class="p1">«А это что такое?» — тут же подалась к нему Фелина, загораясь энтузиазмом и предвкушающе сияя глазами.
— Это собиратель марок, очень подходит тебе, кстати, ты же тоже коллекционер. Правда, ты собираешь имена, но суть-то этого не меняется…
Наивная кошка припухла, задумавшись: её похвалили или, наоборот, пожурили?
Воспользовавшись тем, что Фелина занята собой, Гарри с Арианой и Винклем потихоньку слиняли. А там и от Барри отсеялись, решив попастись у фуршетного стола. Наложив в тарелку всяких интересных закусок, супруги увлеченно принялись их дегустировать, угощая друг друга малюсенькими «ой-как-вкусно-попробуй!» кусочками. Наслаждались-наслаждались, объели этот участок стола, двинулись было дальше, развернулись и уткнулись лицами в морду Фелины.
— Ч-что?.. — от неожиданности Гарри чуть не подавился и с трудом протолкнул в горло застрявший кусок. Ариана заботливо постучала мужа по спине.
«А я вот подумала, а так ли мне нужно постоянное имя, — сообщила Фелина. И пояснила свое умозаключение: — Ведь если я выберу себе имя, то дети перестанут придумывать для меня новые клички. И тогда мне станет скучно, правильно?»
— Ты же умница! — умилилась Ариана и любяще погладила кошкин нос. — Как поживает Тузик?
«Спасибо, замечательно! — растеклась от ласки чудо-кошка. — Он милый котик, устроился в Хогвуде, ему у гномов очень комфортно, а сами гномы рады тому, что у них появился свой собственный гигант».
Гарри недоверчиво сощурился — да ну?.. Чудаковатый кот вот уже десяток лет метался между нюхлем и местом обитания. Никак не мог определиться, где ему лучше: подле Чарли или всё-таки на воле, в горах? Так и крутился все эти годы туда-сюда, то в Хогвартсе жил, стараясь укомплектоваться в коридоре, поближе к нюхлю, то в леса-горы ускакивал на год-два и бродил там диким саблезубым тигром, нагоняя страху на кроликов. А сейчас он, значит, у гномов обосновался, ну-ну, посмотрим, на сколько его решения хватит…
Брачная ночь Гарри и Арианы началась с легкого налета смущения — оба оказались девственниками. Но инстинкт, слава богу, подсказал, что к чему, а внезапно возросшая страсть вмиг стерла все барьеры, заставив содрать одежду и сплестись-слиться в объятиях-поцелуях. А когда крышесносные эмоции чуточку улеглись и стадия бури перетекла в неспешную нежность, молодые в буквальном смысле принялись изучать неизвестную доселе территорию, исследуя каждый изгиб, предвосхищая и угадывая всё лучше свои движения, с какой-то голодной жадностью вглядываясь в лицо напротив и выцеловывая каждый сантиметр родного тела. Им было интересно абсолютно всё друг в друге: запах, вкус губ, у кого какая родинка, шрамы… Взгляды, полные любви и теплого обожания, лишь подчеркивали слова, сказанные едва слышно срывающимися голосами:
— Люблю тебя, любимая…
— И я тебя люблю…
И мерцали ароматные свечи, бросая на стены пляшущие тени и играя солнечными бликами на влажной от страсти коже.
Ребёнка супруги де Нели не планировали, но он их не спросил, и девятьсот седьмого года дал о себе знать токсикозом у Арианы — через полтора года после свадьбы. Примерно в это время в Хогвартс вернулся Марволо со своей женой и сыном. Элли снова ждала ребёнка и решила выносить его среди волшебников. Так что две молодые леди тесненько сблизились, соединенные общими интересными положениями, и последние триместры юморили над своими одинаковыми покроями платьев, размерами растущих животов и смешными взбрыками гормонов. А детишки словно знали, что растут вместе, и поддавали мамам жару изжогами и позывами бежать на горшок несколько чаще, чем следует. Пинаться и кувыркаться тоже начали вместе, заставляя Ариану и Элли подскакивать и ойкать, забираясь ручонками куда-то в подреберье, а то и ножками ка-ак засандалят по почкам, что мамы аж на стену чуть не лезут. Внутренние-то органы женщины смещаются к спине и диафрагме, отдавая всё пространство малышу и среде, в которой он развивается.
Бенджамин де Нели родился пятого мая, опередив Мелларию Мракс, увидевшую свет через два часа после Бена. Эливиэлл и Ариана были просто поражены столь явным единодушием младенцев, решивших задружиться чуть ли не с момента зачатия. А Гарри был прямо-таки оглушен, когда ему в руки вложили конвертик с пищащим сыном. Господи боже, сын! Это его сын! Чудо какое-то… Маленькое, красненькое, но… боже ты мой… это же пальчики! Раз, два, три-четыре, пять… Ой, крошка ты мой! Красивый, сладенький, самый-самый лучший…
Бен лежал на папиных руках, смотрел бессмысленно на непонятные пятна, появившиеся вместо привычной тьмы материнской утробы, и готовился к первым жизненным испытаниям, ожидающим каждого младенца: росту, насыщению и познаванию нового огромного мира, в который он наконец-то пришел.
Зейн рождению братика был рад и пришел в некоторое недоумение оттого, что его собственные дети Ролли и Джулиан являлись племянниками Бену и, соответственно, оказались старше дяди. Попытался было нагрузить этим Гарри, но тот не поддался мозговороту, просто посоветовав Зейну не заморачиваться этим. В конце-то концов, волшебники живут долго, и дедушка младше внука никого не удивляет. Двоюродные, в смысле…
А время неспешно порысило вперед, исподволь меняя картину мира. Сидел в кресле министра вечный Дыронос Спэвин, правя политикой маг-Британии, попутно прослеживая новости зарубежья, где тоже много чего происходило. По причине того, что войны были предотвращены, из-за чего не случилось революций, Россия не стала участницей в Антанте, отречение и расстрел Романовых исторически не сложились, благодаря чему дочки царской семьи остались живы и смогли претендовать на папин престол. К наследной царевне Оленьке, умнице, завидной невесте и просто красавице, сосватался сказочный царевич Вениамин Горох. На царский союз, объединяющий два мира, волшебный и обычный, пригласили всех желающих, и семья де Нели сочла благоразумным посетить сие торжество, ибо то была не простая свадьба…
Место эпохального события было назначено в Санкт-Петербурге, и Гарри наконец-то получил возможность увидеть легендарную балтийскую столицу и его правителя.
Николай Александрович был совершенно уникальным явлением в своем роде. Это был тот самый русский интеллигент, которого и в природе-то ещё не было. За двадцать лет своего царствования Николай Второй никогда ни на кого даже не повысил голос, хотя имел для этого много причин. Со всеми он был сдержан, любезен и безукоризненно вежлив. Он никогда не терял самообладания и мужества, не устраивал истерик, никому не угрожал сгноить в крепости или в Сибири. Он ни разу не применил закон «Об оскорблении Величества», ни одного человека не лишил свободы в «несудебном порядке», то есть своей волей, на что имел полное право, как самодержавный государь. Он был излишне милосерден, милуя, когда казнить было необходимо. Он искренне верил в Бога и был немного фаталистом. Резким поворотом руля царь вывел Россию на широкую дорогу
