хочу смущать её своим присутствием при таком откровенном разговоре, — мотнув головой, ответил я и, чуть помедлив, договорил, растянув губы в зубастой улыбке. — И вас, заодно…
— Наха-ал, — также неожиданно Багалей-старшая выключила режим злоехидной тёщи. А тут и Света вернулась со свёртком-ковриком на сервировочном столике.
— Вот! — развернув шёлковую «обёртку», украшенную искусным золотым и серебряным шитьём, девушка вытащила на всеобщее обозрение серебряную посуду и гордо продемонстрировала подарок матери. — Смотри, какая красота! Ручная работа, между прочим.
— Я бы удивилась, если бы это было фабричное изделие, — еле слышно пробурчала Рогнеда Владимировна, но, поймав мой взгляд, осеклась. — Извини, доча, я ещё не отошла от беседы с твоим же… молодым человеком.
— Вы что, уже поссориться успели⁈ — неподдельно изумилась Света, переводя взгляд со своей матери на меня и обратно.
— Нет, просто не сошлись в некоторых определениях, — отозвался я.
— Ма-ам?
— Нет, ну должна же я была объяснить твоему Ерофею, что тебя обижать нельзя! — вскинулась та в ответ. Да так естественно! Страшная женщина. Страшная…
— Да он бы… Ерофей, ну, скажи ты ей! — обернулась ко мне Света.
— Уже, — пожал я плечами в ответ. — Собственно, в определении того, что именно понимать под обидой, мы с уважаемой Рогнедой Владимировной и не сошлись во мнении.
— Вот вы… — кажется, моя девушка всерьёз расстроилась.
— Солнце, не вешай нос, — улыбнулся я, обнимая Свету за плечи. — Это же нормально. Твоя мама тебя любит и заботится о том, чтобы тебе было хорошо. Ничего удивительного, что она решила прояснить мои намерения, как человека, который провёл рядом с тобой больше месяца, практически неотлучно. Ну, чуть переборщила с давлением, бывает. Её можно понять! В конце концов, не каждый день её любимая дочка приводит домой молодого человека, которого, к тому же, целует у неё на глазах, словно заявляя свои права. Вот она и вспылила.
— А ты? — после небольшой паузы спросила Света.
— И я тебя люблю. Потому и воспринял давление уважаемой Рогнеды Владимировны, усомнившейся в моих намерениях, несколько более нервно, чем следовало. Но мы уже всё выяснили и никаких претензий или недопониманий между нами больше нет. Верно, Рогнеда Владимировна? — я повернулся к Багалей-старшей, и та под взглядом дочери тяжко вздохнула.
— Верно. Верно, — произнесла она. А когда Света со счастливым визгом бросилась матери на шею, одарила меня таким взглядом… Десять лет расстрела? Ха, да она все десять лет будет меня перочинным ножиком на кусочки кромсать. Но… хотя бы начнёт не сейчас.
— Ушлый подлец, — прочёл я по губам улыбающейся и обнимающей дочь Рогнеды… и развёл руками. Ну да, не всё же злоехидным фальстартующим тёщам на нервах несчастного Ерохи играть. Я не арфа и не рояль, могу и не сдержаться.
Из дома на Великой я вышел аж в первом часу ночи. Уж очень затянулся наш разговор с Рогнедой Владимировной. И лишь когда Света начала клевать носом, её мать опомнилась и, прекратив очередные расспросы о наших приключениях и быте прибийских словен-острожников, стала выпроваживать меня прочь из своего дома. Подруга было попыталась заикнуться о том, чтобы я остался у них, но Рогнеда наградила дочку таким взглядом, что та мгновенно стушевалась и больше эту тему не поднимала.
Я же, покинув дом Багалей, хотел было отправиться к себе на квартиру, но, подумав, вспомнил о каморке над лавкой, где мы со Светой провели совершенно замечательную ночь, и… решил вернуться именно туда. В конце концов, утром меня ждёт визит в лабораторию Граца, а все сувениры остались именно там. В том числе, кстати, и подарок для князя, который я сегодня попросту забыл ему отдать.
Честно говоря, сидя в таксомоторе по пути к лавке и даже поднимаясь по лестнице в спальню над ней, я думал, что стоит мне коснуться головой подушки, и я усну в тот же миг, но вышло иначе. Я лежал под оставленным Светой пледом, рядом мурчал отчего-то вновь вернувшийся к размерам и виду обычного серо-полосатого кота Баюн, а сна не было ни в одном глазу.
Прошлой ночью мне было не до того, да и денёк выдался суматошным, надо признать. А вот сейчас меня просто-таки топило в потоке мыслей и размышлений. И даже вроде бы накатившая усталость, кажется, испугалась этого водоворота и отступила прочь. Провалявшись без сна добрых полтора часа, я не выдержал. Выпутался из пледа, поднялся с кровати и, почесав нежащегося на соседней подушке Баюна по подставленному белоснежному пузу, отправился на кухню.
Чай, крекеры… распахнув окно, я уселся на широкий каменный подоконник и, уставившись на городской пейзаж, замер с чашкой в руках, прокручивая в голове события последнего месяца. Заново оценивая собственные действия и пытаясь прикинуть иные варианты и их последствия. Бессмысленное занятие. Но как ещё бороться с внезапно накатившей бессонницей, я не знал.
Продрогнув у открытого окна, я его запер и, вылив в раковину остывший чай, тихо выматерился, вымыл чашку и, убрав посуду и так и не тронутые мною крекеры, отправился в спальню. В конце концов, коротать время до утра можно и под пледом, в тепле и уюте… Правда, перед этим пришлось подвинуть в сторонку успевшего развалиться на обеих подушках разом двухвостого, что последнему отчего-то не понравилось, и он, выключив свой тарахтельник, тихо исчез из виду. Ну и ладно! Мне же больше места достанется.
Нырнув под плед, я было закрыл глаза, в очередной попытке навестить Морфея, но в этот момент кровать под мной дрогнула, и плед поехал куда-то в сторону.
— Делись, давай, — прошептала мне на ухо Света, винтом вворачиваясь под колючее одеяло. А откуда-то из изножья кровати до меня донеслось довольное мурчание Баюна. Вот же… таксист!
Сон? Да и чёрт бы с ним! В конце концов, имеем мы, как исследователи нового неизвестного мира, право на отпуск? Имеем! Вот пусть Грац и подождёт. И Старицкий. И… всё. На фиг, к чёрту, к дьяволу и Ктулху!
Глава 11
Учиться никогда не поздно. Учить тоже…
Всеслав Мекленович Грац пребывал в размышлениях… несколько нервных, и, надо признать, у него были все основания для волнений. Девять дней, чёрт возьми! Нет, разумеется, у него уже давно была готова как общая философская концепция межмирового перехода, так и его математическая, то есть, естественнонаучная теоретическая модель, за
