Были в части и два старожила, помнившие эту передислокацию рельсов и самих зэков на рокаду от Сталинграда до Саратова через Сызрань, Ульяновск до Свияжска. Тогда они были молодыми бойцами железнодорожных войск.
Это командир нашего батальона — подпол, которого мы за доброту и понимание прозывали между собой Батей, а также командир взвода охраны прапорщик Арканаев, с которым можно было неплохо поговорить о былых временах в располагающей компании.
А так как он жил в одном домике с якутом Володей, нашим коллегой, то мы к тому часто наведывались в гости, чтобы пособить в его профессиональных и не только делах. Там и начинались разговоры о прошлых временах, да судьбах человеческих, о лагере и о войне.
Спасибо Володе за то, что, пробыв в том лагере, он затем, после его закрытия, не раскатал все домики и постройки на брёвна, чтобы спалить их в печке. А наоборот приглядывал, чтобы не случилось пожара.
А то высохшая за десятки лет лиственница горит лучше пороха. Сам наблюдал, как загорелась одна избушка, приспособленная под склад, и столб пламени бил в небо на двадцать-тридцать метров с ужасающим рёвом.
Так что, пока Николай Петрович и его семья рассказывали о службе на Крайнем Севере, я мысленно унёсся на свои Севера, и к своим воспоминаниям о них. Надо будет обязательно поведать джуниору, что ждало бы его этой осенью, не поменяйся столь круто его судьба.
К нам там в гости на радиостанцию Р-605 заглядывал не фантишный «Мишка на Севере», а настоящий косолапый. Харчевался остатками наших трапез и тёрся боком об КУНГ, чуть не переворачивал весь ГАЗ-51 набок. Благо мы его загодя прочно поставили на колодки, как требуется по нормам постоянной дислокации радиостанции.
А так за время этого нашего застолья и рассказа, Николай Петрович увлёкшись выкурил за столом несколько сигарет, что ему в обычное время запрещалось делать в доме. Остальные также дымили вовсю, и представляю сколько они выкуривают на службе.
А потому я вежливо прервал разговор и заметил, что мужикам необходимо срочно бросать курить, для них это очень вредно и уже превратилось во вредную привычку. Попросил внимательно отнестись к этому моему предупреждению, так как устами младенца глаголет истина.
Порекомендовал им сублимацию в виде леденцов и порекомендовал первое время использовать специальный никотиновый пластырь, для облегчения отвыкания.
А сам решил после застолья накрутить Людмилу Павловну, что с этой заразой надо срочно завязывать, и обрисовать невесёлые картины последствий столь дурной привычки.
А сейчас ещё совсем не поздно. И я ничего не понимаю в людях, если она плешь не проест, пока не заставит Николая Петровича бросить курение. Не такой она человек, чтобы остановиться на полдороги и повернуть.
Ничего, что сам Николай Петрович и другие курильщики мне спасибо не скажут за такое вмешательство, и не раз «пом’янути незлим тихим словом». Ладно я перенесу, когда икнётся лишний десяток раз. Но жена у него медработник и не слезет с темы, пока своего не добьётся.
После моего предупреждения беседа продолжилась, но курить мужики перестали, а их жёны даже посмотрели на меня очень одобрительно. Правда беседа за столом перестала носить столь сердечный характер, так как старшее поколение стало смотреть друг на друга осуждающими взглядами. И видно разговор на эту тему уже заходил не раз, а теперь я бросил на одну чашку весов свой международный авторитет и учёность. А с таким попробуй не посчитаться.
Так что мы с Юркой и другими подростками уединились в другой комнате, чтобы не мешать взрослым и завели свой непринуждённый разговор. Обсудили их школьные и пионерские дела, я выспросил про проблемы в школе и не нужно ли им чего для лучшего обучения.
Юра пожаловался на слишком малую школьную библиотеку, а другой поблизости нет. Семьи военных также не могут перевозить с места на место большие личные библиотеки и книг совершенно не хватает.
Думаю, что в этом вопросе мы им поможем, и я пообещал выслать ребятам книги своей бабушки с автографами, когда их удастся закупить в достаточном количестве. А также попрошу Всеволода Никитича выяснить в посольстве, где расположены крупные гарнизонные библиотеки и можно ли пополнить запасы в других воинских частях.
Мы с ребятами также разговорились о любимых всеми немецких фильмах об индейцах и лишь затем я поинтересовался их мнением о «Девочке из будущего». Очень внимательно выслушал их мнение о фильме. Многие выиграли путёвку в пионерлагерь и мы с ними ещё встретимся там этим летом.
Там они смогут пообщаться со снявшимися в фильме ребятами, а с Алёной я их сам лично познакомлю. А вот Юрке не повезло он на экзамене оплошал. Я даже не ожидал такого, но семью не так давно перевели сюда, и он ещё не успел достаточно освоить язык.
Однако очень скоро за нами пришли взрослые и нам настала пора расставаться, и отправляться в Берлин. На прощание я за проявленное гостеприимство и доброту предложил семье дополнительную путёвку в наш пионерлагерь.
Людмила Павловна и всё ещё обиженный Николай Петрович поблагодарили за это предложение, сказав, что планировали отправить Юру на лето к дедушке под Харьков, но с благодарностью принимают путёвку в пионерский лагерь. А я со своей стороны заверил, что мы его после окончания отдыха отправим в Харьков на самолёте, где его смогут встретить родственники.
Простит мне Николай Петрович мою невольную подлянку или нет, то время покажет. Но я всенепременно хотел побывать в их воинской части, как только выяснилось, что времени окажется больше чем я рассчитывал, приехав в ГДР.
А на обратном пути в Берлин, сидящая рядом Эрика спросила можно ли ей печатать мои слова из выступления про проведение опытов, так как на меня могут подать в суд за клевету.
Я только посмеялся над этим, и спросил, что это посмеют сделать похитители, что ли? Будет новым словом в юриспруденции, но на Западе и такое не исключено. Однако я потребую представить доказательные документы, что меня планировали похитить в исключительно благородных целях, и указать таковые.
Вот вместе и посмеёмся над представленными доводами, так что может смело печатать мои слова. Подтверждающая запись на пленке у неё имеется, и ни один суд не привлечёт её за клевету.
А ещё порекомендовал ей проконсультироваться с медицинскими светилами по высказанным мной соображениям, и найти информацию о жившем в XVIII веке немецком вундеркинде из Любека [159], и о его судьбе. Я ей кратко рассказал всё мне известное, а также, что судьба его была очень печальной, так как его просто загубили неправильным образом жизни. Оттого я так старательно занимаюсь спортом и собственным физическим развитием.
Она очень заинтересовалась и обещала поискать такую информацию. На что ей ответил, что для неё это окажется значительно проще на родине этого младенца. А вот мне было значительно сложнее, но я был кровно заинтересован этим вопросом. И не только из простого любопытства, а мне критически важно было выяснить и понять, как такие младенцы жили и позднее проявили себя.
Я даже прочёл немало медицинской литературы, порекомендованной знакомым профессором. Нет, это тогда она была профессором, а недавно Елизавета Николаевна стала член-корреспондентом академии медицинских наук СССР, и я ей даже направил поздравительную телеграмму из Швейцарии.
Эти разговоры с Эрикой заняли изрядную долю поездки в Берлин, и я решил оставить эту скользкую тему на неё. Однако был абсолютно убеждён, что та выяснит всё досконально. И разумеется использует при написании статьи. Так что мои обвинения похитителям получат дополнительное историческое подтверждение. Хотя кто может знать, не были ли эти редкие младенцы подобны мне? Кто сможет ответить? Только не я.
Интерлюдия
Белый дом. Овальный кабинет.
