Семен Михайлович стоит, глазами хлопает, рукой крошки со своей красоты стряхивает.
— Ты, это брось мне помирать-то…
Хороший фельдшер человек — меня ему по-настоящему жалко. Не притворяется он ни капельки.
— Нормально… всё…
Успеваю ему ответить и снова кашляю. Уже практически всухую.
— Да, нормально…
Нет у Семена Михайловича веры моим словам. Не с чего ей быть. Для себя он про меня всё уже решил — не жилец…
Тут и Вениамин Осипович в палате появился.
— Что тут у вас?
— Вот, Воробьев кончается. — фельдшер на меня кивает, вздыхает тяжело.
Я ещё раз кашлянул. Вдохнул-выдохнул полной грудью. Нигде не болит и не колет.
Кстати, и от зверьков золотых перестало тепло идти. Полечили они меня и в спячку впали. Не знаю, как их состояние правильно назвать.
Тут меня и торкнуло. Аж всего передёрнуло. А, продал бы я их? Точно бы от крупозной пневмонии копыта откинул. Ну, и были бы у меня денежки немалые, но в гробу-то карманов нет. Нет, не буду я их продавать. Себе они мне нужны.
— Не дождётесь, — вежливо Семену Михайловичу отвечаю.
— Всё у меня хорошо, — это уже я Вениамину Осиповичу о состоянии своего здоровья доложил.
Тот фыркнул, на фельдшера свысока посмотрел, велел мне нижнюю рубаху снять.
Язык ещё попросил высунуть и пальчиком своим его тронул.
Нормальный сейчас у меня язык — не сухой, как вчера ещё было.
Опять меня Вениамин Осипович пальпировал, перкутировал, аускультировал. При этом на всю палату проговаривал результаты своего исследования. Для соседей моих по палате это только набором умных непонятных слов было, а вот фельдшер Семен Михайлович временами затылок почёсывал.
Норма, норма, норма… Как и не больной, а исключительного здоровья молодой мужчина сейчас перед ним на госпитальной койке находился.
У Вениамина Осиповича даже бисеринки пота на лбу выступили.
— Не понимаю…
Молодой доктор развёл руками. Такого в его практике ещё не было.
— Дыхание слева везикулярное… Быть того не может… Данный случай описать необходимо и в «Медицинское обозрение» отправить… В «Казанский медицинский журнал», в «Русский врач»… Да везде… Быть того не может…
Во как… Про меня в журнал напишут…
Да, пусть пишут. От меня не убудет.
— Не бывает такого… — в который уже раз повторял Вениамин Осипович.
Семен Михайлович только улыбался. За меня он радовался.
Глава 13
Глава 13 Исследуемый феномен
Так и начались у меня веселые денечки…
Вениамин Осипович только ночью рядом с моей кроватью на полу не спит. Целый день от меня не отходит. Чуть не каждый час меня пальпирует, перкутирует, аускультирует. Всё в скорбный лист мой записывает. Так здесь история болезни называется.
Не скорбный лист — это уже, а целый пухлый том. Сестры милосердия не успевают туда новые листочки подклеивать. На молодого доктора уже шипеть начали — загружает он их дополнительной работой, своими непосредственными обязанностями им заняться некогда…
Вениамин Осипович все другие дела забросил. Всё, что можно и нельзя, на фельдшеров перевалил.
Один Семен Михайлович доволен.
Он ведь почему с Вениамином Осиповичем конфликтует — воли он ему не даёт. Семен Михайлович приверженец оперативных методов лечения. Ему только дай шашкой помахать. Ну, отрезать что-то, рассечь. В общем — пооперировать.
Вениамин же Осипович приверженец консервативных методов лечения. До последнего тянет, к скальпелю притрагиваться не спешит.
— Вениамин Осипович, Сидорову из третьей палаты пора отмороженные пальцы на левой ноге ампутировать, гангрена может начаться… — докладывает доктору Семен Михайлович.
— Рано, рано, не будем спешить… — слышит фельдшер от молодого доктора.
— Да, какой там рано, пора… — стоит на своем фельдшер.
Вениамин Осипович тут начинает лицом краснеть, щеки надувать, напоминать заслуженному фельдшеру, кто тут врач, а кто — нет.
На этой почве и идут у них конфликты.
Кстати, пальцы Сидорову всё же ампутируют, но не в этот день, а на следующий.
Сейчас Семену Михайловичу раздолье. Из перевязочной не выходит. Малой хирургией занимается. Кстати, и меня к этому делу привлекает.
Вениамин Осипович эксперимент на мне ставит. Как мой организм на физические и психические нагрузки реагирует. Для статьи в научные медицинские журналы ему не только описание моего состояния в покое требуется.
Похоже, на феномене Воробьева, Вениамин Осипович мечтает степень доктора медицины получить. На одних статьях он решил не останавливаться.
— Вы, Воробьев — феномен. Подобных случаев в медицинской научной литературе не описано. То, уже на ладан дышали, а то — в один миг в совершенно здорового человека превратились. Феномен Воробьева — так в анналы медицины войдёте. Всему научному миру станете известны.
Говорит это Вениамин Осипович, а сам от гордости чуть не лопается. Именно он, а не кто-то другой, феномен Воробьева описал. Внёс вклад в копилку медицинской науки. В энциклопедиях и учебниках его скоро упоминать будут.
Уже представляет себя врач из временного военного госпиталя выступающим на международных конгрессах в Берлине, Париже, Москве, Вене… Маститые ученые за честь пожать ему руку считают…
Я же в перевязочной Семену Михайловичу помогаю. Сегодня у меня по графику, составленному Вениамином Осиповичем, два часа этой деятельности. Как только стрелки часов, это время отмерят, молодой врач меня чуть ли не за руку на своё обследование утащит. Своей трубочкой будет меня выслушивать, живот мне мять, простукивать грудную клетку…
Затем всё запишет в скорбный лист.
Вчера я час Семену Михайловичу помогал, завтра — уже три буду. Такую методику своего эксперимента Вениамин Осипович разработал.
Мне — совсем не тяжело. Хорошо полечили меня зверьки. Левой ногой теперь крещусь, что не продал их.
Однако, помогаю фельдшеру и всё думаю, почему зверьки не помогли охотнику за сокровищами, что их из древней могилы извлек. С прежним их хозяином, бьярмом, вроде и понятно. Ему в бою враги не только на теле раны нанесли, но и голову отрубили. Перед тем, как его похоронить, его сородичи голову на место парню пришивали. Так, по крайней мере в моем сне было. Значит — есть предел могущества у золотых фигурок. Головы своим хозяевам не умеют они обратно приращивать. Вывод — мне свою головушку надо беречь, под молотки, топоры и прочее не подставлять…
А, сам копатель сокровищ? Он же умер, когда уже зверьки у него были. Ему, они почему не помогли? Смерть владельца допустили? Разложены они были на груди умершего. Правда, не все. Часть их на краю ямы в лесу так и лежала.
Так, так, так… От чего он умер? Вспоминаем, вспоминаем… Что-то покойный в моих снах про какую-то древнюю инфекцию вскользь говорил… Поторопился де он, немного на дождался, когда с могилы заклятье не сойдёт. Ещё бы ему немного потерпеть и было всё ладно.
Ему бы только нужно было палец себе проколоть, капельку крови на любого зверька капнуть…
Так, что-то тут я фантазирую, предположения строю.
Какой ещё один вывод из этого следует? Не все болезни зверьки лечат. Вот знать бы, какие…
— Иван! Заснул?
Семен Михайлович меня с небес на грешную землю вернул.
— Держи ровнее! Мне перевязывать не удобно!
Смотрит фельдшер на меня сердито, усы его в стороны топорщатся.
— Извините, Семен Михайлович…
— Держи ровнее… Извините его… Дал Бог помощника…
Держу. Все посторонние мысли из головы выбросил.
— Иван! Время! — на пороге перевязочной Вениамин Осипович появился. В глазах — азарт учёного. От нетерпения чуть не подпрыгивает.
— Иди уж… — Семен Михайлович за собой последнее слово оставил. — На опыты…
Глава 14
Глава 14 Вот уж, да…
Из разряда лежачих пациентов я выбыл, чувствовал себя хорошо.
