю, почему так.
Возможно, это из-за того, что Бенджамин умер от продолжительной болезни. Я, как могла, помогала ему бороться, поддерживала. А дядю Лёню, считай, убила я.
Да. Убила. Я.
Это ведь я уговорила его подниматься вверх! А он не хотел. Как чувствовал. Но я всё равно уговорила его.
И вот результат.
Чёрт!
Со злостью я швырнула вязание об стену. Клубок, осуждающе подпрыгивая, покатился по неровному бетону, разматывая, перекручивая нить. Я равнодушно переступила и подошла к окну.
Белое безмолвие, лёд и ветер. Бесконечность. Отчужденный холод.
Как и в моей душе.
Я равнодушно смотрела на такую же равнодушную картину. Мыслей не было от слова совсем. Внутри меня поселился медленно разъедающая тоска пополам с безысходностью. Словно плесень.
Не знаю, сколько я простояла. Наверное, очень долго. Потому что вконец замёрзла. Хотелось кому-то рассказать, поделиться. Но рядом никого не было. Чёртово одиночество! Это так страшно. Кажется, жить одному хорошо, комфортно, но вот когда случаются такие моменты – становится страшно.
Я задумалась. Хотя почему это я одна? Ничего подобного! У меня есть лупрос. Живая душа. Не знаю, есть ли у лупросов душа, но пока мне не доказали обратное, буду считать, что есть. И он всегда рядом. А ещё у меня есть Николай, Вера Брониславовна и Анатолий. А ещё я должна довязать жилеты луковианцам. Они сделали хороший заказ. Большая партия. Нельзя подводить. Это ударит по моей репутации.
Да. Дядю Лёню, увы, не вернешь. А мне нужно жить дальше.
Да, вот такой у меня характер. Погрустила, потосковала и пошла жить дальше.
И начала я с того, что подобрала клубок и принялась распутывать и наматывать обратно нитки. Здесь это дефицит и разбрасываться ценным ресурсом нельзя.
Я повела носом.
Фу.
За трое суток еда на столе уже аж завонялась. Ну разве можно устроить такое свинство в том помещении, где живёшь!
Морща нос, тем не менее я сперва аккуратно домотала нитки на клубок и положила их на место. Надо будет немного повязать. Три дня не вязала, а скоро стыковка и как я буду смотреть в глаза луковианцам?
Решено – сегодня двойная норма. Как раз и спинку жилетки закончу. А завтра вот прямо с утра начну переднюю планку. Кто-то из луковианцев по моим подсчетам должен будет причалить дня через два-три. Как
