Так что, когда мы выходили на вечерние прогулки и шли по улицам, хорошо одетые, в своих длинных синих шинелях, в хромовых ворошиловских сапогах — чёрт, да нам аплодировал весь город! Отношение к нам было самое хорошее, а уж девушки нам улыбались так, что… Да и замполит не зря сказал, что морда у меня плакатная, а ему можно верить. Вот потому так и вышло сейчас, что для меня этот самый её столичный шик был что слону дробина.
— Неплохая фактура, да, — скучающим тоном согласился я с ней, — повезло вам. А теперь, товарищ сержант, подойдите и обратитесь как положено.
Девушка возмущённо вспыхнула и обернулась к тем двоим, ища поддержки, но замполит просто кивнул мне и со спокойной душой потащил очкастого лейтенанта в свою землянку, показывать столь милые его сердцу графики и прочую наглядную агитацию.
— Выполняйте приказ, — вновь всё тем же ровным тоном посоветовал я, и она подчинилась, да и что ей было делать. Девушка медленно, борясь с собой, отошла от меня, а потом резко развернулась и, вскинув правую руку в воинском приветствии, врубила строевой шаг.
— Товарищ старший лейтенант! — выкрикнула она мне прямо в лицо, остановившись в паре метров, чуть ближе, чем надо было, — сержант Рябинина! Разрешите обратиться!
— Разрешаю, — сказал я и, видя, что она замялась, с удивлением понял, что она просто не знает, как там дальше нужно, — и можете своими словами. Хотя строевую подготовку вам надо бы подтянуть, сержант Рябинина. Учтите, пожалуйста, моё замечание на будущее.
— Прибыла в ваш полк в командировку, как фотокорреспондент, от фронтовой газеты, — выдохнула она и отвернулась, прикусив губу, в уголках глаз её появились злые слёзы и больше, как я понял, разговаривать со мной она не захотела.
Пока сержант злилась, я успел рассмотреть её и решил, что прав был Олег и что зря я с ней так, можно было бы и полегче, она бы поняла и простыми словами. А вообще хорошая была девушка, отчаянно рыженькая, в веснушках, с большими тёмно-синими глазами и, несмотря на напускной лихой вид, домашняя донельзя. Хотя форма на ней сидела как влитая, тут она постаралась, да и фигурка в этой самой форме была, как у нас иногда говорят, с высоким центром тяжести — спортсменка, наверное. На животе у неё болталась самая настоящая «лейка», висевшая на перекинутом через шею ремне, это я тоже оценил. Такую не враз и достанешь, у нас ведь и «ФЭД» за удачу можно считать.
— А уж как мне обидно было, — вдруг по-простому сказал я, и она чуть вздрогнула, — с утра готовился, ждал, мылся-брился, и тут на тебе — фактура, говорят. Один-один. Так что давайте мириться, товарищ Рябинина.
Я протянул ей руку, но она отвернулась ещё дальше, чтобы проморгаться, и мне пришлось продолжить:
— Если захотите, буду позировать вам во все стороны света, прямо как настоящий индеец, и слова против больше не скажу, — она чуть хихикнула и, наплевав на обиду, вытерла слёзы рукой. — Меня, кстати, Александр зовут, Артемьев. Можно просто Саша. И давай на ты, ладно?
— А я Марина, — она повернулась и пожала мне руку, лёд был сломан, — очень приятно, Саша. Только почему как индеец?
— Ну, как же, — я картинно повернул голову влево, чуть задрав её и выпятив нижнюю челюсть, ведь именно так, по моему мнению, выглядели настоящие индейцы, — вот, как гордый орёл!
— Очень, очень хорошо! — вдруг засуетилась она вместо ожидаемой улыбки, начав хватать свою «лейку», — вот так и стойте! Прямо находка! Я сейчас!
Я расправил плечи и приосанился, гулять так гулять, и она, быстро проверив настройки фотоаппарата, сделала пару тщательно выверенных кадров, причём чуть присела передо мной, для геройского ракурса снизу-вверх.
— А ловко ты, — без тени лести похвалил я её, — вот теперь чувствуется, умеешь.
— Так ведь я училась у самого Штеренберга, — объяснила она, очень довольная тем, что я сумел оценить её квалификацию. — По-настоящему, на портретиста. Вы себе даже не представляете, Саша, как…
— Ты, а не вы, — перебил я девушку, — договорились же!
— Хорошо, — с некоторым усилием согласилась она, а я подумал, что вот Олег снова оказался прав. Пожалуй, что перед ним она бы пересилить себя не смогла, — ты. Так вот, ты не представляешь, как он нас учил! И «лейку» вот эту, — тут она потрясла передо мной фотоаппаратом, — он подарил, а там такой объектив! И во «Фронтовую иллюстрацию» меня с его подачи взяли!
— Ух ты! — этот журнал мы знали, и достать его было для нас радостью великой. Во-первых, был он редкостью, а во-вторых, это и правда был здоровский журнал. На шестнадцати листах, с трёхцветной печатью, наполненный качественными фотографиями с аннотациями, рисунками, карикатурами — очень интересно было его полистать на досуге. Там не печатали больших статей, там были только иллюстрации, за что его и ценили. И, кстати, хранили, в отличие от газет. — Здорово!
— А то! — Марина улыбнулась, — готово! Двадцать четыре кадра было — двадцать два осталось! Чем остальные наполнять будем?
— А какое у тебя задание? — спросил я, чтобы хоть немного сориентироваться.
— Ну, вообще фото сделать, иллюстративное, и для себя, и для фронтовой газеты… — как-то неопределённо и неуверенно ответила она, но потом спохватилась, — и комсомол чтобы был!
— Ну, если надо, — ответил я, разворачиваясь к стоянкам, — то будет! Я, вообще-то, целый комсорг эскадрильи, тебе разве не говорили? Так что пойдём, Марина, к самолётам, а там уже и решим.
— Точно! — обрадовалась она, — это же можно сделать фото у самолёта со всех ракурсов, а ещё, вот, знаешь — прислонившись к лопасти винта! Очень атмосферно получается, давно мечтала! Сделаем?
— Конечно, — мне оставалось только вздохнуть, — я же обещал. К лопасти, так к лопасти. Только поторопиться бы надо, не дай бог готовность объявят.
— Всё-всё-всё! — заторопилась она на словах, при этом очень тщательно и медленно надевая крышечку на объектив, — пошли! А ты, Саша, не ленинградец? Я всех по говору угадываю, а с тобой непонятно немного, хотя и говоришь ты правильно.
— Дальневосточник я, — мне всё же удалось увлечь её за собой. — В Комсомольском аэроклубе начинал. А у нас там почти все недавно приезжие, причём отовсюду, потому свой диалект составить и не успели. Говорим так, как по радио слышим, правильно, а над всеми остальными из-за этого смеёмся.
— Здорово! — обрадовалась она, — Комсомольск-на-Амуре! Это же так здорово, это же всесоюзная стройка, я ведь тоже туда хотела, в хетагуровки, только меня мама не пустила! Я ведь из-за этого и в фотокорреспонденты пошла, чтобы всё самой увидеть! И Дальний Восток, и Чукотку, и Камчатку, и Сибирь, и всё остальное! И природа там у вас, говорят, настоящая, дикая!
— Это правда, — ответил я, мимоходом подумав о том, что мама у неё молодец, по большому счёту. У нас там чувствовали себя хорошо другие, более уверенные в себе барышни, а вот именно ей было бы там тяжеловато. — Природа у нас богатая! Шесть тысяч видов животных насчитывает наша природа, из них только комаров да мошки — все пять тысяч!
— Да ладно! — засмеялась она этой старой дежурной шутке, — прямо пять тысяч! И ещё, Саша, ты не сильно обиделся на фактуру? Согласна, по-дурацки получилось, только я уже устала доказывать всем, что умею, что я не просто так! А ещё, ты знаешь, часто все начинают как дураки себя вести, как будто женщины никогда не видели! Если б ты только знал, как это мешает!
— Так ты и не доказывай, — посоветовал я ей, немного подумав, — ты устав врубай, если что, и не бойся прыгать через головы — ты же не рядовой сержант. Так и так, у меня редакционное задание, разрешите его выполнить, окажите содействие, предоставив то-то и то-то, иначе ославлю на весь фронт в газете с фотографией, этого очень боятся, ты не смейся, вот и всё. А если конфликт, тоже не ругайся, а по уставу его, негодяя, по уставу. Это как бы в другую плоскость всё переводит, понятно? А если не помогает, то выбери самого старшего по званию или по возрасту, и к нему, но тоже по всей форме, они это любят. И для этого строевую подготовку тебе надо бы подтянуть, правда что. А вот с теми, кто ниже по званию, с теми ты по-простому, Марин, но без панибратства, понимаешь? Снисходить не надо, это чувствуют.
