— Однако, в наших водах становится жарковато, — подытожил общее мнение Окунев, когда мы собрались на флотское совещание.
— Просто проходной двор! — воскликнул Тропинин.
— Спокойные времена кончились, — пожал я плечами.
— У нас были спокойные времена? — фыркнул Комков.
Кажется мой приказчик познал сарказм. С кем поведешься, как говорится.
— Думаю, с каждым годом гостей будет только прибывать, — заключил Окунев. — Стало быть, нам нужно больше патрульных кораблей, чтобы перекрыть побережье.
— Не вопрос, — обрадовался Лёшка. — Мы можем построить и вооружить полдюжины шхун в течении месяца. Запас компонентов на складах имеется, осталось только собрать.
— Мы не можем себе позволить больше кораблей! — сказал я. — Ни одна страна не потянет содержание военного флота, если он будет превышать по тоннажу несколько процентов от коммерческого. А у нас один только фрегат съедает всю квоту.
— Россия потянула, — пожал плечами Тропинин.
Я попытался взглядом прожечь в нём дыру, но к сожалению такие способности не числились в моем арсенале.
— Мы могли бы выдавать каперские свидетельства промысловым шхунам, — предложил Чихотка. — Подбросить им больших пушек, пусть заодно отгоняют иностранные корабли.
— Не вариант, — покачал головой Тропинин.
— Нас тут же обвинят в потаканию пиратству, — согласился я. — А мы и так на птичьих правах.
— Милиция, — сказал Спиджик. — На «Палладе» половина команды это добровольцы, которые поднимаются на борт только ради похода.
— Морская милиция? — я задумался.
Мобилизация горожан во флот, пусть и добровольная, ни к чему хорошему привести не могла. С другой стороны, у нас многие так или иначе знали морское дело. Мало кто добирался на край света простым пассажиром.
— Это может сработать, — сказал Чихотка.
— Только против торговцев, — внёс поправку Тропинин. — Настоящий боевой флот раздавит добровольческий, как стаю мошек.
Я подумал, что стаю мошек не так-то и легко раздавить, но тут же вспомнил испанцев, британцев и неведомые корабли под французским флагом.
— Бостонским мятежникам удалось эффективно противодействовать Королевскому флоту, опираясь на волонтеров, — заметил Спиджик.
— Но большинство этих волонтеров некогда служили у короля, — возразил я.
Обсуждение зашло в тупик. Последнее слово всё равно оставалось за мной. Финансировать флот, профессиональным он будет или добровольческим, предстояло именно мне, а средств на всё не хватало.
— Вы слишком увлеклись схватками, — заявил я. — Задача патруля не в том, чтобы препятствовать иностранной торговле, а в том, чтоб держать её под контролем и демонстрировать наш приоритет в этих водах. Так что давайте отложим вопрос до прояснения ситуации.
* * *
Тем временем сухопутным маршрутом в нашу сторону продвигался капитан Колычев.
Разведка донесла, что капитан путешествовал в казенной кибитке. С ним ехало несколько сундуков с бельём, сундучок с книгами, ларец с картами и бумагами, ещё один с казной, — вот и всё что составляло его багаж. По меркам восемнадцатого века сущий пустяк. Так ездят разве что в соседнюю деревню на обед, а вельможи, перебираясь из летнего поместья в зимнее, везли с собой мебель, картины, посуду, статуи, шторы, подсвечники, мышеловки…
Отправился он в Америку, однако, не один. Это стало неприятным открытием. Спутника звали Царёв Алексей, служил он при Колычеве секретарём или кем-то вроде того, а состоял в чине коллежского регистратора. Багажа при секретаре оказалось еще меньше, так что ехали они налегке, лишней копейки ямщикам не жалели и продвигались довольно быстро.
После заварушки на Кадьяке мне пришлось вновь навестить своих контрагентов, изменяя распоряжения на прямо противоположные. Теперь моим людям предписывалось максимально способствовать движению начальника.
Однако зимой я в Россию предпочитал не соваться, и в одну ловушку клиенты всё же успели угодить. Приключение задержало их правда не больше, чем на пару недель, хотя запросто могло кончиться и трагедией.
Люди Копыта прибыли под видом купцов, подпоили смотрителя почтовой станции, а дежурящего там ямщика отправили на перегон якобы по срочному делу. Когда прибыл начальник, его кибитку подцепили к собственным лошадям и увезли в сторону от дороги верст примерно на тридцать.
У знакомцев Копыто имелся старый домик на Ветлуге. Его срочно привели в порядок и выдали за следующую почтовую станцию. Сменных лошадей на фальшивой станции понятно не оказалось, Колычеву и его спутнику предложили выпить с дороги, перекусить и подождать у печи, где обоих благополучно сморило.
Возможно, братство не раз потрошило здесь проезжих купцов, сбрасывая трупы под лёд Ветлуги, но мои распоряжения смертоубийства не предусматривали, а поэтому путников просто оставили в хижине без лошадей, запаса еды и дров. По ночам ещё случались морозы, а оголодавшие за зиму звери шастали по округе. Путники запросто могли замерзнуть, если бы остались в хижине, или стать добычей волков, приди им в голову отправиться пешком за помощью, а случись ранее вскрытие реки и весеннее половодье, их могло отрезать от цивилизации на целый месяц.
Какое решение принял Колычев, поведать никто не мог. Но через три недели его уже видели в Казани. Причём ни жалоб на станционного смотрителя, ни разговоров о разбойниках, даже шутки о происшествии ни от него, ни от секретаря никто не услышал.
Мне захотелось увидеть Колычева хотя бы издали и самому оценить, что за фрукт наш капитан? Из-за зимы я прозевал его появление в Казани, не попадал в нужное время в сибирские города. Наступила распутица, и капитан завис где-то в пути между Колыванью и Енисейском. Перехватить его удалось только в Иркутске уже на исходе лета.
Терёха (на самом деле давно Терентий Васильевич) показал мне стройного не очень высокого человека лет тридцати пяти. Он был в чёрном мундире, принадлежность которого я определить не смог. На волевом лице капитана виднелись следы пороховой гари. Герой! Физиономистика определённо является лженаукой, но мне показалось, что с таким человеком будет сложно поладить.
— Этому палец в рот не клади, — подумал я вслух.
Капитан задержался в столице Восточной Сибири, чтобы мобилизовать казаков для сопровождения, согласовать с властями поездку и получить дополнительные инструкции.
Оказалось, что и без моих прежних усилий продвижение затягивалось. Колычева приглашали в купеческие дома, заваливали прошениями о послаблениях в торговле мехами с китайцами, какими-то проектами, имеющими слабое отношение к Америке. Среди казаков распространяли небылицы про тяжести морского перехода и жизни на северных островах, так что добровольцев долго не находилось, а капитан благоразумно удерживался от насильственного призыва, предвидя с какими сложностями столкнётся, если рекруты разбегутся посреди бескрайних пустынь севера.
Капитан никак не успевал к закрытию навигации от Охотского порта. Всё это увеличивало риск его встречи с Шелеховым, который вот-вот должен тронуться в обратный путь. Но сделать я уже ничего не мог и понадеялся на удачу.
* * *
На перестройку экономической системы ушло полгода. Остались сущие пустяки — заставить систему работать. Понятно, что проекты запускались по мере готовности, но мне захотелось обозначить начало эпохи — перерезать ленточку, разбить бутылку с шампанским, переключить рубильник.
Рубильник мне предоставил Тропинин. К началу осени он как раз закончил строительство первой линии газового освещения. Мы собирались продемонстрировать его индейцам, что прибудут на традиционный потлач.
— Ну с богом! — напутствовал Лёшка.
Я повернул вентиль, газ устремился в магистраль.
— Со временем проведём газ в дома, — пообещал товарищ, показывая хозяйство. — Такой пускать не стоит, в нем полно примесей, угара, а очистку я сейчас не потяну.
