Она открылась от первого же касания моих пальцев, словно только того и ждала. Я ступил за порог и оказался в Зале Невидимого Света.
Никогда я не видел ничего подобного. Стены зала – да полно, были ли у него стены? Если и были, увидеть их невозможно. Они растворялись, уходили куда-то вдаль. Не во мрак, нет, просто в ничто. Но ни на миг не возникло у меня ощущения, что я на открытом пространстве.
Света вроде бы и не было. Ни свеч, ни факелов, ни звезд. Вокруг стояла кромешная тьма. Но видеть в ней можно было, как в самый солнечный день. И я понял, почему зал для встреч с Повелителем Мертвых носит такое название.
Сначала я просто осматривал зал. Ну вот, я здесь. Что же дальше? Я затравленно озирался по сторонам, словно пытаясь найти подсказку, написанную на полу или посреди узкого высокого алтаря в центре зала, или на ведущих к нему ступенях.
Бесполезно.
Зачем я здесь? Пришел и стою, как дурак. Призывать мне теперь Повелителя мертвых? Умолять? Угрожать? Настаивать? Как известить его, что я пришел?
В дальнем конце зала возникла фигура. Она медленно, величественной поступью приближалась ко мне. Складки плаща царственно стекали с широких плеч. Двуглавый жезл – дарующий и отнимающий жизнь – вздымался вверх. Корона тяжко мерцала над бледным лбом. Мне в глаза смотрел Повелитель Мертвых.
– Пожрать принес? – осведомился он.
– Да, Наставник, – ответил я и полез в сумку за бутербродами.
– Оголодал я, сил нет, – он сел прямо на ступеньки собственного алтаря, раскрыл сверток и принялся со смаком уписывать его содержимое. – Эти паршивцы воскуряют мне какие-то распроклятые благовония. Представляешь?
Я кивнул, едва удерживаясь от смеха.
– Через неделю тебе принесут в жертву быка, – напомнил я.
От возмущения Гимар чуть не поперхнулся.
– По-твоему, я могу питаться вонью от горелой говядины?!
Я энергично замотал головой.
– Как назло, сюда ни одна собака не заходит, – пожаловался Гимар. – Жрецы дурью маются, а я сижу голодный.
Он откупорил бутылочку с вином и жадно отхлебнул. Я смотрел на него с благоговейным восхищением.
– Учитель, как тебе это удалось?
– Как, как, – проворчал Гимар, отрываясь от бутылки. – Обыкновенно.
– Но ведь тебе противостоял Бог.
Гимар попытался досадливо скривиться полным ртом.
– Как Бог, он, может, чего-то и стоит, – махнул рукой Наставник, – но боец из него никакой. Он совершенно не привык встречать сопротивление. Тем более от человека. Гаденыш. Старикам легко морды бить!
Под «стариками» возмущенный Гимар явно подразумевал Мертвых Богов.
– Давай руку, – неожиданно сменил тему Гимар, – посмотрим, что у тебя там.
Когда он коснулся раны жезлом, я закрыл глаза. Наконечник стрелы полз наружу медленно, цепляясь всеми своими зазубринами, упорно не желая покидать теплую плоть. Наконец обломок стрелы шлепнулся к моим ногам. Я открыл глаза, перевел дыхание и вытер пот.
– До вечера заживет, – объявил Гимар. – Хлебни-ка винца, ты совсем зеленый.
Я взял из его рук бутылочку и отпил немного.
– Вот видишь, малыш, все кончилось хорошо.
Вино мгновенно застряло у меня в горле. Как мне сказать ему о пожаре?
– Наставник Гимар, – я откашлялся, – я должен сказать…
– Ты о доме? – усмехнулся Гимар.
Я кивнул. Если он и раньше видел меня насквозь со всеми моими мыслями, то теперь – тем более.
– Я знаю. Ничего страшного. У тебя должен быть свой дом. Строй на прежнем месте, а золу от старого собери. Потом запашешь ее на полях. Они уцелели. Сад придется заново сажать, но ты справишься.
Я встал.
– Погоди, – остановил меня Гимар. Он расстегнул серебряную пряжку на плече, и плащ мягко заструился вниз.
– Надень, – приказал Гимар.
Я вытаращил глаза.
– Надень, кому говорят. Пригодится. И пряжку сбереги. Когда выйдешь, объяви этим оглоедам мою волю. Чтоб впредь приносили жертвы каждый день. Чем-нибудь съедобным. А то я ведь даже не могу помереть с голоду, сам понимаешь.
Я надел плащ.
– До встречи, Наставник.
– До встречи, – буркнул Повелитель Мертвых. – Только не торопи ее. Смотри мне: если по своей глупости увидишь меня раньше срока, лучше бы тебе не родиться и не умирать.
Мы обнялись на прощанье.
Повелитель Гимар повернулся ко мне спиной, сделал несколько шагов и исчез. Я убрал объедки с алтаря, сложил их в сумку и вышел.
Жрецам-таки удалось взломать дверь. Они ждали меня в конце гранитного коридора, потрясая оружием. Но едва завидев меня, они, словно по команде, опустились на колени. Еще бы: сам Повелитель Мертвых пожаловал мне одеяние со своего плеча.
– Не изволит ли Вестник Повелителя простить неразумие наше? – возопил главный жрец, осторожно стуча головой об пол.
Мне стало смешно.
– Изволю, – чопорно ответил я.
– Не соблаговолит ли Вестник сообщить нам, каким посланием почтил его Повелитель? – в прежнем стиле вопросил жрец, по-прежнему стуча головой.
– Повелитель изволил приказать, – строго ответил я, – чтобы благовоний жгли поменьше, быков ему не палили, а жертвы приносили каждый день съестным. И не вздумайте их жечь! Пусть кто-нибудь из паломников кладет каждый день еду на алтарь.
– Воля Повелителя священна, – провыл жрец, распластавшись в земном поклоне.
– Надеюсь, что так, – заметил я. – И если узнаю, что вы Повелителя не кормите, головы поотрываю.
– Да будет так, – возвестил жрец.
– Да будет, – согласился я. – Проводите меня до выхода.
Обратно мы шли другой дорогой. Плащ мой тепло мерцал, освещая коридоры. Серебряная пряжка сияла. Впереди меня шел проводник, сзади – целый почетный эскорт из жрецов. Я уже не соображал, как и куда мы идем, и поэтому солнце ударило мне в глаза неожиданно.
– Не соблаговолит ли уважаемый вестник принять должность почетного местоблюстителя алтаря? – голос жреца нарушил очарование минуты.
– А идите-ка вы все! – беззаботно ответил я и сел на траву.
Надо отдохнуть немного. Дело сделано. Дома меня ждет поле, ждет сад, который надо возводить снова, ждет место, где вновь надо возвести стены и крышу.
Все еще только начинается. Совсем как на картинке, я такие в детстве палочкой на песке рисовал: широкий горизонт, посередине дорога, по бокам – горы, и сверху большое-большое солнце.
Из песен о наемнике мертвых богов
Им не нужно уже ничего
Веры, крови или цветов
Ваши Боги убили моих
Я – Наемник Мертвых Богов.
Я забыл, куда я иду —
И забыл, чего я хотел
Но отныне в моей руке
Меч свободен в выборе тел.
Я не должен стрелять в друзей
По приказу огненных слов
Я имею право любить
Я – Наемник Мертвых Богов.
Мне неведома моя цель
Неподвластен мой путь судьбе
Все вы – слуги своих Богов
Я – хозяин. Но лишь себе.
Летом – и чтобы такой день!
Как-то удивительно скоро шла наша работа. Для покоса погода выдалась самая что ни на есть удачная, управился я быстро на редкость. Два года я отводил ручей к полю, зато теперь и хлопот с поливом никаких. Дождем в этом году не баловало, но мне ручья хватило, все так и лезло в рост, все плодилось наперегонки. Оно и понятно: если человеку другого дела нет, кроме как гусениц обирать. И все же… Отец мой на земле работал, и браться, надрывались все от зари до зари, знаю я, что кусок хлеба стоит. Но никогда бы не подумал, что может случиться такой день, чтобы в самый разгар летней страды – и делать было нечего. Сиди себе на холодке и попивай вино первого летнего урожая. Я и сидел, попивал. Отменное вино. И мед… впрочем, мед мог быть и получше. Чего-то в нем не хватало. Ни разу после войны не упомню, чтобы такой мед был, как раньше. Старею, не иначе. Первый признак. Раньше и небо было синее, и вино пьянее, и солнце солнечнее, и мед медовей. Будь это хоть на сотую долю правдой, хотел бы я попасть на пару веков назад. Не насовсем, так хоть пообедать. На всю бы жизнь запомнил. Старею. Но мед все же не совсем медовый. Раньше еще до того как отец пчел развел, мы покупали привозной мед вроде теперешнего. А здешний мед был совсем другой. Пчелы вроде в порядке, ничего не скажешь, а мед… видно, не все я секреты усвоил. Не успел. Ну, теперь у меня времени хоть отбавляй. Вся оставшаяся жизнь. Долгая жизнь. И с медом разберусь, и другое такое прочее. Торопиться некуда.
Тенах никуда и не торопился.
Я сидел и смотрел, как неспешно, величаво шествует молодой настоятель меж грядок, непостижимым чудом ухитряясь не зацепиться нарядными одеяниями за что-нибудь. День вообще-то величавости способствует: ни ветерка. Вот если бы ему задрало ветром все эти шелка до самой задницы, посмотрел бы я на торжественность его вида. Или если, скажем, по дождю шлепать. А так – полюбуйтесь. Шествует. Неспешно. И мысли у меня неспешные, ленивые.
– Садись, – предложил я. Рожа у Тенаха при всей торжественности все-таки растерянная. Величаво растерянная. Он не знает, чего от меня ждать. На его месте я бы тоже не знал. Впрочем, я и сам не знаю.