– Что это? – указав на диковинных птиц, поинтересовался я у Иамоса.
Жрец удивленно посмотрел на меня и ответил:
– Это крылья.
– Извините, я сразу не понял.
Неожиданно от кружившей над моей головой стаи отделилась одна такая женщина-птица. Устремившись вниз, она вскоре плавно, словно легкое, невесомое перышко, приземлилась на подиум. Я уже догадывался, что представляют собой ожидающее меня наследство и вся эта развертывающаяся перед моими глазами грандиозная религиозная мистерия, а заодно и инструменты, которые я заметил в жаровнях. Однако мое внимание было приковано к обнаженной женщине-птице, восседавшей теперь в самом центре подиума. Не знаю почему, но я точно знал, что это Синдия.
– Скажите мне, Иамос, можно ли побольше разузнать об этой религии?
– Тише, молчите!
Похожее на огромного ворона существо в центре подиума расправило крылья, и мне показалось, что это самые настоящие крылья, а вовсе не деталь маскарадного костюма. В своей жизни я повидал немало настоящих воронов и поэтому сразу понял, что женщина-птица взмахивает крыльями по-настоящему и по-настоящему вертит головой. Взгляд крылатого создания был устремлен на меня. В ту же секунду мне стало понятно, какие чувства испытывает кузнечик в открытом поле. Я было попробовал спрятаться за спину Иамоса, но тот куда-то исчез. Испарился!
Неожиданно помещение наполнил жуткий пронзительный клекот. Он до боли резал слух, и я поспешил зажать руками уши. Но тщетно! Птичий крик не сделался тише ни на йоту. Казалось, будто он острыми иглами вонзается мне в мозг. Стая людей-птиц опустилась ниже, и теперь они кружились на уровне моих глаз. Птица Синдия издала громкий крик, перекрывший крики других людей-воронов, и взлетела с подиума. Взмыв вверх над остальными своими сородичами, она затем камнем рухнула вниз и приземлилась прямо передо мной. Интересно, каким образом этот ритуал поможет воскресить воспоминания? В следующее мгновение с моих уст сорвались слова молитв, забытые еще в далеком детстве.
Кольцо круживших вокруг меня птиц сомкнулось еще плотнее. Ворон Синдия накрыла меня своими крыльями. Наступила темнота, описать которую просто невозможно. Достаточно лишь сказать, что по сравнению с этим кромешным мраком обычная темнота показалась бы мне ослепительным светом. Я почувствовал, что поднимаюсь в воздух, явственно ощущая, что меня никто не поддерживает – ни руками, ни крыльями. Я, должно быть, оказался на высоте не менее пятисот метров, однако не испытывал никакого головокружения.
Где-то в глубине моего разума мерцал еле различимый язычок пламени. Мерцал, несомненно, там, ибо я видел его не глазами, а скорее мысленно. Вскоре он сделался ярче и сильнее, и через долю секунды в самой его середине мне открылось все то, что я когда-либо видел, думал или чувствовал – от пребывания в материнской утробе до птиц-людей в Нантском храме.
Мои родители, брат-близнец Тайю, который, по словам отца, давным-давно умер, девушки и женщины, которых я когда-то страстно желал, темные делишки, какие я когда-либо обстряпывал, все то зло, которое люди причинили мне, – вся моя жизнь лежала передо мной, как дымящееся кушанье на тарелке. А потом все это куда-то неожиданно исчезло – за исключением внутреннего убранства стен гостиницы «Рыжий пес», фантастического запаха пищи, доносившегося с кухни, и возникшего передо мной образа аппетитной красотки Лоны.
Да, я действительно оказался в прошлом! Это были далеко не худшие в моей жизни дни. В ту пору в моем кошельке звенели монеты, на меня гроздьями вешались очаровательные юные создания, а мужчины – деятели искусства и торговли – искали моей благосклонности. В те дни я торговал драгоценными камнями, и ни у кого в этом подлунном мире не было столь радостной, прекрасной жизни и славной репутации, как у меня.
Ах, Лона! Она исчезла из моей жизни вместе со всеми моими драгоценностями. После того, как со мной беспощадно разделались судьи, ее муж – торговец мануфактурой по имени Йоток – покончил с моим прекрасным домом и всем моим имуществом и товаром, а потом они оба – и он, и она – покончили друг с другом. Я умудрился выкарабкаться из всей этой истории без гроша в кармане. Правда, мне также довелось отведать палаческого кнута во время публичной порки у позорного столба на людной площади Заксоса.
Впрочем, довольно обо мне. Вы только взгляните на нее. Взгляните на красотку Лону, на ее грудь, готовую разорвать кружева и вырваться на волю. На огненно-рыжие волосы, обрамляющие аппетитную молочно-белую шейку. Разве можно винить меня в том, что, находясь в обществе Лоны, я не удосужился запомнить какого-то там нищего, просившего милостыню. Не сводя глаз с Лоны, я тогда потянулся за кошельком и извлек несколько монет – только ради того, чтобы этот попрошайка больше не докучал мне. Я даже не соизволил пересчитать их и не посмотрел, какого они достоинства. Десять золотых рилов в ту пору были для меня сущим пустяком. Конечно, после того, как Лона, Йоток и заплечных дел мастер расправились со мной, я был вынужден считать каждый грош. Но ведь она такая красавица, согласитесь.
– Да, она была хороша собой.
Я открыл глаза и увидел, что снова нахожусь в Нантском храме. Передо мной стояла Синдия. Никаких перьев – она уже успела одеться. Одеяние жрицы отличалось простотой – светло-голубое платье с накинутой поверх синей мантией, служившей чем-то вроде вуали. Под мышкой она держала узелок – нечто завернутое в кусок белой ткани. На полу возле ног женщины стояла деревянная шкатулка с четырьмя ящичками-отделениями. Свободной рукой Синдия указала на нее.
– Это то самое наследство, Корвас, которое оставил вам благодарный Олассар.
Я стыдливо покачал головой.
– Моя великая щедрость, – усмехнулся я с отвращением, – я и рассчитывать не мог на ответную благодарность. Деньги тогда для меня ничего не значили. Я вообще не достоин никакой благодарности.
– Послушайте, Корвас, в тот день все ваше существо было охвачено огнем похоти, но вы инстинктивно откликнулись на зов о помощи, с которым к вам обратился Олассар. Другой человек, оказавшийся в подобной ситуации, на вашем месте просто оттолкнул бы руку просящего.
– Неужели вы хотите сказать, что я хороший человек?
– Нет, так далеко в своих предположениях я не захожу. – На губах Синдии мелькнула легкая улыбка. – И все же, Корвас, вы человек далеко не пропащий.
– Вы сказали бы то же самое, если бы знали, что я сейчас о вас думаю.
В глазах Синдии мелькнул лукавый огонек.
– Мне известно все, что вы когда-либо думали обо мне или любой другой женщине. Я заглянула в каждый уголок воспоминаний всей вашей жизни, Корвас. Если вы хотите завести от меня секреты, то вам лучше всего заняться этим прямо сейчас.
Мои щеки запылали так, что их жар вполне мог растопить свечной воск. Я повернулся к новоявленному наследству. По форме шкатулка напоминала миниатюрный бочонок с четырьмя закругленными ящичками, расположенными точно друг напротив друга. Корпус шкатулки покоился на украшенных завитками ножках. Верхнюю его поверхность украшали такие же завитки. Шкатулка была сделана из очень темного дерева. Гладко отполированные бока венчала инкрустированная ручка-шишечка из слоновой кости.
Взяв шкатулку в руки, я с удивлением обнаружил, что она поразительно легкая. Мне показалось, что от подарка Олассара исходит аромат оливкового дерева.
– Так, значит, это мое наследство? Эта милая, причудливая вещица? Надеюсь, мне удастся выручить за нее пару золотых. Что ж, спасибо и на этом. Хотя бы чуть-чуть возмещу утрату своих ковров.
В ответ на мои слова Синдия указала на один из ящичков шкатулки.
– Откройте его.
Я опустил подарок Олассара на пол, присел перед ним на корточки и выдвинул до конца нижний правый ящик. В то же мгновение пол ушел у меня из-под ног, и я вынужден был сесть. Отделение шкатулки оказалось доверху наполненным золотыми монетами достоинством в десять рилов.
– Да тут... тут, пожалуй, их будет больше тысячи.
– Вообще-то их здесь бессчетное количество.
Я с изумлением посмотрел на Синдию.
– Ничего не понимаю. Шкатулка такая легкая, что в ней просто не может быть столько монет. Здесь же золота такое количество, что по весу оно тяжелее самой шкатулки!
Синдия вытянула вперед руку и задержала ее прямо над подарком. Ящичек вернулся на свое прежнее место, шкатулка поднялась над полом, а ручка-шишечка оказалась в руке жрицы.
– Олассар торговал удивительными вещами, – сказала Синдия с улыбкой.
– Он был волшебником?
– Пожалуй, нет. Просто на подаренные вами десять рилов он завел собственное дело.
– Так все-таки чем торговал Олассар?
– Всем, что может когда-либо понадобиться покупателю, и всем, что может никогда не понадобиться!
Я покачал головой и попятился прочь от удивительной шкатулки.
– Не могу себе представить, что будет потом. Так что большое вам спасибо. Знаем мы эти штучки! Развелись тут всякие волшебники-моралисты, коим нечем заняться, и оттого-то они только и знают, что пытаются всучить свои изуверские сокровища любому, кто попадется им под руку. Заодно они разделываются с теми, кто, по их мнению, оказывается недостойным. Уж я-то знаю, на сколько я потяну в их глазах!
