Тут надо сказать, что процессор Gaijin-609 искал оптимальную возможность чистого контакта, когда мысли пользователя не были отвлечены ничем посторонним. В свою очередь, страдая бессонницей, Пашка сам себя накручивал думками по теме, провоцируя адаптер-симулятор.
Сон в полудрёме, часто в стадии управляемости, сминая подушку, нередко вскакивая к компу, нетерпеливо ожидая загрузки, чтобы записать ускользающую мысль.
И ни черта не высыпаясь, утром чумной пытался понять, что же это было, тыкая по клавиатуре, делясь «в контакте» недоумённым сумбуром: «…попробуешь там, в голове всё разложить по полочкам, упорядочить, а они никак не улягутся. То ползут как черепахи, то по теченью плывут, лениво плавниками шевеля по-рыбьи. Или скачут сайгаками. А порой и мчат, летят птицами…. Эх, мысли мои, мысли…»!
А однажды у него словно шоры приоткрылись. По-своему понятое и уложенное в рамочку с названием: «вот это так», ставшее привычным, вдруг показывает свой настоящий смысл.
Была у него из детства хохма — название фильма он воспринимал как «Азори здесь тихие». Именно «Азори»! Или песню «На дальней станции Сайду»[34]. Что это за «азори» и почему они тихие?! И где, в каком краю находится эта станция «Сайду»?!
И даже потом, научившись по слогам, ещё долго считывал название с чёрно-белого экрана «Рекорда», не делая пробела, не выходя за очерченную в мозгу рамочку.
«И ведь видел и детально помнил эти значки, — Пашка уже другим взглядом смотрел на чёрный параллелепипед, гладя пальцем по гладкой полупрозрачно-обсидиановой плоскости этого…, сенсорного экрана, — только гад, не светится.
И ведь некоторые из этих символов смахивают на те, что есть на экране любого мобильника — «настройки» там, «приложения». Чёрт, его теперь просто «штучкой» и не назовёшь. Как минимум высокотехнологичный артефакт»!
Это естественно отметало детскою глупость-мечту о его инопланетном происхождении. Но и в иновремян, тем паче и в инопланетян после всяких рентивишных «теорий заблуждений» уж не верилось совсем.
Он вдруг вспомнил, что была ещё и внешняя оболочка, кстати, безнадежно потерянная или выменянная на что-то. Совершенно вылетело из головы.
«А ведь действительно напоминал а крутую пьезозажигалку. Значит шпионская хрень! На советскую технику семидесятых времён ну ни как не похоже».
Хотя доводилось ему вскрывать головки наведения советских ракет во время службы — там начинка была залита смолой и тоже выглядела спаянным монолитом.
Всковырнув заглушки на боку, подсветив фонариком, разглядел поблёскивающий рядок контактов.
«Даже выходы внешние есть, конечно не юэсби, — на глаз определил Пашка, — и наверняка питание, то-то экран не светится — батарейки сдохли сто лет уж как. Времени-то сколько прошло»!
Он подсел к компу, набирая: «сенсорные экраны».
«Офигеть! Первые разработки датировались 1971 годом»!
Но что выдала сеть, никак не было похоже на его находку — в ней угадывалась не просто суперсовременность, а, несомненно, футуристичность.
«Неужели американе в конце семидесятых уже такое делали»?!
— Просишься ты на стол под лупу специалиста! — Словно с живой, заговорил Пашка, — однако ж кому? Не к чужим же нести….
* * *
Не надо ничего бояться!
В конце концов, все наши детские кошмары и взрослые страхи воплотятся в жизнь.
Это всё просвистело у Пашки в голове мгновеньем, когда в мозгу вдруг, как из забытого детства всплыло ощущение, тот самый резонанс, похожий на почёсывание.
«Знакомый мозговой педикулёз»! — Даже нашёлся он на мрачный сарказм, тем не менее, тут же тормознув, чтобы прислушаться к своему организму. До этого он никогда не ассоциировал тот привычный артефакт из той жизни, с этой странностью в голове. Но сейчас вдруг явно увидел аналогию и симптоматику, прозревая на грани веры и маловероятности, выраженной пока лишь осторожным «неужели?!».
Едва он встал, ему в спину чуть не воткнулся сержант Савомото, как всегда внимательный, зашипел что-то предостерегающее авангарду и они по такой же шипящей команде офицера залегли.
— Чего залегли? — Тихо спросил Пашка у засопевшего рядом сержанта.
— Так ты ж чего-то почувствовал, — совершенно уверено пояснил сержант.
Они уже более четырёх часов брели по туннелям Нью-Йоркской подземки. Поначалу-то так бодренько, даже он сам, не смотря на рану на ноге. Но потом усталость и напряжение последних дней дало знать.
Куда их вёл капитан никто не знал, но у того был компас, и он видимо выдерживал нужное, одному ему известное направление. По крайней мере, несколько развилок они миновали, где офицер уверенно сверялся со своим неприхотливым гаджетом.
Подземка была на удивление пуста, но пару стычек произошло. Первый раз они выскочили сходу вероятно на спонтанный заслон противника. Произошла короткая и бестолковая перестрелка, не более минуты, они ушли в туннель и их никто не преследовал.
Вторая не менее бестолковая, но куда кровавей.
Голоса услышали издалека, потому подошли с предельной осторожностью. Два солдата из дозора наблюдали минут пятнадцать, определив, что военных нет — лишь пара десятков жителей города, укрывавшиеся от войны в вестибюле станции метро. Именно этих двоих солдат и смелó дуплетом, когда дождавшись подтянувшуюся группу, они вышли на освещённый участок с настороженными винтовками — среди гражданских оказалось два дурня-ковбоя с дробовиками.
Идущий почти в арьергарде, Пашка слышал сдвоенное «бух-бух», затем гортанный крик капитана и просто шквал автоматической стрекотни, звонко отражающийся от стен.
Японцы положили всех, и сидячих и лежащих. Проорав прекратить стрельбу, капитан, тем не менее, продолжал добивать шевелящихся из пистолета.
Что бы там не говорили про японских офицеров, легко посылающих своих солдат на смерть, Пашка видел, как переживает, а точнее вне себя, капитан по поводу потерь в отряде. Было такое впечатление, что он вообще слетел с катушек.
Зрелище было нелицеприятное — среди убитых были женщины, подростки, капитан орал, Пашке вдруг показалось, что он сейчас заставит снимать с этих несчастных скальпы.
Потом так же по окрику здёрнулись, топая дальше в тёмный провал тоннеля.
— Так глупо парни…, под пули, — лишь пробормотал сопящий позади Савомото, словно оправдывая офицера.
Шли как кроты, не включая фонарей, по какому-то наитию определяя спину впередиидущего. Что удивительно мало спотыкались. У головного (Пашка знал) тоже был ноктовизор. Но свой он постоянно включённым не держал — берёг батарейки.
Как залегли, спокойно нащупал кнопку включения. За те секунды, пока тепловизор разогревался, что-то разобрать вообще было сложно — казалось, что впереди кроме осторожных перемещений-копошни передовых солдат, естественно во главе с капитаном, ничего нет.
Вскоре он стал отличать не только пятна-фигуры японцев, а и менее чёткие оттенки.
Впереди, несомненно, что-то было похожее на технический узел, с расположенными вдоль стен шкафами, пучки толстых кабелей и ещё каких-то механических приспособлений. Тоннель при этом изгибался.
Подозрение вызвала утопленная в нише дверь. Такие двери могли вести в инженерное помещение персонала, а могли быть техническим выходом наружу.
— Там, — почти уверенно обозначил Пашка — в голове по-прежнему едва уловимо, но знакомо зудело.
В руке капитана задёргался фонарь, тускло — то ли намерено, то ли батарейки сели. Однако в темноте света оказалось вполне достаточно.
Подойдя ближе к темнеющему проёму, офицер, вероятно, что-то услышал и снова зашипел, раздавая команды.
Пашка ничего не разобрал, но тут и думать много не надо — все расползались, укрываясь за этими самыми железными ящиками-шкафами, взяв наизготовку оружие.
Это уже были профи, охотящиеся за такими как они, а может и конкретно за ними, после того как их группа успела пошуметь. Несмотря на то, что японцы приготовились, дверь распахнулась с неожиданным скрипом. Шлёпнуло, покатившись по бетонному полу шариком гранаты. Понимая, что сейчас произойдёт, Пашка отпустил карабин, зажимая уши, жмуря глаза, шире открывая рот, и всё ровно светошумовая смогла пробиться через веки, долбанув и по ушам.
Стреляли часто и разномастно, снова бухнуло гранатой, пока Пашка сжавшись за укрытием, ожидал, когда пройдут метелики в глазах.
Потом, удивляясь своему спокойствию, аккуратно высунувшись из-за укрытия, четырьмя выстрелами уложил троих, так удачно стоявших на одной линии огня.
Здоровенные силуэты в тепловизоре с японцами спутать было невозможно, дистанция позволяла без опаски промазать, бить выше бронежилета.
Тишина тянулась минут пять, и не верилось, что всё кончено. Ни одного шевеления.
