Хотя давно перевалило за полдень, людей мы не увидели. Но поселение не казалось покинутым.
— Прячутся в домах, — предположил Чихотка. — А может померли все от скоробута.
Столь крупного корабля в этих водах явно не ждали. Тем более целой эскадры. Ответить поселенцам оказалось нечем. Все три их судна мы застали в бухте разоруженными. Два из трёх уже вытащили на берег для ремонта или зимовки. Но даже окажись они на плаву, фрегат справился бы легко со всеми тремя. С другой стороны, это означало, что большинство пушек находилось в поселении. Мы вглядывались в насыпь, надеясь обнаружить их жерла в проемах, но ничего не увидели.
— Сожжем для верности галиоты? — предложил Спиджик.
— На чем же они тогда уберутся отсюда? — возразил Чихотка. — Нет. Будем действовать по плану.
В командование я не вмешивался. Стратегию утвердили на совещании, а от тактики, при нашем подавляющем преимуществе, мало что зависело. Чихотка командовал на море, Шарль — на суше. Моей задачей было предотвратить ненужную эскалацию и принять участие в переговорах.
Спиджик отдал приказ. Фрегат дал залп по крутому склону ближайшей сопки. несколько пушек дали осечку, и мистер Слэйтер умчался на орудийную палубу перемежая русские матюки с английскими. Ветер быстро отнес пороховую гарь к корме, так что мы со шканцев смогли увидеть, как брызнули от ядер осколки камня, земля, пучки жухлой травы. Через минуту ударили и со шхун. Только теперь из барабар всыпал народ. Людей в городке оказалось не больше сотни, но двигались они так хаотично, что выглядели внушительной толпой. Кто-то бросился к недостроенным укреплениям, кто-то сразу же вернулся в дом, некоторые побежали в сторону сопок.
— Шлюпку на воду! — крикнул Спиджик.
Кроме шестерки гребцов в лодку перебрались Шелопухин, несколько мушкетеров, Шарль. Передовой отряд поднял белый флаг и направился к берегу.
План поначалу казался простым. Показав силу, мы хотели усадить Шелехова с его передовщиками за стол переговоров, чтобы предложить посредничество, а заодно навязать наши условия мира. Имея за спиной настоящий фрегат, нам казалось делом простым убедить шелеховских не перегибать палку с ассимиляцией, насильственной вербовкой, вернуть аманатов, и вообще оставить коняг в покое вместе с их охотничьей территорией. Взамен конкуренты могли бы воспользоваться нашими поставками продовольствия, мастерскими, гаванями, другими бонусами сотрудничества. В этих водах оставалось достаточно островов и диких берегов для промыслов, а выменивать шкуры у коренных жителей выходило даже выгоднее, чем отбирать.
Я отдавал себе отчет, что открытая ссора с сильной промысловой компанией могла повредить нашему делу, потребовать привлечения куда больших сил для охраны торговли и промыслов. Я полагал, что и Шелехову ссора с нами будет невыгодна. Здесь на севере случались уже стычки между ватагами, грабежи чужих стоянок, нападения на корабли. Развязывать большую междоусобную войну никто не желал.
Выяснилось, однако, что обитатели нового поселения не собираются идти на переговоры. Не собирались они впрочем и воевать. В нашу сторону не прозвучало ни выстрела. А вот тонкий ручеек беглецов, спешащих укрыться в глубине острова вдруг превратился в бурную реку. Люди тащили мешки, свертки парусины, пожитки. Тяжелое снаряжение и пушки тянули на волокушах. Большая часть двинулась по долине вдоль небольшого ручья, но небольшие группы, отделяясь от общей массы, карабкались на ближайшие сопки.
Один из лабазов загорелся. Явно не от нашего залпа. Его могли поджечь только сами беглецы.
— Уйдут, мерзавцы! — Чихотка ударил кулаком по планширю.
— У кого-то, похоже, рыльце в пушку, — заметил я.
— Шелопухин, давай! — крикнул Чихотка.
— К шлюпкам! — крикнул Спиджик.
Мушкетеры, гвардейцы, отряженные в десант моряки, бросились к талям. Тем временем шлюпка с белым флагом достигла берега, но небольшой отряд сделать ничего не мог. К тому же Шарль опасался засады, поэтому его бойцы продвигались по поселению с большой осторожностью. Основной же десант запоздал. Пока спускали баркасы, шлюпки, пока грузили в них оружие, вести переговоры оказалось не с кем — хвост толпы беглецов исчез в дальнем распадке. Лишь те из них, что прятались на сопках, следили оттуда за нашими действиями.
Промышленники провели здесь больше года и наверняка изучили местность. Знали тайные тропки, удобные места для засад, для схронов. Поэтому десант благоразумно не стал отходить далеко от берега. Но сам городок тщательно обыскали. В большом сарае обнаружили с полсотни пленников, о чем на фрегат доложил вестовой.
Шарль занял оборону в брошенной крепости, Анчо присматривал за освобожденными конягами, пытаясь выведать подробности происшедшего, а Шелопухин с небольшим отрядом попытался установить контакт с теми, кто ушёл в горы.
Я так и не решился сойти на берег. Наступил вечер, а кто его знает, какую пакость могли приготовить нам люди Шелехова? Он слыл человеком решительным, и быстрое отступление могло быть военной хитростью, чтобы оторвать нас от поддержки кораблей.
Уже стемнело, когда Шелопухин доставил на «Палладу» перебежчиков. Пятеро охотских промышленников, трое алеутов, калмык, а также молодое русское семейство из Якутска. Алеуты оказались из союзного нам племени кавалан–ин с Уналашки, которое давно уже возглавлял мой приятель по прежним делам Чикилжах. Они, собственно, и подбили остальных на бегство, ибо мобилизованы были не вполне добровольно. Остальные, добровольцами они пошли или нет, тоже разочаровались в предводителе и тиранических порядках, которые установил Шелехов. Калмык сказался беглым крепостным одного из его партнеров. Молодые охотские парни были мне незнакомы, а сбежали они потому что залезли в долги. Как и отец семейства, который, как мне сообщили, занимал в экспедиции должность лекаря.
— Ну наконец-то! — воскликнул я. — У нас будет настоящий доктор. Если мы, конечно, поладим.
Между тем, сам лекарь настойчиво напрашивался на разговор, обещая рассказать некоторые полезные сведения. Переговорив с алеутами (они не помнили мой первый визит на Уналашку, но были наслышаны о полумифическом Вороне), я отправился в капитанскую каюту, чтобы выслушать перебежчика вместе с другими командирами.
— Мирон Семенович Бритюков, подлекарь, — представил Шелопухин человека.
Оказалось тот лишь исполнял в экспедиции лекарскую должность за неимением более квалифицированных кадров. Впрочем даже подлекари в наши края забредали нечасто. По сути, если не считать Магнуса, который ушёл с Беньовским и корабельных хирургов Кука, Бритюков стал первым медицинским работником с каким-никаким формальным образованием на нашей стороне океана. А то, что знаний у него с гулькин хрен, так то дело наживное.
Вместе с лекарем в каюту привели женщину, держащую на руках младенца.
— Евдокия Федоровна, супруга, — представил Шелопухин.
Семейство усадили на стулья. На столе кроме виски ничего не было, а спиртное мы предлагать не стали.
— Мирона господин Шелехов рассчитал за то, что он не смог уберечь его людей от цинги, — доложил Шелопухин, который уже успел со всеми побеседовать.
— Почему не смог? — спросил я лекаря.
— По их природной лени. — пожал тот плечами. — Не хотели мерзавцы ничего делать, сидели в духоте и сырости землянок, отчего болезнь до них добралась.
— Вам следовало давать им лимон, кислую капусту, клюкву, чернику шикшу, любую кислую ягоду. Я кажется всем здесь плешь проел на счет этого, а всё без толку.
— Позвольте не согласиться, — возразил Бритюков. — Еды у нас было довольно всякой. А суть болезни в стеснении, духоте и безделии.
— Модус вивенди, конечно, играет свою роль, — я не стал спорить. — Но свежевыжатый лимон, поверьте, творит чудеса. Так Шелехов рассчитал вас?
— И оставил ни с чем, — лекарь скривился как от зубной боли. — Умеют Григорий Иванович долгами человека опутать, даром заставить работать.
