все допустимые границы? Если на обмен ничего нету, тогда до свидания. Всего доброго…
Но я уже отошла от окна. Вслед мне неслись яростные крики Архитектора:
– Мария! Подожди! Постой, Мария!
Когда я ушла из зоны его видимости, я быстро подскочила к рации и торопливо повернула тумблер рычага. Раздался тихий щелчок и какафония звуков мгновенно смолкла.
Кошмар! Это ж надо было так спалиться!
Он явно что-то заподозрил. И теперь не удивлюсь, если начнёт охотиться за мной, чтобы вернуть рации. Я задумалась. Хотя убивать меня, как Щукарь, он не будет – ведь тогда чемоданчик с рациями останется у меня в кресте. Однако есть вероятность, что новый узник вернет им рации. Но тоже не факт.
Поэтому, думаю, что так рисковать он не будет. Скорей всего попытается найти со меной общий язык, и втянуть в свою группу, обманным путем отобрать рации, а потом уж может быть всё, что угодно.
Поэтому теперь нужно быть крайне осторожной.
Вообще я обратила внимание, что чем выше ты поднимаешься, тем народ становится более рафинированным и одновременно мерзким, что ли.
Если внизу у людей и луковианцев единственные желания – вовремя дёрнуть рычаг, вкусно покушать и поспать. То здесь, как я вижу, разворачиваются целые интриги и тайны Мадридского двора. Я понимаю, конечно, чем им тут ещё заниматься, как не интригами? Более развитый разум жаждет пищи для ума.
Вот и чудят.
Мне же главное не попасть в жернова их разборок.
А ещё я решила пока ничего не рассказывать ни Вере Бпрониславовне, ни Анатолию. То, что они меня поддержали и помогли на первых порах – это еще ничего не значит. Я тоже буду им помогать и поддерживать. Право накопленные какие-никакие ресурсы мне это уже вполне позволяют.
И Николаю я тоже говорить ничего не буду. Он, конечно, влюбился, и пойдет за мной куда угодно, но это сейчас так. Сколько известно случаев, когда мужчина, пылко влюблённый в женщину, охладевал к ней со временем и наоборот, становился её заклятым врагом. Оно мне надо?
Конечно, нет!
Поэтому решено – пока никому ничего говорить не буду. А дальше уже будет видно, по обстоятельствам.
Приняв такое решение, я успокоилась, и, пока суть да дело, продолжала жить и крутиться, словно белка в колесе. Мой путь сейчас был туда, наверх, на Олимп.
Уж очень любопытно мне было, что же здесь происходит.
Я не я, если с этим не разберусь!
«На Олимп» я попала через две недели. Вроде это только кажется, что быстро. Однако время в кресте тянулось ой как медленно. Если бы не моя новая «игрушка» с радиоприёмником – не знаю, как бы я и дотерпела.
Кстати, примерно через день после стыковки с Архитектором разговоры на этой частоте внезапно прекратились. И сколько я не крутила ручку, сколько не вслушивалась в треск и шум – ничего. Тишина. Люди покинули эту частоту. Я днями напролёт ловила голоса, но за всё время больше не удалось услышать ничего.
Не пойму, что происходит.
Либо существует ещё какая я -то радиосфера (или как оно там точно называется, не знаю я все эти радиотермины), или же люди вообще перестали пользоваться рациями. И нужно теперь понять – это из-за того, что меня засекли, или же у них какие-то свои личные причины, которые ко мне отношения не имеют?
И что это за организация такая?
То, что о ней Общество, куда входят Вера Брониславовна и Анатолий, ничего не знает, я поняла, когда поднялась наверх. Встреча с Анатолием, который обрадовался мне, как родной, и мои попытки осторожно выяснить – не принесли результата.
Зато уж поболтать удалось вволю.
Как и рассказывала Вера Брониславовна, здесь, наверху, стыковки были длинными, практически по два с половиной часа навскидку.
– А что, все общаются по два часа? – спросила я Анатолия.
– А чем здесь ещё заниматься? – усмехнулся он. – Знай за рычаг себе дёргай.
И пояснил, глядя на меня с усмешкой:
– Как правило люди сюда попадают, пройдя долгий путь снизу. Да ты сама знаешь. Многие за несколько месяцев, а то и около года. У всех по-разному получается. И за это время все уже и необходимых вещей для собственного комфорта накопили, и экзотики тюремной «наелись». Поэтому общаются здесь с удовольствием, почти всё свободное время.
Я порадовалась этому обстоятельству – за эти дни так осточертело одиночество.
– А луковианцы здесь есть? – спросила на всякий случай.
– Есть, – кивнул Анатолий, – но их всего двое.
– А как они с людьми общаются?
– Нормально, – пожал плечами Анатолий, – наш язык за все эти годы выучили. Да и мы по несколько ихних фраз знаем. Так что нормально.
Мы еще перекинулись парой слов, как вдруг я услышала странный звук. Звук, как от стыковки.
– Ч-что это? – перепугалась я, бросая тревожные взгляды в помещение.
– Сюрпри-и-из! –
