Я бы всех троих наняла на постоянной основе — эти не подведут! Только деньги за услуги надо брать заранее, так сказать, со стопроцентной предоплатой, а то после такой драки у заказчика все средства на восстановление разрушенного уйдут и на выплату компенсаций морального и физического вреда гостям.
Так что ясно, как белый день, почему тётя Тома печётся обо мне,
— Да мне бы хлеба и сосисок пачку, — пытаюсь отказаться поделикатней, но куда там,
— Бери, дорогая, не пожалеешь! А хлебушка я тебе тоже сейчас посвежее принесу! Тут-то, — она машет на прилавок с остатками чернушки, — вчерашний, а мне хлебовозка уже сегодняшний доставила, даже не остыл, хотя на улице морозюка ещё та! — поёт соловьём продавщица. Ничего не остаётся, как купить предложенное и поскорей распрощавшись,
— Пора мне, тёть Том, с ног валюсь, спать охота! — бежать подальше…
Уже рассвело. Холодное солнце розовым шаром повисло чуть выше горизонта. Воздух от мороза звенит. Деревья, покрытые игольчатым инеем, замерли в параличе, кажется, только тронь ветку, она осыплется осколками, настолько хрупка. Снег под ногами скрипит так, будто гигантский кролик грызёт огромный капустный лист, звонко, громко и хрустко.
Щёки спрятаны под необъятным шарфом, а нос — бедолага скоро превратится в сосульку. Пар от дыхания, схватываясь морозом, так и застывает ледяным облачком, ещё немного, и кажется, попадает прозрачными звонкими бусинами на снег. Какие тридцать ниже нуля? Сегодня, наверное, все сорок, а то и сорок пять! Скорей бы домой!
Под лай соседских псов поскорей добираюсь до своей избушки. Отпираю, внутри, ясное дело, чуть теплее, чем снаружи, надо скорей печь растапливать. Сутки меня не было, ветхий домик, знававший лучшие времена лет сто тому назад, совсем выстыл. И вот так каждый четвёртый день, когда возвращаюсь после суток, вместо того, чтобы забраться в кровать и заснуть, принимаюсь согревать рыхлые дырявые стены…
Пока приношу дрова, не раздеваясь, растапливаю печурку, и сижу возле неё на низкой скамеечке в ожидании, когда разгорится поуверенней промёрзшая древесина, думаю о странном бомже, оказавшемся сегодня ночью в нашей больнице.
Трескучие морозы испытывают регион на прочность уже больше недели, где же он прятался столько времени, бедолага, как не умер от переохлаждения?
Надо было поинтересоваться у Никитичны, в чём его к нам доставили, а я и не сообразила. Как всегда, умная мысля приходит опосля!
А вдруг, там в его вещах был ответ, или хотя бы намёк, кто же он такой и, откуда? Может, записка или какая-нибудь квитанция, хотя бы автобусный билет? О чём я только думаю? Кто такое чудовище пустит в транспорт?
Ясное дело, паспорт или мобильник Никитична бы не прозевала, но откуда у бомжа взяться подобным ценностям? Телефон, наверняка одним из первых ушёл в оплату еды, если не украли, конечно. А паспорт с пропиской исключает сам факт того, что у человека нет места жительства. Не может гражданин с документом быть никем, вроде бы существует, а вроде, как за гранью закона, словно призрак…
Ведь, что-то же не так в этой истории! Да, конечно, чтобы выпирали рёбра, как стиральная доска, пришлось голодать достаточно долго, а такому великану пищи надо много. Но под истерзанной расчёсами и ссадинами кожей угадываются, хоть и порядком иссушенные голодом, но всё же, мышцы. И горделивая осанка никак не соответствует имиджу бродяги! А во взгляде, несмотря на плачевное состояние, читается скорее, растерянность, чем покорность судьбе. И это странное молчание… Не человек, а сплошная загадка! Да и забыть бы, и не ломать голову, однако, из души, из ума не идёт, хочется разгадать!..
И эта его ужасная вышивка не даёт покоя. Просто жесть: вышивать по живому! Прямо, какие-то фашистские пытки! Я однажды наткнулась на документальные хроники в интернете, меня хватило на десять минут, больше не смогла! Интересно, ему хотя бы анестетик вводили перед этим? Что там вышито? Странные буквы, переходящие одна в другую, перевитые гибкими ветвями, кудрявые листья… листья, оружие, холодное оружие… холодно…
* * *
Просыпаюсь около печки. Заснула прямо на скамье, только плечом привалилась к тёплым печным кирпичам, и меня, как срезало.
Как раз, вовремя, дрова прогорели и уже затухают угли, можно закрывать заслонку. А иначе, что топила, что нет, всё тепло вылетит в трубу в прямом смысле.
Сколько же я проспала? Вроде бы недолго, но в низкие окна уже заглядывают длинные синие тени, значит, время к середине и, без того короткого, зимнего дня…
Где там хвалёная Тамарина ветчина? Я так и не успела со вчерашнего вечера ничего съесть, так что скорей включаю чайник и торопливо отрезаю от ароматного куска пару широких кругов. Потом так же отпахиваю пару кусков от буханки и наслаждаюсь!
Вот оно — простое человеческое счастье: свежая пряная ветчина на хрустящей корочке чернушки, и большой бокал горячего крепкого сладкого чая! Блаженное тепло растекается внутри меня, такое чувство, что не только желудок, а душу тоже согревает. Да и продавщица не обманула — вкуснота нечеловеческая, божественно! Или это я такая голодная?
А вдруг он тоже там голодный сейчас?! Я сегодня точно не успею!..
Ну, нет! Его обязательно накормят в больнице! И завтрак, и обед, и ужин, всё принесут. Не ресторан, конечно, но утром каша, а во обед и первое, и второе, и компот, и ужин вполне съедобный. Утешаюсь тем, что сама не раз ела больничную пищу, когда не хватало денег от зарплаты до зарплаты. Хуже, чем было, Косте у же не будет.
Успокаиваюсь и позволяю себе ещё несколько минут блаженства, потом собираюсь. Рассиживать некогда, работа не ждёт!
Вернее, подработка. У меня же целых трое суток выходных, а на зарплату дежурной медсестры не сильно разбежишься. Я вот давно хочу ботфорты купить, и думаю, к весне точно себе позволю, да не какое-нибудь искусство, а натуральную кожу, и чтобы мягкая была, качественная! А к ним сумочку и перчатки.
В хороших вещах разбираюсь, не в подворотне родилась и до шестнадцати лет, кое-какое практическое понятие о прекрасном получила! Вот теперь и стремлюсь.
Поэтому, пора бежать в амбулаторию. Там фельдшер Мария Семёновна ждёт. Она уже старенькая, ушла бы на отдых, да смены нет, звала меня, но я
