А наевшись до отвала я начал застольную беседу, и предусмотрительно перевёл разговор на нейтральную тему про прежние места их службы, куда судьба забрасывала семьи офицеров части, и какие там были условия проживании.
Дважды просить не пришлось, все они поминали почти всю географию Союза, Спорили где было служить сложнее всего, так как перед посылкой в ГСВГ необходимо было отслужить во многих точках нашей необъятной страны.
Разошедшись, Николай Петрович стал рассказывать о службе и жизни подле Игарки, в непосредственной близости от Полярного Круга. О сложностях и заботах, связанных с размещением и эксплуатацией многоканальных радиостанций и несением службы в столь сложных климатических условиях.
Так связь во все времена была непростым делом, и как коллега, в армейскую бытность служивший замком взвода связи своей части, запомнил главный девиз связистов — «Кто п. дует в дождь и в грязь — наша доблестная связь!»
Поддержал бы от души беседу о наших военных радиостанциях, но палиться перед всеми нельзя. Оттого молчал, а только поддакивал, да кивал. Мне тоже довелось испить такую чашу. Было о чём вспомнить, когда часть бросили в декабре следующего года на строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, на её восточный участок. Непосредственно на перевал Дуссе-Алиньского горного хребта и тоннель [157] завершённый руками зэков из БАМЛАГа ещё в далеких 50–53 годах, Про его строительство столько брехни затем наплели не бывавшие там ни разу шелкопёры, что аж диву даешься. А тех кто там был — так это наш батальон.
Тоннель то мы и увидели одним из первых, прибыв на место, и лишь следом нашли зэковские бараки и начали их сразу ремонтировать дабы в них разместиться, хотя брехуны понаписывали, что посносили все. Их бы в те условия и без жилья, стали бы сносить единственное на много миль кругом?
Латать и восстанавливать их пришлось не один день и дров на их протопку уходила целая прорва. Благо кругом раскинулась безбрежная тайга и сухостоя в ней было немало.
Офицеры обустраивались в домиках лагерной охраны, отлично сохранившихся и требовавших лишь незначительного ремонта. Конечно они привлекали для их ремонта и солдатиков.
Но мне самому некогда было всем этим заниматься, были более срочные дела. В вагончике, разделённом с начальником штаба части, разместили коммутатор, и сутки напролёт тянули линии связи из полёвки на самые важные объекты.
В холод пятидесятиградусного мороза сращивать полёвку и крепить на столбах или деревьях — это ещё то удовольствие. А прокладывать до соседних частей на 15–20 километров и вовсе жесть.
Часть пригнали из подмосковной Шатуры, и в том обмундировании. И каким чудом все не помёрзли вначале, даже непонятно. На месте выдали полушубки и валенки, но в них особо по столбам не полазишь. И приходилось работать в сапогах и куртке, а первоначально и вовсе в ватнике и ватных штанах.
Даже не знаю кому из высокого командования пришла в голову такая мудрая мысль о перебазировании части в самое холодное время года с минимальным световым временем. В тёплом кабинете с паркетом всё выглядит совсем иначе, чем в заиндевелом вагончике.
А сколько головотяпства было проявлено, когда прикрыли стройку БАМа и бросили почти завершённым на многих участках. И как всегда при жопе с ушами, думали этим самым местом. И впоследствии тоннель зарос льдом полностью.
Первое время до начала 60-х его протапливал один из бывших сидельцев, оставшийся жить в одном из домиков охраны. Ему там немного платили, и он следил за тоннелем. А как помер, то и зарос тот льдом, а на его очистку потребовалось затратить огромные деньги.
И мы этот долбанный тоннель потом очищали от льда почти полтора года, а ребята из нашего взвода минёров перевели прорву аммонала на микровзрывы по его очистке. И не только самого тоннеля, а и его штреков вентиляции. Только позднее, когда ствол был насквозь пробит, запустили теплогенераторы для вытапливания остатков.
Многое нам рассказывал о предшествующей стройке ещё один бывший зэк — якут Володя. Он там работал линейным надсмотрщиком воздушной линии связи, и был нашим гражданским коллегой. Он давно освоился, обзавёлся семьёй и детишками, жил — не тужил. Охотился, собирал и заготавливал ягоды брусники, а мы ему помогали и со связью управляться, и собирать ягоду, и охотиться.
Рыбачили запросто. Пару шашек амонала связывали и забрасывали в речку. А потом собирали всплывшую рыбу. Благо морозить её можно было запросто, даже летом. Кругом вечная мерзлота и только взрезать ковёр мха и брусничника, и холодильник готов.
Он же нас этому и многому другому научил. Как жить и выживать в тех суровых условиях. Как обнаруживать и быстро устранять обморожение. Мороз, красный нос — это отлично, а вот белый нос надо срочно растирать и немедленно в тепло. Научил нас ходить в тайге, и на кого можно охотиться, а с кем ни в коем случае не связываться.
Без него возможно не обошлось бы без потерь освоение этого сложного участка БАМа. Они были, но уже по разгильдяйству, то солдаты выпьют тормозную жидкость, приняв за вино из-за красного цвета, то дитя городов в самые морозы пошагает в тайгу и заблудится. Там ничего не видно, никаких ориентиров, а сопки только усугубляют положение.
На все окружающие части было лишь несколько таких случаев, а чего не отнять у связи — она знает всё происходящее, а дежурный на коммутаторе обязан отслеживать разговоры, чтобы разъединить по окончанию. И мало кто помнил в наше время, что Владимир Ильич и Феликс Эдмундович никогда не забывали крутить ручку индуктора после разговора.
Что такое пилить хлеб пилой и рубить сливочное масло топором — так порассказать об этой таежной романтике могу вагон и малую тележку. Одно нам подфартило, но очень крупно, — это высокогорье и вечная мерзлота, а значит полное отсутствие комаров и прочей летучей мошкары. Зато части расположенные ниже страдали от них по полной.
А ещё там ареол обитания энцефалитного клеща, который эту болезнь переносит с милых бурундучков и прочих грызунов к человеку. Так что перед наступлением теплого сезона всем поголовно поставили, и именно поставили, прививку от энцефалита и прочей местной заразы.
От этого адского коктейля, рука, под лопатку которой сделали прививку, у всех не подымалась пару дней, а место прививки нагрелось будто туда действительно прилетел приветик из адского пекла. А ко всем этим прививкам, добавочно требовалось осторожность. То есть застёгиваться на все пуговицы, будто человек в футляре и тщательно осматривать все участки тела по возвращению в жильё.
Николай Петрович продолжал рассказывать о своих проблемах с установкой антенного хозяйства крупных радиостанций, о надёжном их креплении в вечной мерзлоте, чтобы та не поплыла, и антенна не навернулась, завалясь на КУНГ [158] с аппаратурой связи.
А мне вспоминалось, как сами крепили растяжки, пытаясь вогнать их крепления глубже в камень, а то грунт мог потечь и превратиться в болото. Как рыли ямы в вечной мерзлоте протаивая их костром, как долбили киркой и ломом. Запомнилось насколько нелёгок был труд в этих экстремальных условиях.
Паркетным шаркунам такого не понять и не представить, а потому легкость у них в мыслях необыкновенная, и они тяжкий труд миллионов могут запросто загубить своим тупоумием. Только первопроходцы «стройки века» могут понять простых русских зэков, почти построивших БАМ в таких условиях.
Однако их труд легко перечеркнули жопа с ушами и Ко, не заморозив строительство, а просто бросив разрушаться и приходить в негодность. Да было множество случаев приостановки строительства, и рельсы с нашего участка БАМа были сняты в далёком 1942 году и пошли на строительство подводной магистрали на левом берегу Волги непосредственно близ Сталинграда, именно там, где тогда служил отец. Вот такая получилась связь поколений.
