опаснее, чем обычные звери. А вот ночью да, любая рана, любая царапина — отравляет и убивает за несколько часов. Но так как я был на своих двоих, да и раны покрылись коркой, бояться мне было уже нечего.
После того, как маман все же обработала и перевязала мои страшные «раны», я сумел избавиться от чрезмерно заботливой женщины и, запершись в своей комнате, рухнул спать.
* * *
Напоминание от Грузовик-куна:
Sweet Home Alabama — мем про то, что в Алабаме распространен дальне- и близкородственный инцест среди американских реднеков, населяющих этот штат.
Я проснулся пиздец каким голодным, а мамкины кислые щи сделали только хуже — лишь раззадорили мой волчий аппетит.
— Ой мама! Капусточка, конечно, дело хорошее… Но в доме нужно держать и мясные закуски…
Анна посмотрела на меня, как на идиота, но ничего не ответила. Я только заметил, как грустно блеснули ее глаза.
Работала она на ткацкой фабрике, но после набега демонов всем дали пару дней выходных. Конечно, не по доброте душевной, а исключительно из-за того, что самооборона расхерячила пару цехов и начальству требовалось время перетащить оборудование. Ну и, конечно же, отпуск был за свой счет.
— Сраные капиталисты! — пробубнел я, вылезая из-за стола.
— Что ты сказал, сыночка? — встрепенулась маман.
— Говорю, пойду, мож подработку какую найду. Где тяжести таскать не надо, — ответил я матери.
— Паспорт возьми! Покажешь, что уже есть шестнадцать! — дала наставление мать. — Только не потеряй!
— Не потеряю, — ответил я.
Паспорт нашелся в серванте, в комнате маман. Илья Козлов, шестнадцать полных лет. Мда. Фотка была четырнадцатилетняя и на меня с нее смотрел туповатый подросток с недоразвитыми чертами лица, с виду, не старше двенадцати. Это все от плохого питания, не иначе.
Жрать хотелось дико. Может, это я за эти дни так аппетит нагулял? Или это догнал вчерашний стресс?
Натянул запасные треники, сгреб мелочь, семки, захватил пострадавший в бою нож. Надо бы его поправить, поточить, а то затупился он знатно. Но, к моему удивлению, встречу с чертом «бабочка» пережила.
Выбравшись на улицу и пройдя пару кварталов, я наконец-то увидел ларек. Подошел, ознакомился с прейскурантом. Фасованные семки по десятке, папиросы — двадцать рублей. А я торчал дяде Ване не меньше четырех штук. В кармане было чуть меньше сотки, на которую я, скрепя сердце, взял блатных с виду сигарет по девяносто и еще рубль отдал на спички. Сигареты — перебью аппетит на некоторое время, а как станет совсем голодно, я уже надеялся провернуть свою аферу.
Под неодобрительный взгляд какой-то бабки я щелчком выбил из твердой пачки сигарету, чиркнул спичкой и сладко-сладко затянулся. Хотелось кашлять, но я себе запретил. Не переводить же продукт. А теперь мне нужно на тот склад, где я отправил обратно в ад рогатую тварь.
Перед тем как тащить белобрысую истеричку к цивилизации, я позаботился о том, чтобы припрятать свои трофеи. Дядя Ваня сказал, что утилизацией всяких демонических останков занимается самооборона, да и я был уверен, что мои трофеи чего-нибудь да стоят. Тем более, эти твари были напитаны черной магией сами по себе. Так что пора найти какой-нибудь камень, поправить клинок и заняться свежеванием добычи…
В ангаре, ожидаемо, было пусто. Никаких следов, кроме тех, что оставил я сам, замечено не было. Я прошел в угол, прикрытый листом ржавого железа, и еще за десять метров почуял дикую вонь. Господи! Как же воняло! Аж глаза режет!
Кое-как поточенный и выправленный нож уже был у меня в руке, так что я, прикрывая рот ладонью, отодвинул железку и увидел уже ставший разлагаться труп демонической твари.
Так, что там с животных снимают? Шкуру? Я прикинул, как буду свежевать черта и мне стало совсем хреново — все же, боевого азарта сейчас не наблюдалось, так что я решил ограничиться клыками, копытами и, конечно же, рогами. И если с первыми двумя вещами дело пошло нормально, то вот рога пришлось выламывать с частью черепа при помощи камня и такой-то матери.
Сделав свое черное дело и даже почти не заляпавшись — черная кровь уже давно вытекла из трупа — я смахнул со лба пот, выступивший, после трудов сиих праведных, и прикинул, во что бы завернуть добычу. Надо унести подальше отсюда, перепрятать, найти покупателя, а только потом вернуться. Ведь если патруль остановит меня посреди улицы с таким «грузом», то мне пиздец.
В горе битого кирпича и прочего мусора на территории нашелся кусок брезента, в который я и завернул свои трофеи. Спрятал я все в двух кварталах от первоначального места, поближе к дому, но тоже в промзоне. Как раз недалеко от того места, куда мне сейчас было нужно.
— Эй, братва! — свистнул я троице, что терлась в переулке. — Разговор имеется!
Трое гопников, которые получили от меня лещей позавчера, обернулись на мой крик, а один даже вздрогнул. Ага, боятся. А если боятся — значит уважают.
— Иди отсюда! — крикнуло «левое яйцо», пятясь назад.
— Рот закрой, к тебе не обращались! — кивнул я на главного. — Я к нему. Драться не будем! Дело есть!
— Ты сначала за прошлое ответь, а потом рамсить будем, епта, — сквозь зубы сплюнул старший.
Я тяжело вздохнул и, достав из кармана нож-бабочку, устало потер глаза.
— Пацаны, вы поступили неправильно, за это поплатились. Я свою компенсацию с вас получил? Получил, вот, в руках держу. Так что давайте решать миром. Вот, стрельните, закурим, поговорим спокойно.
Пошарив в кармане, я достал пачку сигарет и протянул ее гопарям. Старший посмотрел на «угощение», кивнул «правому яйцу», чтобы взял пачку. Каждый вытянул по одной, а «хер» стрельнул еще и бонусную, которая ушла ему за ухо.
— Так че те надо? — спросило «левое яйцо», подкурив.
Все трое сейчас выглядели моими ровесниками, может, на год старше. Это сейчас, побывав в пекле, я видел и понимал отчетливо. Просто лица худые и обветренные, и от этого — грубые.
— Во время прорыва надыбал кой-чего, — сказал я. — Загнать хочу.
— Мы не по этим делам, додик, — рыкнул «правый».
— Да, мы в воровские темы не лезем, — сказал старший. — Да и не по-людски. Во время прорывов только черти на дело и ходят.
— Я сказал, что надыбал, а не спиздил, — ответил я. — Кто смотрящий на районе? С кем поговорить нормально можно?
— Э, мы че, тебе уже компания плохая говорить, епта? — забычило «левое» яйцо.
Я демонстративно перекинул в ладони бабочку, после чего затянулся.
— Так кто смотрящий? Или вы слов не понимаете? —
