– А что, – сказал я, – король здесь мирный?
Кабан посмотрел искоса:
– Даже не задавай такие вопросы!.. У нас королей никогда не было. Всегда только королевы. Короли постоянно затевают войны и приводят королевства к упадку… свои и чужие!.. а женщины хранят мир и благополучие. У нас две королевы, Орландия и Андрианна. Они правят недолго, всего три года, но все уже убедились, у них все получается.
– Вообще-то мудро, – проговорил я несколько ошарашенно. – Женщины хранят мир и благополучие в семье… почему им не хранить и в масштабах побольше? Но… как же развитие?
Он посмотрел хитро.
– А для этого есть мужчины. Но правят женщины. Потому нам уже тысячи лет, а у соседей, где на троне мужчины, королевства рушатся одно за другим, поднимаются из руин и пепла, снова рушатся… Там земли переходят из рук в руки, постоянные войны, горят города и села… улавливаешь разницу?
Я зябко передернул плечами.
– Еще бы!.. А что насчет мятежников?
Калило придвинул к себе поближе блюдо с жареным мясом.
– Ничего, – ответил он, – ясного. Идут слухи, высшие глерды в королевстве готовы поддержать притязания принца на престол.
Кабан отмахнулся:
– Слухи. Глерды ставят свои условия. К принцу отправляют своих людей для переговоров. Но пока что-то все тихо.
Я налил им вина, жертвуя и своей долей.
– А маги… они где? Во дворце?
Кабан осушил полчаши, взглянул на меня поверх края.
– Есть всякие. Хотя, конечно, во дворце жизнь привольнее. Но больше силы у тех, кто ходит по дорогам. Когда сходятся все три луны, умные маги не спят, а собирают то, что льется, как невидимый дождь, с неба. Пропитываются им, как мокрые тряпки, разбухают подобно сытым паукам. Если попадешься им в такую ночь, могут одарить щедро, магии у них тогда больше, чем могут удержать…
– Здорово, – сказал я, – а то есть такие, что сам не гам и другому не дам…
– У нас тоже такие есть, – заверил Кабан, – вообще-то все такие, но раз все съесть не удается, то раздают излишки, приговаривая, что теперь ты должен, как-нибудь отплатишь услугой…
– Все равно это лучше, – сказал я, – чем ни себе, ни людям.
Калило обеспокоенно посмотрел в сторону окна, за которым виден кусочек краснеющего неба.
– Жрите быстрее, – сказал он. – Марл взбесится, а то и в зубы даст!
В нашу сторону от компании мастеровых поглядывал один в надвинутой на глаза шляпе, наконец поднялся и, захватив большую кружку с вином, чтоб не подумали как о просителе, решительно подошел к нам.
– Кстати, о зубах, – сказал он весело и дружелюбно. – У меня при себе зуб молодого дракона! Правда, уже поискрошился, но для таких героев самое то! Все прыщи убирает быстро и надежно, даже те, которых не было. Могу уступить недорого…
Я едва не охнул вслух, а Калило сказал настороженно и с какой-то надеждой:
– Это тот самый, который…
– Он самый, – заговорщицки понизив голос, ответил незнакомец, в котором я узнал Фицроя, – один глоток настоя, даже глоточек, и ночь ваша!
Кабан буркнул:
– А хватает надолго?
– Капля на ведро, – заверил Фицрой. – Из одного зуба настой на сто капель. На всю жизнь хватит! Конечно, смотря как жить. И с кем. Всего три серебряные монеты.
– Даю одну, – сказал Кабан угрюмо.
– Две, – сказал Калило.
– Продано, – заявил Фицрой торжественно.
Он передал нечто, завернутое в грязную тряпицу, получил две монеты и, взглянув на меня живыми хитрыми глазами, ушел обратно к веселящимся ремесленникам.
На обратном пути слева от дороги всего в сотне-другой шагов прямо из земли ударил багровый столб призрачного огня. Даже не огонь, как понял я не сразу, а луч, но все же огонь, что устремляется вверх, как луч, ни на дюйм не отклоняясь в сторону.
Я косился на моих стражей, не повели и глазом, хотя явно заметили. Луч из багрового стал красным, желтым, перешел в зеленый и стал прозрачным перед тем, как исчезнуть.
Сердце мое бухает так, что в далеком котловане услышат, я спросил испуганно:
– А че это?
– Магия, – сказал Кабан с видом знатока.
– В земле?
Он кивнул.
– Иногда накапливается в глубине, а когда начнет переполняться, то вот так снова к звездам… Повезет магу, если наткнется. Но это редкость, а обнаружить в земле еще никому не удавалось.
Я пробормотал:
– Но должны быть признаки… Раньше нефть находили по особым травам, что растут только над месторождениями.
– Что такое нефть?
– Горючие смолы.
Он сказал веско:
– Горючие смолы делают из сока смолистых деревьев. Знаешь такие? Ну вот, видно, что не знаешь. Топай быстрее, а то Марл нас уже заждался.
– У нас горные смолы, – пробормотал я. – Мумиё всякое там.
Еще издали узрели у сторожки воинственную фигуру Марла, Калило проговорил опасливо:
– Чего он злой какой-то…
Кабан хмыкнул:
– С чего бы?
Марл уставился на обоих стражей еще издали, а когда они начали замедлять шаг, опасаясь подходить ближе, его морда быстро побагровела, а грудь раздулась для рева.
Кабан и Калило вообще остановились, стараясь не дышать, Марл уже шире себя вдвое, как боевой петух, заорал:
– Ну?
Я сказал деловым голосом:
– Благородный глерд, там дорога, по которой возят мрамор, все уплотняется и уплотняется. Вы заметили?
Марл, польщенный таким высоким обращением, прорычал:
– Я пока еще не глерд, дурак. Ты нас самих за дураков держишь? Как такое не заметить?
– Дорога уплотняется, – продолжил я умным голосом, – за счет мраморной крошки. Она как бы отрывается при перевозке, там все почему-то трется и вбивается в землю. И вообще в любой грунт, каким бы мягким ни был. Сыплется и вбивается. Копытами, копытами, ратицами… Дорога становится твердой, как камень. Да уже, собственно, стала. Если, конечно, по ней постоянно гонять туда-сюда тяжело груженные волокуши.
Он буркнул мрачно:
– Никто не гоняет. С такими блоками не погоняешь. Ну, дальше!
– Нет разницы, – сказал я. – Быков впрягаете по две-три пары, видел, но у быков та же проблема.
Он фыркнул:
– И что, ты нам глаза открыл? А мы тут только в кости играем?
– Я ж не знаю, – ответил я честно, – во что играете. И куда. На таком твердом грунте… грунт – это как бы земля, но по-умному, роговые части копыта быстро изнашиваются. Хоть у лошадей, хоть у волов, хоть у человека.
Калило подсказал издали:
– У человека нет копыт!..
– У большинства, – поправил Кабан, – но они тогда уже не совсем люди, а больше свиньи.
Марл поморщился в их сторону, стражи тут же умолкли и кое-как выпрямились, хотя еще раскачиваются все больше, а я начал рассказывать прописные истины, что кони и волы сперва начинают хромать, потом вообще отказываются наступать на больную ногу, хлещи их кнутом или не хлещи.
– Мы сплетаем для коней и волов чулки, – сказал он зло. – Даже башмаки!
– И что? – спросил я. – Красивые? В смысле, коням нравятся?
Он пожал плечами:
– Обычно тут же сползают. Как такие понравятся? Кони тоже люди.
– А привязывать?
Он оскалил зубы.
– Думаешь, не пробовали? Чулки и башмаки укрепляем над венчиком копыта веревкой или ремешками, но это не намного лучше.
– Сильно натирает кожу, – согласился я, – а это раздражение и болезни копыта. Смолой замазывали?
– Да, – сообщил он, – но это ненадолго.
Я вздохнул.
– Тогда остаются только подковы.
Стражники переглянулись, Кабан отвязал веревку от моего пояса, и оба потихоньку, чуть ли не на цыпочках, чтобы не слишком привлекать внимание грозного Марла, удалились в сторожку.
Марл смотрел на меня грозно, положение обязывает, но и с надеждой.
– Что за подковы?
– Тоже типа сандалий, – сказал я, – только из металла.
Он хмыкнул:
– Это еще хуже, чем веревочные. Так натрут кожу, что конь обезножеет за сутки.
– Нет, – возразил я, – нужно сделать все иначе. Подковы сделать вот такими, а еще отковать специальные гвоздики, ухнали…
Объяснял я долго, он так и не поверил, но ситуация с конями и волами критическая, к тому же помнят, что я походя утроил добычу мрамора, так что в конце концов велел привести кузнецов и наказал им выполнять любую дурь, какую прикажу, шкуру потом снимут с меня, а не с них.
Начальник из меня еще хуже, чем подчиненный, объясняю куда уж проще, а показать не смогу, хоть убей, ничего тяжелее мышки и не держал в последнее время, штанга и гантели не в счет, это не работа, но чтоб молоток и гвозди…
К счастью, кузнецы лучше меня понимают, из чего конские копыта, потому когда я старательно твердил, что гвозди должны быть коротенькие, не мягкие и не слишком твердые, так как мягкие изогнутся в копыте и поранят живую ткань, а твердые сломаются, то кивали, хоть и не понимали, как это гвозди могут быть твердыми, а еще я говорил, чтобы на ухнале, так называются эти особые конско-копытные гвозди, должен быть скос на острие, это чтобы гвоздь при забивании в роговую стену копыта вышел наружу на нужной стороне…
