– Так ты до сих пор не сдался?
Девушка полагала, что этот вопрос так и повиснет в воздухе, но после длинной паузы, уже при погружении в свой собственный мир, ее мысли оборвал резкий ответ:
– Нет!
Баудин переложил мешок, а затем скользнул вниз по каменному склону. Фелисин заметила во всех его движениях какую-то разумную экономию, и это бросило ее в дрожь. «Называет меня пышнотелой и смотрит на меня, словно на кусок плоти, – однако не так, как это делал Венет. Нет, в глазах этого громилы я выгляжу, словно будущий завтрак». Сердце застучало молотом; впервые за долгое время девушка обнаружила в его маленьких глазах звериный блеск.
Однако Баудин спокойно присел рядом с упавшим без сознания Геборийцем и перевернул его на спину. Склонившись над грудью старика, он попытался услышать его дыхание, а затем резко откинулся назад, глубоко вздохнув.
– Старик мертв? – спросила Фелисин. – Не старайся – я не собираюсь есть покрытую татуировками кожу, какой бы голод меня ни мучил.
Баудин мельком взглянул на девушку, однако ничего не ответил, возобновив осмотр тела бывшего священника.
– Скажи, чем ты занимаешься? – в конце концов не вытерпела она.
– Старик пока жив, и только он сейчас может нас спасти, – Баудин помедлил. – Меня абсолютно не интересует, насколько глубоко ты пала... Просто держи свои мысли при себе.
Фелисин видела, как громила срывает с тела старика лохмотья одежды, обнажая черную вязь скрывающихся под ними татуировок. Обойдя тело так, чтобы тень от солнца не мешала осмотру, он вновь склонился над замысловатой последовательностью линий, покрывающих грудь Геборийца. По всей видимости, громила настойчиво что-то искал.
– Рисунок поднимается к шее, – уныло проговорила она, – и спускается по рукам, образуя на запястьях что-то вроде кольца.
Баудин замер, сузив глаза.
– Собственная отметка Фенира – священна, – продолжила она. – Ведь ты ищешь именно ее? Гебориец был отвергнут, однако Фенир до сих пор живет внутри – этот факт более чем очевиден, стоит лишь только посмотреть на ожившие татуировки...
– А что по поводу отметки? – холодно спросил громила. – Откуда тебе известны подобные вещи?
– Когда после побоев Венета я была на неделю прикована к кровати, – начала объяснять девушка, увидев, что Баудин вновь принялся за осмотр тела старика, – Гебориец ухаживал за мной. Я попросила его рассказать о деталях своего культа... Ты хочешь вызвать бога?
– Просто обнаружить его, – ответил Баудин.
– И что теперь? Как же ты добьешься своего, ведь на теле старика нет никакой замочной скважины, никакого кода, который можно было бы использовать. – Услышав эти слова, громила судорожно дернулся, блеснул глазами и посмотрел на девушку, как на надоедливую муху. Она даже не моргнула, а затем, будто ничего не произошло, невинно спросила: – Как, по твоему мнению, он потерял свои руки?
– Гебориец раньше был вором.
– Да, был, но именно отлучение от церкви столь сильно изменило его судьбу. Видишь ли, на теле раньше был ключ, который открывал Путь верховного священника к своему богу. Он располагался на ладони правой руки. Прижать ключ к священной отметине – руку к груди – было так же просто, как поздороваться. Я провела много дней после побоев Бенета, борясь с Худом, а Гебориец все рассказывал, рассказывал... Он поведал мне огромное количество историй, но я практически ни одной не запомнила. Выпивая галлонами дурханговый чай, я чувствовала, что мое сознание будто раздвоилось: оно отфильтровывало ненужную информацию, оставляя только самое ценное. Да, теперь я точно знаю: ты, Баудин, не в силах завершить свою затею.
В отчаянии громила поднял предплечье старика и с силой Ударил им по груди как раз в то место, где находилась священная отметина.
Внезапно произошло что-то неожиданное: воздух наполнился страшным ревом. Этот звук поверг их на землю, заставив царапать, скрести и отчаянно зарываться в камни. «Уйти... скрыться... Скрыться куда угодно от боли. Куда угодно».
Этот безумный звук наполнял их тела ужасными страданиями; он распространялся подобно огню, закрывая от людей весь окружающий мир. Он раскалывал огромные каменные глыбы, а трещины расходились во все направления от неподвижно лежащего тела Геборийца.
Ощутив, что из ее ушей полились ручейки крови, Фелисин попыталась хоть куда-то уползти – например, вверх по колеблющемуся склону. Татуировки Геборийца начали выпирать над поверхностью кожи, достигая порой земли, в этих местах расщелины углублялись, а одна из них достигла ног девушки, превратив служивший ей опорой камень в нечто скользкое и сальное на ощупь.
Через некоторое время все окружающее пространство принялось неистово трястись. Казалось, что даже небо медленно покачивалось в такт этому звуку, будто множество невидимых рук проникло через какие-то потайные врата и схватило остов мира с холодной, разрушительной яростью.
А вопль все не прекращался. Ярость и непереносимая боль слились друг с другом, подобно прядям одной веревки. Затянувшись, как петля на шее, звук полностью блокировал для смертных весь окружающий мир, его воздух и свет.
Что-то ударило по земле: каменное ложе под девушкой содрогнулось, подбросив ее вверх. Приземлившись, Фелисин больно ударилась локтем. Все кости ее рук задрожали, подобно лезвию меча. Солнечный диск померк, когда девушка попыталась судорожно вздохнуть. Ее расширенные от ужаса глаза поймали мельком какую-то фигуру далеко за границей котлована, которая тяжело передвигалась в клубах пыли. Раздвоенное копыто, покрытое мехом, размерами превышавшее человека, поднялось в воздух, занимая собой все безоблачное полночное небо.
Изображение татуировки поднялось в воздух самостоятельно, представляя собой темно-синюю безумную сеть, распространяющуюся по всем направлениям.
Девушка не могла дышать: ее легкие горели. Она умирала, пытаясь вдохнуть лишенное кислорода пространство, полностью поглощенное одним лишь безумным звуком.
Внезапного молчания никто не ощутил: звенящее эхо еще долго жило в черепах присутствующих людей. Наконец, прохладный горький поток воздуха обдал ее лицо, девушка еще ни разу не испытывала подобного блаженства. Закашлявшись и сплюнув желчь, Фелисин с трудом оперлась на ноги и руки и медленно покачала головой.
Копыто исчезло. Татуировки висели, подобно остаточному изображению, поперек всего неба, медленно растворяясь в прохладном, темном воздухе. Внезапно какое-то движение на песке привлекло ее внимание: это оказался Баудин, который медленно поднялся на колени, продолжая со всей силы сжимать руки вокруг собственных ушей. Посмотрев на девушку, он выпрямился; из глаз громилы текли кровавые слезы, оставляя на щеках яркие следы.
Переступив с ноги на ногу, Фелисин обнаружила, что стоит в какой-то странной массе. Она опустила взгляд и с удивлением обнаружила на земле крошево известняка. Кружащие в водовороте остатки татуировок медленно подрагивали. «Татуировки опускались все ниже... ниже. А что, если я стою на поверхности огромного ногтя, длиной с милю, и каждый ноготь поднимается вертикально только в том случае, если все остальные окружают его... Неужели ты пришел из Абисса, Фенир? Это свидетельствует о том, что твой священный Путь граничит с самим Хаосом. Фенир! Неужели ты сейчас среди нас?» Девушка обернулась и встретилась глазами с Баудином. Он еще не пришел в себя от шока, однако в зрачках уже начали проявляться первые признаки страха.
– Мы хотели только привлечь внимание бога, – произнесла Фелисин. – Но мы не хотели вызывать его самого, – ее охватила дрожь. Обхватив себя руками, она заговорила с еще большим жаром: – Он не хотел к нам спускаться!
Баудин вздрогнул, а затем медленно пошевелил плечом, что могло означать его неуверенность.
– Сейчас бог уже ушел, не так ли?
– А ты в этом уверен?
Баудин пространно махнул головой, а затем посмотрел на Геборийца. По прошествии небольшой паузы он произнес:
– А старик начал дышать гораздо ровнее. Да и жар, вроде бы, спал – что-то действительно произошло.
Фелисин презрительно усмехнулась.
– Наши шансы выжить повысились, наверное, на целый процент!
Баудин что-то проворчал, но тут его внимание привлекло нечто другое.
Проследив за взглядом громилы, девушка увидела полностью сухой источник. На поверхности остались только высушенные тела ночных бабочек. Фелисин закатилась хохотом:
– Да, кого-то, вероятно, это спасло.
В этот момент Гебориец медленно зашевелился и прошептал:
– Он здесь!
– Мы знаем, – ответил Баудин.
– В мире смертных, – продолжил бывший священник после короткой паузы, – он очень уязвим.
– Ты смотришь на ситуацию не с той стороны, – произнесла Фелисин. – Бог, на которого ты больше не работаешь, забрал у тебя руки. А теперь ты спустил его на землю, вот и все. При чем тут смертные?
То ли холодный тон, то ли грубые слова возымели такое действие, но Гебориец ожесточился. Он разогнулся, поднял руки, а затем сел на песок. Уставившись на Фелисин, старик зашипел:
