Не знаю, как Ольга Васильевна интерпретировала мои слова — уж больно замысловатое выражение сложилось на ее лице. Может, она уловила в сказанном много смыслов? Особенно в идиоме «физическая культура». Мало ли как можно тут повернуть мысль… Может, и так, не знаю. Не думал. Вообще постарался абстрагироваться от этой темы.
Проинтервьюировав всех, выяснив, что никто не записан в спецгруппу, то бишь в слабосильную команду освобожденных от физкультуры или занимающихся по облегченной программе, преподаватель отправила нас на разминку — 800 метров в легком темпе, то есть два стадионных круга. Ну, а дальше урок вошел в колею, и стало ясно, что Макарова очень хороший методист, умеющий грамотно строить занятия и давать интересные упражнения. И увлеченная этим. Куда-то делась вся ее призрачная игривость, весь неуловимый эротический подтекст, с которым она знакомилась с нами. Остался деловой, зоркий, вполне жесткий тренер, подмечающий все плюсы и минусы подопечных:
— Петрова, четче, резче движения! Вяло выполняете. Сил нет, что ли? Ну, надо, простите, хоть на утреннюю зарядку раскошеливаться по утрам… А вот Квашнин совсем филонит! Так, товарищ Квашнин, ну-ка еще пять приседаний с выпрыгиванием!
— Ольга Васильевна, — слезливо пропыхтел рыхлый нескладный Квашнин, — я не могу, устал… Можно чуток передохнуть?
— Отдыхать на пенсии будем, Квашнин, — отрезала Макарова. — Сколько вам лет?
— Во… восемнадцать. Будет. Через неделю…
— Вы же не во вспомогательной группе?
— Не… нет.
— Так вот и будьте любезны соответствовать. Ладно, три минуты отдыха, потом семь приседаний с выпрыгиванием. Я все вижу!..
Ну, в общем, так мы и позанимались. Ближе к концу пары подвалил Витек:
— Слышь, Базилевс, — как-то слишком просительно проговорил он, — может, вечерком примем понемногу?..
Ясно, что речь о вечеринке с употреблением спиртного. В общем-то я приятеля понимал, и просто так мне его отшивать не хотелось, поэтому аккуратно перевел стрелки:
— Витек, лучше чем горе заливать, я тебе рекомендую с Татьяной помириться. Обрати энергию в эту сферу. Можете в то самое кафе зайти, из-за которого у вас сыр-бор пошел… Иначе, смотри, упустишь девчонку!
Витька вздрогнул. Слова попали в яблочко. На лице проявилась работа мысли.
— Ладно… — задумчиво промычал он, и я поздравил себя с тем, что сориентировал дружка на цель, как торпеду. Как дальше двинулась разработка плана его действий, я не знаю, потому что после занятий удачно увильнул из раздевалки, рванул в общагу, приоделся, приукрасился и слинял, дабы избежать расспросов. И немного прогулялся, сделал крюк, идя к «Союзпечати».
Естественно, не просто так. В пути размышлял, прикидывал, хотя данных было маловато. Но хочешь-не хочешь, а версия выстраивалась и без данных, уж как-то больно подозрительно все сходилось. Таких совпадений не бывает…
На подходе к ларьку я увидел, что погруженная в омут мыслей Лена плетется перпендикулярно мне, неся на спине изящный импортный рюкзачок — со спортивной одеждой, надо полагать. Голова опущена, лицо безрадостное… Но даже в таком облике девушка выглядела прелестно — изящная, чистенькая, по-хорошему изнеженная. Вот Люба, скажем, при всем своем чудесном обаянии могла носиться по общаге растрепанная, даже в драных штанах, а на замечания громогласно объявляла, что ей на это «насрать». У Лены же прямо в хромосомы был вплетен некий природный аристократизм — такое бывает, и совершенно независимо от происхождения. Вот Лене родители и подарили счастливый генетический билет: она всегда выглядела как юная княжна, такая ухоженная, изысканная без малейшей пышности, без этого пошлого «дорого-богато»… Невольно я залюбовался ей, да и не я один. Встречный парень, наверняка тоже наш студент, миновав барышню, оглянулся вслед, одним взглядом окинул от головы до пят, и я прекрасно понял этот взгляд.
Глянули — и баста, молодой человек! Это моя живая драгоценность, я буду ей владеть и ни с кем не поделюсь. Вот так. Всех прочих мужчин планеты прошу не тратить время зря. Я сказал!
Метров за десять до киоска Лена подняла голову, сразу увидела меня, улыбнулась, но как-то слабо. Тем не менее, слетевшее с ее губ:
— Привет! — прозвучало если еще не сказать дружелюбно, то почти нейтрально.
— Привет, — сказал и я. — Рюкзак давай понесу?
— Куда нести собрался?
— Куда! Провожу домой. Так ведь?
Она кивнула и тут же спросила:
— Что это за физкультурница у вас? Наши мальчишки на нее все шеи вывернули.
В голосе проскользнула нотка ревности.
— Я не вывернул.
— Ой ли! А кто специалист по… — она запнулась.
— По дамам бальзаковского возраста, вы хотите сказать? — осведомился я с ледяным бесстрастием.
— Ну… не я это произнесла, — туманно парировала она.
— Ладно, — интонацией я как бы подвел черту. — Слушай, Лен, поговорим серьезно… Ранец-то давай!
Помедлив секунду, она стянула с плеч лямки, и я принял рюкзачок, совсем не тяжелый.
— А теперь послушай.
И я рассказал о наших встречах с Ларисой Юрьевной почти без утайки. Об ее записке, о беседах, и даже о распитии коньяка. Умолчал про обжимания и поцелуи, решив не подвергать ранимую душу сложным переживаниям. Но говорил и говорил в темпе, намеренно обрушивая на девичий разум потоки информации.
— Да! Она прониклась ко мне какими-то чувствами. Не знаю уж какими. Она до конца не открылась, а я выпытывать не стал. Одно скажу точно: ей надо было выговориться. Понимаешь⁈ Почему именно мне? Ну…
Лена язвительно хмыкнула:
— Почему! Мне решила нагадить. Бог шельму метит. Хотя…
Она не договорила.
— Может быть, — отчеканил я. — Но ты понимаешь, зачем я ввязался в эту тему⁈ Здесь только одна причина. Только одна, и никакой другой!
Лена слегка нахмурилась:
— Ты решил подробнее узнать про Беззубцева?
Я торжествующе рассмеялся:
— Елена Игоревна! Вам когда-нибудь поставят памятник как самой умной бабушке планеты. Ну, когда вы станете бабушкой, конечно!..
— Ох, болтун! Сам… дедушка!
— Потенциальный. Конечно! Но ты представь: я ведь узнал! И узнал такое, отчего уши в трубочку сворачиваются.
— А, значит у меня сейчас свернутся?..
— Ты их пальчиками придержи, вот так, — и я показал, как.
Она постаралась не засмеяться, но я видел, что она совсем оттаяла, и верит моим словам, и очень хочет узнать то, что мне известно. И, конечно, я поделюсь. Только придется еще потрудиться.
— Готова? Ну отлично. Но прежде… — я понизил голос и обернулся, и Лена тоже послушно оглянулась — психологический крючок сработал. Я заговорил напористо, с четкой отсечкой слов: — Прежде вот что. Сперва ты мне расскажи, как ты это узнала. Все подробности, какие есть! Это важно. Важнее некуда.
— Так… подробностей-то кот наплакал.
— Понимаю. Но все, что есть.
Лена сосредоточилась.
— Ну, значит, так…
Я узнал, что она в обед решила забежать в отдел кадров…
— Соскучилась?
— Да как тебе сказать… Тут сложный синтез чувств, — она приосанилась, понимая, что выразилась глубоко.
— Понимаю, — сказал я.
Словом, забежала. В самом приподнятом настроении. Можно сказать, в радостном. И застала там полное смятение. Женщин с перекошенными лицами и начальника, держащегося за живот и пьющего лекарство из бутылочки «Товарищество В. К. Феррейнъ». От ошеломляющего известия у него внезапно обострилась язва.
И все они дружно накинулись на Лену и обрушили на нее ужасную новость.
— Так, — прервал я. — С этого места подробнее.
Но подробностей на самом деле было немного. В кабинете начальника раздался звонок. Мужской казенный голос предупредил, что звонят из милиции, и без эмоций поинтересовался, известна ли абоненту Лариса Юрьевна Семенова…
Я подумал, что при жизни даже не знал ее фамилии! Вот как бывает.
У начальника екнуло в груди. Лариса Юрьевна утром не явилась на работу, но это бывало и раньше, и она всегда исправно предоставляла врачебные справки. Поэтому он не взволновался. Но звонок из милиции!.. Язва в желудке вдруг запульсировала острой болью, а казенный голос равнодушно сообщил, что гражданка Семенова обнаружена мертвой в своей квартире.
