То ли холодный тон, то ли грубые слова возымели такое действие, но Гебориец ожесточился. Он разогнулся, поднял руки, а затем сел на песок. Уставившись на Фелисин, старик зашипел:
– А детей мы вовсе не спрашивали, – произнес он со странной улыбкой.
– Так он здесь, – сказал Баудин, осматривая окрестности. – Но где же бог может прятаться?
Гебориец поднялся на ноги.
– Я отдал бы остатки одной руки только за то, чтобы посмотреть сейчас Расклад Дракона. Представь себе, какая сейчас неразбериха началась среди Всевышних. Это вовсе не обычное посещение земли, и это не демонстрация собственной силы, – он поднял свои руки, хмуро оглядывая обрубки. – Это было много лет назад, однако призраки вернулись.
Увидев смущение Баудина, Фелисин заставила держать себя в рук ах.
– Призраки?
– Руки, которых здесь нет, – объяснил Гебориец. – Эхо... И этого достаточно, чтобы свести человека с ума, – старик встряхнулся и, взглянув в сторону солнца, сощурился. – Я чувствую себя гораздо лучше.
– Да ты и выглядишь лучше, – сказал Баудин.
Жара поднималась. Через час будет уже просто невыносимо.
Фелисин нахмурилась.
– Исцелен богом, который когда-то тебя отверг. Хотя сейчас это неважно. Если сегодня мы останемся в палатках, то к вечеру так ослабеем, что уже не сможем что-либо делать. Нужно идти немедленно к следующему колодцу, иначе каждый из нас погибнет. «Но я все равно переживу тебя, Баудин. У меня хватит времени, чтобы вернуть кинжал домой».
Баудин вскинул на плечи мешок. Оскалившись, Гебориец продел обрубки в ремни рюкзака, который он носил раньше.
С легкостью поднявшись на ноги, он всего лишь один раз покачнулся, сделав свой первый шаг.
Баудин показывал дорогу. Фелисин шла по пятам громилы. «Бог попал в мир смертных – так чего же тут бояться? Да у него имеется невообразимая сила, а он прячется. И как только Геборийцу хватило сил выстоять во всех испытаниях? Скорее всего, он сам затеял всю эту заваруху. Подобная ситуация должна была сломать его и закрыть душу. Но вместо этого старик подчинился. Неужели стена его цинизма может противостоять подобной осаде в течение столь долгого времени? И что же он, наконец, сделал, чтобы потерять свои руки?»
Однако в душе Фелисин царила своя собственная неразбериха. Она до сих пор не отрицала возможность убийства среди их тройки, однако смутное чувство товарищества, оставшееся в девушке по отношению к своим компаньонам, не давало ей мыслить хладнокровно. Она хотела убежать от них, ощущая, что подобное общество неминуемо приведет либо к сумасшествию, либо к смерти, однако одновременно четко понимала, что в огромной степени зависит от этих мужчин.
Из-за спины послышался голос Геборийца.
– Мы приближаемся к побережью: я ощущаю запах воды. Уже близко. Когда мы достигнем берега, Фелисин, ты поймешь, что ничего не изменилось. Ты понимаешь, о чем я говорю?
На самом деле Фелисин почувствовала тысячу оттенков в словах старика, однако четко не поняла ни одного из них.
Подняв голову, Баудин вскрикнул от удивления.
Мысли Маппо Трелла перенесли его к востоку на расстояние почти восьмисот лиг: закаты, которые были два века назад, абсолютно не походили на настоящие. Трелл увидел самого себя, пересекающего широкую равнину, покрытую высокой травой. Кое-где растительность была примята и покрыта каким-то маслом; каждый шаг Маппо в высоком ботинке глубоко проваливался. Он прожил уже несколько веков, и все это время не прекращалась война, представляющая собой беспрестанные набеги – кровавые жертвоприношения богам. Маппо уже давно устал от этих игрищ для молодежи: если бы не счастливое стечение обстоятельств, его бы схватили и приковали к одиноко стоящему дереву много лет назад. Однако, с другой стороны, Трелл знал, какие муки можно терпеть, находясь под властью полного бездействия. Сейчас он достиг такого состояния, что любое странное, необычное происшествие вызывало огромный ужас. Однако, в отличие от своих братьев и сестер, Маппо не собирался терпеть подобное положение дел всю свою жизнь, поэтому сейчас ему было немного не по себе.
Треллу было совсем немного лет, когда он простился с торговым городом, служившим ему домом с самого рождения. Подобно множеству других юнцов, его захватила лихорадочная волна перемен: он ненавидел унылое бездеятельное существование своих городов, ему претила профессия купца, огромное количество которых торговало среди Треллов бхедеринами, козами, овцами, вспоминая порой свою боевую молодость в тавернах и барах. Маппо обожал странствия, поэтому добровольно с готовностью присоединился к одному из древних кланов, что жили в постоянных скитаниях.
Цепь его убеждений тянулась из далекого тысячелетнего прошлого, и это привело в конце концов Маппо к такому исходу, о котором он сначала даже и не догадывался.
Воспоминания оставались четкими, и в своих мыслях он вновь и вновь пересекал широкими шагами эту равнину. Вот стали видны руины города, в котором Трелл когда-то родился. С момента его разрушения прошел целый месяц. Тела пятнадцати тысяч убитых – тех, которые не были сожжены в яростном огне, – уже давно убрали с глаз долой охотники за падалью. Маппо вернулся к дому, однако его встретили только лишь выбеленные кости, обрывки одежды да потрескавшиеся от огня кирпичи.
Дряхлая старуха из клана, подобравшего Трелла, могла слышать истории костей умерших людей; она поведала то же самое, что Безымянный Герой предсказал еще много месяцев назад. Пока городские Треллы не познакомились со степными кланами, они считали друг друга кровными родственниками. И теперь у Маппо были другие задачи, нежели чем просто месть. Это слово большинство Треллов, которые подобно Маппо родились в сожженных ныне городах, старались не произносить. Нет, все представления о мести должны исчезнуть из головы того, кто стал избранным для совсем иной задачи. Таковы были слова Безымянного Героя, предвидевшего данный момент.
Маппо до сих пор не мог понять, почему же выбрали именно его. По своему собственному мнению, он абсолютно не отличался от остальных воинов. Месть была единственной жизненной целью, она стала важнее, чем еда и вода. Однако грядущий ритуал должен был очистить разум Маппо от всего, чем он раньше жил. «Ты превратишься в чистый лист бумаги, Маппо. Будущее заново перепишет и вылепит всю твою историю. То, что произошло с городом наших родственников, никогда более не случится, и причиной тому будешь именно ты. Понятно?»
Выражение страшной необходимости. Да, теперь все зависит именно от него. Маппо шел по заросшей главной улице родного города, покрытой буйным ковром сорняков и корней, среди которых кое-где поблескивали выбеленные солнцем человеческие кости.
Около рыночного круга он обнаружил Безымянного Героя, он ожидал его, стоя в центре площади; серая накидка трепетала на сильном ветру. Внезапно очередной порыв скинул капюшон, обнажив суровые черты лица. К своему удивлению, Трелл увидел, что они принадлежат женщине. Приблизившись, Маппо встретился с ее бледными глазами. Посох, который женщина крепко держала одной рукой, казалось, как-то незаметно извивался.
– Мы живем не годами, – прошептала вместо приветствия она.
– А столетиями, – закончил пароль Маппо.
– Добро! Теперь, воин, ты обязан научиться делать то же самое: старшие постановили именно так.
Трелл медленно огляделся вокруг, скосив взгляд на руины.
– Это больше похоже на армию налетчиков – такие следы свидетельствуют о том, что довольно значительные силы все же существуют к югу от Немила...
Усмешка женщины удивила Трелла своим неприкрытым презрением.
– Однажды он вернется к себе домой – точно так же, как это произошло сегодня с тобой. Но до того момента, Маппо, ты обязан сопровождать и следить...
– Но почему именно я, черт бы вас побрал! – в ответ женщина просто пожала плечами. – А если я просто откажусь? – продолжил он.
– Даже в этом случае, воин, понадобится немало терпения.
Она подняла посох, и этот жест привлек взгляд Маппо: вращающееся, изгибающееся дерево достигло Трелла, заполнив весь окружающий мир. Через мгновение он просто потерялся в его закрученном лабиринте...
– Странно, насколько никогда не виданные земли могут казаться такими знакомыми.
Маппо зажмурил глаза: знакомый мягкий голос вырвал его из давних переживаний. Трелл взглянул на Икариума и ответил:
– Еще более странным является тот факт, что человеческая мысль может путешествовать так быстро и так далеко, за мгновение возвращаясь обратно.
Ягут улыбнулся.
– Да, с такими рассуждениями ты сможешь обследовать целый мир.
– А ты, Икариум, покинуть его.
Серые глаза Ягута сузились, когда он скосился на поверхность пустыни, покрытую множеством одних лишь булыжников. Лучше было бы забраться на какую-нибудь вершину, чтобы осмотреть с нее ожидающую их дорогу.
