Ознакомительная версия.
– Если ничего нового не придумает, – сказала она усталым голосом. – Но все равно мы не сдадимся.
Я отступил на шаг, поклонился.
– Позвольте откланяться, ваше величество. Я рад, что во главе вашего вполне демократического правления стоит самодержец, который железной рукой ведет королевство к победе и всеобщему счастью.
Она кивнула с самым кислым видом, я отступил еще, повернулся и вышел в коридор.
Все три фрейлины скучились в дальнем конце коридора, шепчутся. Я махнул им рукой и указал на дверь королевского кабинета широким жестом, дескать, можете вернуться, а сам прибавил шагу, чтобы не догнали.
Гвардейцы и слуги сделали вид, что вообще меня не видят, а я сбежал вниз, на первом этаже придворные прохаживаются парами и группками, степенно беседуют, раскланиваются. Я быстро направился к выходу, как вдруг ощутил острый холодок между лопатками.
Нечто подобное чувствовал во дворце часто, слишком многим встал поперек горла, но привык отсеивать, мало ли что не нравлюсь кому-то, даже остро не нравлюсь, мне тоже многое и многие не нравятся, ну и что, не повод бросаться с топором, но сейчас кольнуло настолько остро, словно кто-то в самом деле подкрадывается с обнаженным кинжалом.
Ко мне действительно быстро идет молодой глерд в богатой, но сшитой без вычурности одежде придворного. Я обернулся, он тут же изменил направление и прошел мимо, а я уловил злость и разочарование, типа какая жалость, но ничего, в другой раз.
Не оставляя его взглядом, я выждал чуть и двинулся следом. Он умело двигался по узким коридорам, успевал свернуть, заслышав шаги стражей, затаивался в нишах, пропуская мимо себя беседующих придворных.
Чем-то я себя выдал, он резко обернулся, глаза в испуге расширились, а рука метнулась под полу камзола.
– Стоять! – рыкнул я.
Он выхватил кинжал, я едва-едва успел уклониться, второй замах перехватил на полпути, вывернул руку и, с хрустом сломав запястье, отобрал кинжал.
– Замри, – велел я, – иначе умрешь страшной смертью.
Он, кривясь от боли, проговорил с трудом:
– Чего вдруг…
– Чего не убью? – договорил я. – А зачем убивать простых исполнителей? Ты и мои приказы будешь выполнять за хорошую плату, а вот твой хозяин как был мне врагом, так им и останется. Кто послал?
Он прошептал:
– Ты меня убьешь…
– Лев мышей не давит, – ответил я с презрением великого глерда. – Кто тебя послал? И что велел?.. Хозяину твоему в любом случае придет конец, так или иначе я его вычислю, а вот жить или умереть тебе – в твоих руках.
Он сказал слабо:
– Это герцог Лонгшир…
– Зачем ему я?
– Не знаю, – ответил он стонуще. – Слышал только, что мешаете его планам и… планам других людей.
– Каких?
– Не знаю, – проговорил он. – Но герцог говорил о них с огромным почтением…
– Понятно, – сказал я. – Хорошо, я тебя отпускаю.
Он с облегчением перевел дыхание, но в моей ладони уже пистолет, выстрел грянул негромко, а дыра во лбу тут же закупорилась изнутри сгустком крови.
По отношению к нему, мелькнула мысль, я в некоторой мере неблагороден, кто-то из недругов со злорадством будет кричать о недостойном поступке, но я же политик, а политик старается блюсти права общества. Права отдельных людей тоже хорошо бы, но это как получится.
Из двух зол надо выбирать меньшее, из двух добров – большее. Вот я и выбрал с позиции чистого разума, как и велел Гегель, чисто по-человечески логично и правильно.
Когда вышел из дворца, там народу уже прибавилось, кроме щеголеватых гвардейцев появились и первые придворные из немолодых, а Фицрой вскричал бодрым голосом:
– Ну ты и улитка!.. Хотя да, королева, а мы тогда кто?
– Чуть задержимся, – объявил я. – Нет-нет, откладывать на завтра не будем, нужно только сперва кое-что выяснить… Да не мы, это пусть выясняет Картер. А вы пока проверьте, ничего ли не забыли. А то потом начинается!
Рундельштотт спросил серьезно:
– Что-то случилось? Чую кровь…
– Вот уж нет, – возразил я. – Крови почти не было. У меня к ней что-то все больше некоторого неодобрения.
Фицрой подпрыгнул в седле.
– Без крови?.. Ну ты и чудовище!
Понсоменер проговорил негромко:
– Начальник королевской охраны. Идет к нам. Очень зол.
– Все спокойно, – велел я.
В нашу сторону широкими шагами через заполняющийся придворными двор перед главным зданием двигается Картер, как могучий бык, раздвигая стадо коз.
Взгляд его цепких глаз сразу требовательно уперся в меня. Я подумал и решил не слезать с коня, а то вдруг поймет как-то не так, хотя вообще-то меня все понимают не так.
– Глерд, – сказал Картер строго, – вы были в главном здании?
– Был, – согласился я.
– Что там случилось, вы знаете точно?
Я любезно улыбнулся.
– Вообще ничего не знаю. А что случилось?
Он вздохнул, покачал головой.
– Ну конечно, вы всегда в стороне. В одной из проходных комнат нашли тело убитого.
– О, – сказал я заинтересованно, – несчастная любовь? Ревность?.. Кто убит, любовник или муж?.. Хотя мне вообще-то никого не жалко.
Он посмотрел на меня с укором.
– По одежде глерд среднего достатка, но никто не мог его признать. Сейчас ведется дознание, как незнакомец прошел в самое охраняемое здание. Пусть и не на самый верх, но все же…
Я спросил с сомнением:
– Так что тот, кто его убил, естественно, из ревности, сделал вам услугу?
Он кривился.
– В какой-то мере. Но я предпочел бы взять его живым. Зачем вы его убили?
Я охнул.
– Глерд, я думал, мы друзья, а вы на меня такое!.. Как можно без всяких на то оснований?
– Рана больно странная, – буркнул он без приязни в голосе. – Ладно, если собрались ехать, к вам претензий нет, можете убираться. Без вас спокойнее.
Я улыбнулся ему чарующе.
– Я вас тоже люблю, глерд. Искренне, но по-братски. Ребята… в путь! Можно пока без песни, чтобы народ не пугать.
– Народ пугать надо, – заявил Фицрой, – но петь все равно не буду.
Понсоменер тронул коня и привычно поехал впереди. Рундельштотт взглянул на меня в нерешительности, но я придерживал коня, и он пустился догонять Понсоменера.
Фицрой мигом поравнялся со мной, пахнуло запахами по крайней мере трех сортов вин, когда он только успел, но глаза блестят живо, тут же спросил шепотом:
– Кто тот убитый, не узнал?
– А я при чем? – буркнул я. – Это дело королевской охраны. Мы скоро вернемся к своему флоту.
Он всмотрелся в меня хитрыми глазами.
– Точно ни при чем?.. И не связано с возвращением принцессы?
Я подумал, пожал плечами.
– Вот это не знаю. Возможно, пятой колонне пришлось перейти к запасному плану. Какому? Не знаю. Но если Антриас не дурак, а он точно не дурак, то наверняка подстраховал каждый шаг. Или хотя бы важные шаги.
– Думай, – сказал он, – чтоб не застало нас врасплох.
– Нас? – спросил я. – Фицрой, ты вообще-то кто?
Он нагло рассмеялся.
– Еще не понял? Вот и хорошо, а я не скажу. Ты собираешься проследить ниточку или же сразу, как всегда, к главному?
– А что я ему скажу? – поинтересовался я. – Этому главному?
Он изумился:
– Скажешь? Что-то новое. Я думал, сразу в лоб!.. Стареешь, умничать начинаешь.
Гвардейцы у ворот королевского сада распахнули обе створки, а офицер отдал честь. Я помахал рукою, а Фицрою буркнул:
– Начинаю. Что-то меня метаморфозит. Чем становлюсь сильнее, в смысле – старше, тем больше трушу. Все думаю, а вдруг не так, а вдруг неправомерное применение силы.
– Чего-чего? – переспросил он в диком недоумении. – Это чего такое?.. Как может быть сила неправомерной в наших благородных руках? Другое дело, если у противника, а то и вовсе у врага… Мы же всегда правы, не знал?
– Если бы не знал, – согласился я, – то не спал бы так крепко. Пока что совесть не мучает. Так, иногда попискивает…
– Придуши, – посоветовал он. – Ишь, распопискивалась!.. Нечего попискивать в серьезных делах.
– В серьезных, – согласился я, – не до совести.
– Я же вижу, – сказал он, – ты нацеливаешься на что-то серьезное, тут не до попискивания.
Я взглянул исподлобья.
– Что, заметно?
Он ухмыльнулся.
– Еще бы. Можно подумать, ты потерял дар Улучшателя, но мне со стороны виднее. Ты ничего не теряешь, а только гребешь к себе, как всякий зверь. За это время у тебя аппетиты выросли, уже не до прялок…
– Только бы другие не заметили, – пробормотал я. – Прибьют!.. Надо осторожненько. У нас же ничего нет, кроме силы.
Он вытаращил глаза.
– Так чего тебе еще?
– Не прикидывайся, – посоветовал я. – Ты не настолько прост, как рисуешь себя для нас, таких наивных и доверчивых, что даже бить их рука не поднимается.
Понсоменер и Рундельштотт впереди проехали под аркой городских ворот, дальше распахивается такой чистый и ясный простор, словно там вообще не ступала нога человека.
Ознакомительная версия.
